Ритмы ночи

— Мне надо выбраться отсюда, — пробормотала Мэг, нервно запустив пятерню в волосы.

Она вспомнила, что накануне вымыла волосы специальным гелем. А теперь еще вспотела — волосы наверняка будут торчать, как у клоуна. Но ее это уже не волновало.

— Нет, подожди, тебе нельзя уходить…

— Мне надо выбраться отсюда! — Она распахнула дверь кабинки и размашистым шагом вышла из туалета.

Подруги благоразумно остались.

Дэниел видел, как Мэг вошла в женский туалет с подругами, и обратил внимание на ее вид, когда она вышла. Понял — она в смятении, произошло нечто невообразимое. По лицу Мэг всегда можно было читать, как по книге. Он направился к ней — спросить, что произошло, и, если надо, помочь. Она, будто прочитав его мысли, бросилась к нему и прыгнула, обвив его руками и ногами.

— Увези меня отсюда, Ковбой! — горячо прошептала ему в самое ухо.

— Да, мэм! — с великой готовностью он поднял ее на руки и, не оглядываясь, размеренным шагом направился к двери — на улицу, в летнюю теплую, ароматную ночь.

Глава вторая

— Я законченная неудачница! — объявила Мэг, лежа на походном спальном мешке в кузове машины Дэниела — новенького черного пикапа. Заложив руки за голову, она уставилась в небо, на звезды. — Самая настоящая неудачница.

Дэниел решил помолчать — пусть выговорится: он чувствовал, что ей это необходимо. А он лучше послушает.

Покинув кафе Даффи, они отыскали пикап Дэниела на стоянке и уже выезжали на дорогу, но тут им устроили засаду: Бруно, жестикулируя бутылкой текилы, принудил их остановиться. Бутылку он протянул Мэг.

— Лучшее лекарство от всех проблем! — Хитренько на них посмотрев, он поплелся обратно в кафе, тряся жирным брюхом.

Сейчас эта самая бутылка — правда, содержимое уменьшилось на несколько хороших глотков — стояла между ними. Дэниел лежал, растянувшись, подперев подбородок ладонью, и смотрел на Мэг. Он расстелил в кузове пикапа два спальных мешка — можно лежать, удобно развалившись, и смотреть на звезды: тент снят. Дэниел не думал о том, что будет дальше. Слушать Мэг он готов вечность; он и не рассчитывал, что останется наедине с ней.

— Неудачница! — опять пробормотала она и потянулась за бутылкой.

Дэниел незаметно отодвинул ее, чтобы Мэг не смогла достать, раньше она так не прикладывалась. Не думал он, что в Лос-Анджелесе у нее появились какие-то дурные привычки, просто, видно, перенервничала сегодня. Что-то у них там случилось, у подруг состоялся неприятный разговор в туалете. Он не пытался ни прикоснуться к ней, ни придвинуться: понимал — ей нужно выпустить пар, освободиться от чего-то. Ему дорога ее доверчивость, то, что она сейчас, не скрываясь, говорит ему о себе. Это не дурацкий треп в магазине, это искренне. Мэг всегда отличалась прямотой и на жизнь смотрела серьезно.

— Неудачница… — Смешно икнув, она закрыла глаза. — Эту неудачницу зовут Мэг.

— Зачем ты называешь себя неудачницей — ты ведь кое-что сделала: написала книгу, издала…

Она снова икнула, села и уткнулась головой ему в плечо.

— Скажи это моим издателям! — Она нервно рассмеялась. — Можешь им позвонить.

Дэниел бережно обнял ее. Ей плохо — это ясно. Надо выспросить ее обо всем.

— Что у вас там произошло?

— Где?

— Ну, сегодня. Ты веселилась, у тебя было хорошее настроение, и вдруг…

Она не ответила. Он чувствовал — колеблется.

— Мэг? Это «что-то» произошло в туалете?

— Ну да…

— Не хочешь мне рассказать?

— Неудобно как-то. — Она закрыла глаза и придвинулась к нему ближе. — Как хорошо!..

Он ощущал то же. Ему бы, конечно, больше хотелось, чтобы это их уединение не было подогрето текилой, и еще — он представлял ее у себя дома, на ранчо, много раз представлял, хотя знал, что этого никогда не случится.

— Они хорошие ребята. — Он махнул рукой куда-то в пространство, но ясно — имеет в виду ребят из школы.

