Не изменяй любви

Желание погладить руку Брайана улетучилось, когда она взглянула на свою собственную, все еще перебинтованную ладонь. Осколок стекла поранил безымянный палец настолько глубоко, что пришлось наложить швы. Лесли вспомнила, что никто так и не спросил, куда делось ее обручальное кольцо с бриллиантом в четыре карата, которое могло бы защитить палец.

— Пройдемте в дом? — странным, ненатуральным голосом продолжил Брайан, протирая очки. Он как-то отчужденно смотрел на нее своими близорукими глазами, и только тут Лесли спохватилась, что ему могли рассказать о случившемся? Скорее всего это была непристойная мешанина правды и выдумки. История и впрямь представляла благодатнейшую почву для самых буйных фантазий: кровь и амнезия, огонь и буря, пропавшее обручальное кольцо и смерть.

Однако даже смелая выдумка едва ли могла сравниться в своем безумии с тем, что произошло на самом деле.

Глубоко вздохнув, Лесли повернула ручку входной двери.

Проспав несколько часов, она проснулась уже в сумерках. Близилось время обеда. Через силу поднявшись, она пошла в ванную. Как бы там ни было, жизнь продолжалась, изменить ничего уже невозможно, да и не в характере Лесли было прятать голову в песок.

— Можно войти? — раздался за дверью нетерпеливый голос.

Лесли вздрогнула от неожиданности и осознала, что в дверь уже давно стучит Аннетт — экономка Винтеров, которая, по всей видимости, принесла поднос с обедом. Бросив быстрый взгляд в зеркало, она поспешила открыть.

— Боже мой, девочка! — воскликнула пожилая женщина, оглядев Лесли с ног до головы. — Ты похож на мокрый крыса, сунутый в воду.

Лесли не смогла сдержать улыбку. Аннетт приехала в Калифорнию из Бельгии тридцать лет назад и хотя вполне успела американизироваться, в напряженные моменты намеренно говорила по-английски неправильно, чтобы комический эффект разрядил обстановку. А моменты такие в доме Винтеров возникали то и дело.

Не переставая улыбаться, она взяла у экономки поднос, от которого исходил весьма аппетитный запах, и, поблагодарив, спросила:

— Миранда дома? Когда я приехала, она играла во дворе с Ареттой Эймс. Мне бы хотелось с ней поговорить. Не думала, что просплю так долго.

— Она в своей комнате, — ответила Аннетт и принялась застилать ее кровать. — Я принесла ей обед, но сомневаюсь, что она станет есть. Уж очень она расстроена из-за брата, бедняжка.

Сердце Лесли болезненно сжалось — двенадцатилетняя Миранда была единственным верным и преданным союзником во всем доме, а в ту ужасную ночь Лесли сбежала, даже не попрощавшись с девочкой.

— Она обо мне не спрашивала?

Сочувственно глядя Лесли в глаза, экономка отрицательно покачала головой.

— Нет. Она потрясена случившимся и ни с кем не разговаривает. — Поправив последнюю складку на покрывале, Аннетт продолжала: — Больше всего она беспокоится о Даниэле. Смерть мистера Симона, конечно, тоже была тяжелым ударом, но он был намного ее старше и вечно был занят делами компании. Они никогда не были особенно близки. А вот мистер Даниэль… Она просто светится при одном упоминании о нем.

Лесли отвернулась, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы.

— Я знаю, Аннетт, — сказала она. — Представляете, он учил ее играть в футбол…

Странно было вспомнить об этом именно сейчас, но Лесли чувствовала, что никогда не сможет забыть то солнечное утро — неужели это действительно было всего неделю назад? — когда она, стоя у окна в кабинете Симона, смотрела, как на безукоризненно ухоженной лужайке перед домом Даниэль и Миранда бегали за мячом, натыкались друг на друга, падали, весело хохотали… Картина эта была ярким воплощением чистой, преданной любви и счастья. У Лесли возникло ощущение, будто она тайком подглядывает в запретный для нее Эдем, но глаз отвести была не в силах.

Симон, конечно, заметил это. Улыбнувшись недобро, он властным, хозяйским жестом погрузил руку в ее волосы и прижал голову Лесли к своему плечу. И пока они так стояли — смехотворная пародия на настоящую близость, — Симон протянул свободную руку и медленно, с каким-то садистским наслаждением задвинул гардины.

