Берег нежности

В пятнадцать лет Жанет оказалась в колледже, и это был полный крах. Отец, который к тому моменту начал пить, уже не спрашивал у дочери, куда она хочет пойти учиться. Он сам выбрал для нее учебное заведение и отнес туда документы. Сколько Шарлотта и Жанет ни умоляли его отменить свое решение, сколько ни плакали, Билл оставался тверд. Жанет станет экономистом и точка. Тут образование дешевле, а бухгалтеры всегда и везде пригодятся.

— Вот если бы я знал, как вести эту дурацкую бухгалтерию, — говорил он, сощурив на дочери полупьяный взгляд, — я бы не разорился! А ты осталась бы в своей дурацкой школе! Но не судьба. Будешь экономистом. А что? Это хорошо. Выучишься, и мы снова откроем фирму!

Жанет тошнило от этих разговоров. Она никогда не понимала родителей. Не понимала долготерпения матери рядом с нелюбимым и подчас неприятным человеком. Не понимала и отца, для которого не было на свете ничего милее его автомобилей и рыбалки.

Но больше всего она не понимала себя: как у этих чужих друг другу людей, не только не любящих, но испытывающих открытую неприязнь друг к другу, озлобленных на мир, могла вырасти такая дочь, которая видит и жаждет совсем иной жизни? Многие из ее подруг по колледжу не поднимались в своих мечтах выше обычного желания выжить в большом городе, причем способы их «выживания» иногда вызывали мурашки по коже.

Жанет было страшно. Ей было больно и страшно, она чувствовала себя инородным предметом в этом потоке жизни. Эти законы не для нее. Эта жизнь не для нее. Не для ее ранимого, чувствительного сердца, не для ее глубокой и всепонимающей души.

Словно ее настоящие родители были вовсе не Билл и Шарлотта Хорнел, а чудесные эльфы из мира сказок. Они летели по небу и случайно обронили ее на грешную землю. И теперь она, в чьих жилах течет голубая эльфийская кровь, вынуждена жить тут, на грязной земле, вынуждена называть папой и мамой этих двух посторонних людей, которые то спасают ее, то сами же топят…

Была еще бабушка во Франции, которую Жанет видела всего дважды в жизни и которая за эти короткие встречи успела произвести на нее гораздо более приятное впечатление, чем каждый день производили отец и мать. Но бабушка жила далеко, и денег на путешествие к ней не было.

К матери у Жанет всегда было сложное чувство. Она любила мать, была к ней привязана, но… Глядя на эту уставшую от жизни, разочарованную и сломленную пятидесятилетнюю женщину, говорила себе: «Я никогда не буду такой! Господи, как угодно, только не так!»

Но в тот год у нее не было выбора, и Жанет приступила к учебе в колледже, переехав в общежитие. Она поклялась себе, что изменит свою жизнь, исправит все ошибки, не только свои, но и своих родителей. И тогда, может быть, случится чудо: она вернется в свою волшебную страну эльфов, из которой случайно попала на землю.

Жанет работала как проклятая, чтобы скопить денег на дальнейшее образование. Она рисовала на заказ днем, продавая рисунки за гроши, а по вечерам работала в пабе официанткой. Она падала от усталости и едва переползала от семестра к семестру, уже опасаясь за сохранность своего здоровья. Ей нужно было окончить этот чертов колледж, чтобы поступить в университет…

Почему она все не бросила и не уехала куда-нибудь? Уже потом, много лет спустя, вспоминая, через какой ад прошла, Жанет поняла: если бы она ушла из колледжа, ей пришлось бы вернуться в семью. Снимать квартиру было для нее недоступной роскошью, а в общежитии брали символическую плату…

— Только не домой! — твердила она как заклинание. — Я все перетерплю, только не домой!

Когда она изредка навещала родителей, отец любил повторять:

— Ничего! Вот выучится, откроем с ней свое дело! Я буду продавать, а она считать!

Жанет в ужасе убегала от этих разговоров, сославшись на занятость.

Так прошло три года. А в восемнадцать лет на горизонте Жанет забрезжило долгожданное солнце. Внеся необходимую сумму за обучение, она без всякого труда поступила на первый курс университета.

В тот же год умер отец, и мать, вдруг разом ожившая и даже помолодевшая, словно освободившаяся от тяжкого груза, собрала вещи и уехала во Францию.

