Тихая мелодия

– Ох, Майкл, прости меня. Я не знала. – Рука Дженни шевельнулась, будто хотела дотронуться до него. Плечо Майкла заныло в ожидании тепла ее пальцев, но нет, Дженни не позволила руке подняться. – Прости, – еще раз повторила она, и Майкл почти поверил в ее искреннее раскаяние. – Когда это случилось?

– Давно, – ответил он и выжал предельную скорость. Когда, наконец, они доедут до города? – Почти шесть лет назад.

Дженни смотрела на дорогу перед собой, но Майкл заметил, как она в недоумении морщит лоб.

– Так давно? – Казалось, она смутилась. – Ты был женат всего… всего…

– … четыре месяца, – договорил он. Если точно, четыре месяца, две недели, три дня и одиннадцать часов. Недолго. Недостаточно долго, чтобы привыкнуть пользоваться одной ванной и видеть платья Брук в своем шкафу. Даже полюбить Брук за такое короткое время он не успел.

– Так это произошло всего через несколько месяцев после, – она нервно сглотнула ком в горле, – после Кина?

Майкл едва кивнул в ответ. Как же тяжко это было – только-только преодолев кошмар вины перед Кином, снова провалиться в западню отчаяния после гибели Брук. Он и сам тогда чуть не решил проститься с жизнью.

– Плохой был год, – сказал он, надеясь, что голос звучит спокойно и не выдаст его чувств. Нельзя даже голосом показать, каково ему пришлось тогда. Никто на свете не знал, что он пережил в тот бесконечный месяц, в каком тумане блуждал.

Целый месяц, тридцать долгих дней и ночей – он не помнил их, они растворились в беспробудном тяжелом сне. Тридцать ночей кошмара, тоски и джина. В худшие часы он надеялся, что не выживет, – но нет, научился жить заново, возможно, именно потому, что никто не знал, как близко от смерти он был. И не узнает.

Наверное, все-таки что-то было не так в его голосе, и Дженни услышала это, потому что, повернувшись, он встретил ее напряженный пристальный взгляд.

– Я не понимала, как сильно ты любил Брук, – медленно произнесла она, – хотя знала… – Слова не шли с ее языка, но она откашлялась и мужественно продолжала: – Я знала, что… ну, секс был. Не такая уж я дурочка. Я знала, что ты… спал с ней. Но не предполагала, что ты любил ее.

Сердце Майкла готово было выскочить из груди, ладони моментально стали влажными. «Дженни, милая, – взмолился он про себя, – не надо, не спрашивай меня об этом».

Секс. Любовь. Простые слова, которые должны бы быть частицами единого целого, подчас оказываются разрозненными кусочками не решаемой головоломки. Два слова – две половинки стального капкана, а ты в него попался…

Майкл отвернулся и бездумно уставился на несущиеся мимо луга под безоблачным летним небом. Все мысли расплылись, как расплывалось многоцветье луга в глазах, и на размытом фоне осталось лишь несколько болевых точек. Брук. Дженни. Кин. И напоследок – Техас.

Техас… Все годы проживания на мглистых холмах Сиэтла он упрямо стремился сюда, в полуденный жар, домой. Он убедил себя в том, что когда-нибудь именно здесь, в поле среди желтых лютиков или в шорохе соснового бора, на него, наконец, снизойдет покой.

Покой? Он горько посмеялся над собственной наивностью. Может быть, когда-нибудь, но явно не сегодня.

Как во сне он, наконец, притормозил у здания «Кернико» в Хьюстоне. Ни он, ни Дженни не произнесли больше ни слова; Дженни, правда, пришлось нехотя выдавить из себя пару междометий, направляя Майкла к стоянке в огромном подземном гараже.

Она выскочила из машины, не успел он заглушить мотор, и, не оглядываясь, пошла к лифту. Она была сыта по горло его обществом.

Майкл не обиделся. Он привык идти сзади, в этом заключалась его работа, и ему проще было снести молчание Дженни, чем реагировать на ее вопросы. Она дала ему время справиться с воспоминаниями, он, наконец, успокоился и вздохнул с облегчением. Не нужно ему от нее ни покоя, ни жалости, он здесь не затем, чтобы ворошить прошлое.

