Запретная страсть

От Дугласа, конечно, это не ускользнуло. С улыбочкой он по-собственнически запустил руку в ее волосы и привлек голову к своему плечу. И пока они стояли в такой псевдоинтимной позе, он протянул руку и медленным жестом, точно садист, задернул занавеску на окне.

Боже, как она его ненавидела тогда!

А завтра его похороны.

Внезапно от запаха мяса на тарелке она почувствовала тошноту. На лбу и верхней губе выступил пот, вилка тревожно стукнула по тарелке.

– Вот что, я лучше поем вместе с Джинни, – вдруг пришло ей в голову. Она была не в силах оставаться одна. Ей хотелось, чтобы рядом был кто-то, кто тоже любил Брэндона, пусть это даже маленькая девочка, замкнувшаяся в себе и затаившая боль и обиду.

На ее стук Джинни не ответила, и тогда, балансируя подносом на колене, Келси открыла дверь без разрешения. Сначала ей показалось, что в комнате никого нет, но, когда глаза привыкли к полумраку, она разглядела Джинни, съежившуюся на диванчике у окна.

– Я не сказала «входите», – безжизненно проговорила девочка, и у Келси защемило сердце. Дети не должны говорить подобным тоном. Они могут говорить капризно или сердито, но не вот так – убито, безразлично.

– Извини. Я подумала, что ты не слышишь.

Стараясь скрыть обеспокоенность, Келси держалась как ни в чем не бывало. Она нажала на выключатель локтем, и светильник залил комнату ярким желтым светом.

Джинни, по-видимому, очень долго просидела в темноте и поэтому болезненно сощурилась и закрыла глаза руками.

– Ой! Не надо света!

– Но в темноте не разглядишь, что у тебя на тарелке.

Джинни покосилась на свой поднос.

– Ну и что? Все равно я не ем.

– А я ем.

С этими словами Келси присела на ближайшее кресло и взяла в руки вилку. Она ела в полном молчании, делая вид, будто не замечает мрачных взглядов, которые бросает на нее Джинни. Маленькое тело девочки излучало напряжение, хотя она сидела неподвижно, как статуя.

– Вкусно! – Сочная телятина застревала в горле, но Келси не подавала виду. – Попробуй антрекот.

– Да не хочу я! – повысила голос Джинни.

– А ты попробуй, вкусно, – спокойно повторила Келси, не глядя на девочку. Она услышала, как сквозь апатию пробиваются эмоции, и это обнадеживало. Возможно, удастся все-таки установить контакт.

– Я же сказала, не хочу! – Джинни сдавила ладошками сиденье. Она готова была расплакаться. – Я же не просила, чтобы ты ужинала со мной. Почему ты пришла?

Слабенький голосок надломился и дал выход слезам. Они безудержно покатились по бледным щекам, а Джинни прижала кулачки к груди.

– И вообще, зачем ты сюда пришла? Я же тебя не просила. Ты мне не нужна.

Келси быстро поставила поднос и подсела к Джинни. Обняв продолжавшую рыдать девочку, она прижала ее к себе и начала утешать:

– Ничего, душечка, ничего, все будет хорошо. – Она прижалась щекой к мягким светлым волосам Джинни, так похожим на волосы Брэндона. – Я знаю, ты беспокоишься за него. Но он сильный! Ты только вспомни, какой он крепкий. Он обязательно поправится!

Вскоре скованное тело Джинни обмякло. Девочка уже не надрывалась от слез, лишь всхлипывала и сопела. И вдруг отпрянула, воспаленными от слез глазами враждебно посмотрев на Келси.

– Почему ты не сказала мне, что уезжаешь? Я забежала к тебе в спальню и увидела, что нет твоего маленького чемоданчика, а на туалетном столике больше не стоит моя фотография. – Она схватила Келси за руки и тряхнула их. – Вот как я узнала, что ты уехала. Это было так ужасно! – сказала она, подавляя рыдание. – Почему ты уехала?!

Несмотря на то что Келси отрепетировала еще в больнице, как ответить на подобные вопросы, чтобы не травмировать ребенка, все же, услышав горестные обвинения, не сразу нашлась что сказать.