И вот тогда…

И вот тогда жизнь хлынула на Жанет мощным разноцветным потоком. Были деньги, свобода, первая любовь и первые слезы, были первые выставки (настоящие, а не детские!), первые заработки…

Любила ли она за эти годы кого-то по-настоящему? Вряд ли. Жанет не могла похвастаться длинным списком любовных побед: отношения были длительными, а посему партнеры менялись нечасто. Но, окончив университет, поступив на работу в солидную студию дизайна, получив и отвергнув два предложения руки и сердца, Жанет все равно понимала, что любовь, настоящая любовь, о которой она читала в книжках, еще ни разу не посещала ее сердце.

Она твердо решила ждать. Ждать того самого главного, единственного, самого-самого. Девочка-эльф хотела дождаться своего эльфийского принца, который непременно заметит ее, когда полетит над грешной землей. Заметит и заберет обратно в сказочную страну…

И вот появился Ивель и сказал, что мечтает забрать ее в свою сказочную страну, страну, которую они собирались придумать вместе. Жанет задохнулась: вот оно!!!

Он, конечно, не был похож на эльфа: Ивель носил очки, и из-за этого у него был постоянно ускользающий взгляд, но лицо очень приятное, даже красивое, с правильными, немного мелковатыми чертами… Подумаешь, какой-то там взгляд! Жанет была счастлива!

Жанет была счастлива, а их первую совместную весну, сумасбродную и шалую, до сих пор вспоминала с замиранием сердца. Даже сейчас, шесть лет спустя, когда вопрос о разводе был практически решен. Иногда ей казалось, что только воспоминания об этой весне, до сих пор жившие в душе, удерживают ее возле мужа.

Ведь Ивель был первым, кто заставил ее сердце по-настоящему запеть.

Ивель был первым, кто вывез ее в Калифорнию. В Калифорнию! На океанское побережье, о котором девочка, выросшая в бедной семье, могла только мечтать.

Ивель был первым, рядом с кем она почувствовала себя по-настоящему защищенной от всех жизненных невзгод.

Это было новое, сильное чувство, которое поначалу ее просто ошеломило. Она — и под чьей-то защитой? Она — и под чьей-то заботой?

Шли дни, недели, месяцы, Ивель представил ее своим родителям, немного странным и замкнутым людям, а потом познакомил с братом — напротив, живым и, как показалось Жанет, очень наблюдательным подростком, который, увидев ее, сказал:

— О, Жанет, вы просто чудо! Мой брат, наверное, совсем спятил, если решил, что сможет украсить вашу жизнь. Он же рядом с вами — просто бледная тень.

Ох, вот тогда бы ей прислушаться! Но Жанет ничего не знала и знать не хотела. Она хотела только одного: быть всегда, всегда под защитой этого человека. Она добежала до своего финиша, сорвала ленточку и упала обессиленная, не в состоянии больше заботиться сама о себе. Теперь это — задача Ивеля.

Пошли разговоры о помолвке и свадьбе. Мать Ивеля попыталась было навести справки о семье невестки, и, вполне возможно, все расстроилось бы, узнай она правду, но… Как-то странно все сложилось, наверное, и правда эльфы вмешались. Однажды Анна — высокомерная и прямая, чрезмерно гордящаяся своим аристократическим происхождением, встретила в кафе свою старую подругу Марту. Подруга оказалась преподавательницей из той самой школы, где когда-то училась Жанет. Узнав, на ком собирается жениться Ивель, Марта принялась нахваливать бывшую ученицу, рассказала все, что видела и знала, и еще добавила от себя. Анна осталась довольна, особенно ей польстило то, что семья Жанет смогла оплачивать образование дочери в хорошей школе. О том, что девочка ушла из школы в пятнадцать лет от бедности, Марта разумно умолчала, надеясь, что и у Жанет хватит ума об этом не говорить. Зато она не пренебрегла дошедшими до нее слухами, что Жанет с отличием окончила университет.

Анна была почти в восторге. На тот момент для нее выбор сына был вполне оправдан, оставалось только вызвать из Франции мать Жанет и отпраздновать свадьбу. Но тут произошла одна странность: Жанет вдруг засомневалась, хочет ли она замуж. Это было настолько неожиданно, что ошеломило ее саму. Когда до свадьбы оставался всего месяц и уже было разослано полторы сотни приглашений, Жанет вдруг снова испугалась и сказала матери, что, кажется, не хочет выходить замуж.