— А-а-а… нет, это не то, что ты думаешь. Мне там было очень весело. Это все потому, что я не люблю, когда врут.

— Про что?

— Про то, что у меня такой успех.

Опять она о том же! Успех или неудача — Дэниел знал достаточно о прошлом Мэг, о ее матери: эта женщина до сих пор жива в ее сознании и все еще действует на нее. Но сегодня что-то другое тяготит Мэг. Как же ей помочь?

— Но у тебя и правда успех — прекрасная книга!

— Просто счастливая случайность — мне повезло, и все!

Несколько мгновений он размышлял, потом тоже сел, взял ее крепкими руками за плечи, отстранил от себя, посмотрел в глаза.

— Ты ведь знаешь, успех бывает разный. Одно дело — что люди думают о тебе. Другое — что ты сама о себе думаешь. Ты согласна?

Мэг только судорожно вздохнула. Они сидели, опершись спинами о заднюю стену кабины. Над ними простиралось бескрайнее звездное небо.

— Знаешь, я думала: продам одну книгу, и дальше все пойдет как по маслу, — заговорила она наконец. — А потом… потом все стало разваливаться.

Дэниел слушал ее не перебивая, затаив дыхание.

— Вернулась я сюда, — продолжала она, — и вижу: все одноклассники добились какого-то успеха в жизни. Женились, вышли замуж, родили детей, обзавелись домами. А у меня… ничего.

— А там тебя никто не ждет? — Ему не хотелось затрагивать личное, тем более, что Мэг так ранима. Но это ему нужно знать.

— Нет, никто не ждет. Ноль! Большой жирный ноль. И здесь тоже…

— Ты слишком… категорично все оцениваешь.

— Да нет. — Она повернулась к нему лицом. Какие синие у нее глаза… немного косят… она так близко, и эти глаза в лунном свете прекрасны, обворожительны! Машина стоит на берегу озера — они так часто переплывали его в юности. Вдали темнеют горы. Мириады звезд поблескивают в черном бархатном небе. Хорошее место он выбрал — тихое, вдали от шоссе. Не годится, чтобы кто-нибудь помешал их уединению, испортил бесценные мгновения. Может быть, в другой раз им доведется встретиться через годы, через десятки лет… И думать не хочется, что она уедет.

— А я тебе говорю — нельзя так строго, Мэг. — Он помолчал, тщательно подбирая слова — это было ему свойственно, он вообще не отличался многословием. — Кто знает, что ждет его в жизни? Женитьба не гарантирует счастья. Да и дети тоже. И даже самая потрясающая на свете работа. Счастье — более тонкая материя.

— Ты был счастлив, Дэниел? Я имею в виду в школе, в старших классах? Почему ты каждый день запрыгивал в автобус в три часа? Никогда не оставался поиграть в бейсбол, сделать газету?

— А не было выбора, Мэг. Я ведь старший, отец болел.

— И ты принес себя в жертву своим братьям, чтобы у них была нормальная жизнь? Чтобы делали, что хотят, проводили время, как хотят и чтобы их миновала судьба фермеров? — Она перешла на шепот. — И чтобы они могли уехать от матери?

Ответом ей было молчание — довольно долгое.

— Я был старше Алека, — молвил Дэниел наконец, видимо считая, что этим все сказано.

— Всего на год! — Ей будто хотелось побудить его к дальнейшей откровенности.

— Да, — еле слышно прошептал он, — я это сделал для них.

Мэг смотрела ему прямо в глаза.

— Я всегда хотела знать о тебе все, Ковбой! Много о тебе думала, когда мы учились в школе. Почему ты ушел так рано, чем занимаешься, о чем думаешь…

— Мэг…

— Что чувствуешь… Чего хочешь, в чем нуждаешься…

— Мэг, я не мог и…

— Когда писала о Мэттью — подсознательно стремилась узнать все это о тебе — через Мэттью.

Дэниел, как будто знал, что там, на тридцатой странице, она взяла часть его самого, кусок его сердца и облекла в слова. Это должно бы его взбесить, но ничего подобного нет. Сердиться на Мэг он не в силах.

— Я не могу выбросить тебя из головы! — прошептала она и тут же отвела взгляд, как будто осознав, что сказала слишком много.

Инстинкт подсказывал Дэниелу: даже если Мэг и не думает принадлежать ему навсегда — она хочет, по крайней мере не упустить короткого отрезка времени, когда они вместе. Но прежде чем он успел пошевелиться, она встала.