– Прости меня, – проговорила она наконец. – Конечно, нельзя было так уезжать. Понимаешь, я решила, что не могу выйти за Дугласа, и сказала ему об этом по телефону. – Она взяла Джинни за руки, чтобы согреть ее пальцы. – Но твой брат очень рассердился и ответил, что немедленно выезжает, хочет поговорить со мной. Вот я и решила побыстрее уехать. А Брэндон предложил довезти меня до Сан-Франциско.

Джинни наклонила голову и нахмурила брови.

– Ты хочешь сказать, что удрала от Дугласа?

Келси кивнула.

– В общем, да. Я не очень храбро поступила, а?

– Ну… – Джинни смотрела на нее уже без укора. – Представляю, что ты чувствовала. С Дугласом трудно быть храброй. Он такой злой, особенно когда выходит из себя. – Уголок рта у нее дернулся в кривой улыбке. – Когда я была маленькая, я часто прятала от него свой школьный дневник.

Когда она была маленькая… Келси едва заметно улыбнулась и сжала руки девочки.

– Но я-то уже взрослая и, уж конечно, должна быть храбрее.

– Ну, не знаю, – промолвила Джинни. – Я видела столько взрослых, которые до смерти боялись Дугласа. Но если ты знала, что он злой, почему ты тогда вообще захотела выйти за него?

У Келси снова открылся рот, но слов не находилось. В самом деле, почему? Джинни слишком мала, чтобы узнать правду. Но нужно что-то ответить, даже если придется солгать.

– Я…

В этот момент зазвонил телефон – истинное избавление, ниспосланное небом. С извиняющимся видом улыбнувшись Джинни, Келси схватила трубку. Звонил доктор Джеймс.

– Я хотел сообщить вам, что Брэндона перевели из реанимационной, – непривычно приветливым голосом начал доктор. – Он пошел на поправку. Мы весьма обнадежены.

У Келси подогнулись колени, и она оперлась на стол, чтобы не упасть. Воистину избавление, ниспосланное небесами! Закрыв глаза, чтобы из них не брызнули слезы, она мысленно произнесла слова благодарственной молитвы.

– Мисс Уиттейкер! Вы слышите меня?

– Да, – с трудом ответила она, но совсем чужим голосом. – Да, я вас слышу.

– Прекрасно. Он в палате четыреста одиннадцать. Мы будем держать вас в курсе.

Она открыла глаза.

– Доктор, обождите! Можно мне поговорить с ним?

Наступило тягостное, физически ощутимое молчание, вдали слышались приглушенные звуки разговора, но слишком тихие, чтобы она смогла разобрать слова. И затем снова заговорил доктор Джеймс, но теперь уже в его голосе не осталось и следа приветливости, он был, как всегда, краток и сух:

– Мисс Уиттейкер, я сейчас в палате Брэндона. Он спрашивает, далеко ли его сестра. Ему хотелось бы поговорить с ней.

Келси пронзила острая боль. Отказ очевиден и груб. Разговаривать со мной он не хочет.

Она поборола эту боль ради Джинни. Разве я могу быть против? Джинни его сестра. Он нужен Джинни, ей нужно услышать слова утешения от единственного брата, который у нее остался. Но ведь и мне он нужен! Разве он этого не понимает?

– Мисс Уиттейкер! – В голосе доктора Джеймса зазвучало нетерпение.

Она протянула трубку девочке.

– Джинни, – сказала она изменившимся голосом, – это Брэндон, солнышко. Поговори с ним.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Ночью прошел дождь. Хотя утром пробилось солнце, земля еще пахла влагой и пружинила под ногами, когда похоронная процессия поднималась к склепу Траернов.

Слева от дорожки ветер перевернул венок из желтых роз, и ножки металлической подставки беспомощно уставились в небо. Проходя мимо, Келси подумала: должен же кто-нибудь ее поправить! Полные жизни лепестки покрылись коростой глины, и у валявшегося в грязи венка был жалкий вид.

Вывернутый наизнанку, замаранный венок напомнил ей, в каком положении оказалась семья Траерн.

Келси поежилась. Было ветрено и прохладно. Сначала ее удивило то, как много народу в такую скверную погоду решилось прийти на кладбище, чтобы попрощаться с человеком, которого, насколько ей было известно, никто не любил. Но скоро бросаемые на нее украдкой взгляды и перешептывания все объяснили. Это были не просто похороны: для некоторых обязанность, а для большинства – бесплатное развлечение.

– Правда, правда, – свистящим шепотом утверждал кто-то. – Ее не было в машине. Она была в машине Брэндона!