Они вошли в лифт, старательно глядя перед собой, – чужие люди, случайно оказавшиеся в одной кабине. На третьем этаже Дженни вышла; он следовал за ней.

У стеклянных дверей с табличкой «Обучающие программы» Майкл услышал, как Дженни вздохнула с явным облегчением. Вчера вечером, когда Артур гордо рассказывал ему, что этот отдел возглавляет Дженни, Майкл не подозревал, о какой значительной части компьютерной империи Керни идет речь. В огромном зале стояло не меньше пятидесяти столов, вдоль стен располагались двери в десяток личных кабинетов.

– Мисс Керни, как хорошо, что вы пришли! – К Дженни подбежала пухленькая молодая женщина в очках, с ворохом телефонограмм. – Звонил мистер Фейт из «Баркер Энтерпрайзиз». Он говорит, что это прочесть не возможно, он вне себя! Ужас какой-то!

Майкл опять удивился: Дженни была на высоте. Она спокойно взяла бумаги у секретарши.

– Спасибо, Стефани. Я с ним свяжусь. Воображаю, как он вам надоел за это утро своими звонками. Наверняка его программисты сами что-то напутали, а мы все исправим в пять минут. – Она улыбнулась, одновременно сочувствуя и ободряя. – Нельзя ли чашечку кофе? Кофеин поможет мне быстрее развязаться с Фейтом.

– Будет сделано. – Стефани улыбнулась в ответ, довольная тем, что Дженни сняла с нее груз ответственности и теперь она может вернуться к своим прямым обязанностям. Кофе. Она поправила очки и вопросительно взглянула на Майкла. Дженни поняла без слов.

– Две чашки, – мягко поправилась она, но больше ничего не стала объяснять, и секретарша послушно пошла, варить кофе.

Между тем Дженни просмотрела бумаги, отправила одну из них в корзину, и Майкл невольно улыбнулся. Надо же, деловая женщина! Неужели это та самая Дженни, которая могла заливаться слезами оттого, что ее не пригласили танцевать?

Они пошли к кабинету Дженни, но по пути все время останавливались. У каждого было к ней свое дело: после отцовского инсульта она появлялась на работе только раз в неделю и, как понял Майкл, этого было явно недостаточно для подчиненных.

Нарушая инструкции Артура, Дженни никому не представила Майкла, хотя сотрудники и смотрели на него с нескрываемым любопытством, особенно женщины. Но если она хотела поставить его в неловкое положение, то, пожалуй, это ей не удалось. Он смотрел только на Дженни, пока они пробирались между столов к двери ее кабинета.

Дженни открыла дверь, стремительно прошла к большому письменному столу красного дерева и занялась лежащими на нем документами, не обращая на Майкла никакого внимания. Он остановился в дверях и огляделся. Очень уютно, ничего лишнего, но все по-женски продумано, вплоть до обивки изящного диванчика в углу. Дженни здесь чувствовала себя как дома.

Майклу вдруг стало ясно, как он ошибался. Он все еще помнил семнадцатилетнюю Дженни, а она за эти годы стала совсем другим человеком, и это значило, что он не очень серьезно отнесся к предстоящей работе. Он полагал, что сможет убедить Дженни довериться ему, а в крайнем случае выследит ее, когда она поедет к Клер. Он рассчитывал справиться за день-другой: Дженни слишком простодушна, чтобы уметь по-настоящему прятаться.

Вчера ночью, когда он удерживал Дженни у двери, он ясно почувствовал, что ее все еще тянет к нему, хотя, скорее всего, она даже себе самой в этом не признается.

Но именно здесь, в офисе Дженни, на ее рабочем месте, он понял, что недооценивал ее. Дженни уже не была ребенком, и если ее тело поддалось голосу инстинкта, то разум не дремал и не давал ей забыться.

Дженни с серьезным видом разбирала бумаги. Утренний свет лился из большого окна, и она была так хороша в этом свете… Почему-то Майклу становилось все больнее и больнее. Дженни превратилась в очаровательную и умную молодую женщину, а он тосковал по нескладной милой девочке, чувства которой так легко было понять.

– А сесть можно? – Не дожидаясь ответа, Майкл пододвинул к себе стул и устроился поудобнее, не обращая внимания на ее раздраженный взгляд.