Боже, как же она его ненавидела!

А завтра — его похороны.

Запах мяса, исходивший от тарелки, неожиданно вызвал приступ тошноты. Лесли со стуком отложила вилку и после секундного колебания решила пойти пообедать в комнату Миранды. Ей необходимо было побыть с кем-то, кто любит Даниэля. Пусть даже этот кто-то — всего лишь маленькая девочка, в одиночестве переживающая постигшее ее горе.

Миранда не отвечала на стук, и Лесли, удерживая поднос одной рукой, открыла дверь сама. Сначала ей даже показалось, что комната пуста, но, когда глаза привыкли к полумраку, она разглядела девочку — обхватив руками коленки, та сидела на подоконнике.

— Я не разрешала входить. — Голос Миранды был лишен всяких интонаций. Маленькие дети так не говорят. Они могут кричать, сердиться, но не умеют говорить таким пугающе спокойным, безжизненным голосом.

— Извини, я думала, ты просто не слышишь, — бодро ответила Лесли, за деланной непринужденностью пытаясь скрыть свою растерянность. Дотянувшись локтем до выключателя, она зажгла свет.

Миранда, видимо долгое время сидевшая в темноте, болезненно замигала и прикрыла глаза ладонью.

— Ой! — вскрикнула она. — Выключи!

— Но в темноте ты не сможешь есть.

— Ну и что? Я не хочу есть.

— А я, пожалуй, поем.

Устроившись в ближайшем кресле, Лесли взяла в руку вилку. Она ела спокойно, не разговаривая, игнорируя враждебные взгляды Миранды. Та сидела неподвижно, как статуя, однако Лесли почти физически ощущала напряжение, волнами расходившееся от ее маленького тела.

Несмотря на то что великолепно приготовленная баранина у нее самой застревала в горле, Лесли с энтузиазмом сказала:

— Очень вкусно, попробуй!

— Я не хо-чу есть, — отчеканила Миранда.

— Но ты хотя бы попробуй, — настаивала Лесли. В голосе девочки появилось раздражение, в данной ситуации это было хорошим знаком.

— Я же сказала: не хочу! — крикнула Миранда, вскакивая на ноги. Казалось, еще секунда, и она разрыдается. — Я тебя не звала! Зачем ты пришла? — Из ее глаз побежали слезы, но, не замечая их, она продолжала: — Зачем ты вообще вернулась после всего? Ты здесь не нужна!

Быстро отставив в сторону поднос, Лесли подбежала к ней и крепко обняла.

— Милая, успокойся. — Она прижалась щекой к светлым волосам девочки, которые были так похожи на волосы Даниэля. — Я знаю, что ты очень переживаешь за брата. Но он сильный, тебе же это лучше всех известно. С ним все будет в порядке.

На какое-то время этого оказалось достаточно. Лесли почувствовала, как девочка обмякла в ее руках и вдруг расплакалась, по-детски, навзрыд, содрагаясь всем телом.

Немного успокоившись, Миранда отстранилась от Лесли и, глядя на нее покрасневшими от слез, смертельно уставшими от пережитого глазами, мрачно буркнула:

— Дело не только в Даниэле. Почему ты не предупредила, что уезжаешь? Я зашла в твою комнату и увидела, что твой чемодан исчез. Моей фотографии, которая стояла у тебя на столе, тоже не было. — Схватив Лесли за руку, она с силой ее встряхнула. — Вот как я узнала, что ты уехала. Почему ты сбежала?

Минуту Лесли молчала. В больнице она много думала, как и что можно рассказать девочке о случившемся, подбирая слова, даже репетировала вполголоса, но сейчас, глядя на ее измученное личико, в полные обиды и упрека глаза, она забыла все заранее приготовленные фразы.

— Мне очень жаль, — выдавила она наконец. — Я не должна была уезжать, ничего тебе не сказав. — Она нежно погладила руку девочки. — Понимаешь, я решила, что не могу выйти замуж за Симона. Я сообщила ему об этом по телефону. Но твой брат очень рассердился и сказал, что приедет, чтобы поговорить со мной. Я хотела уехать как можно быстрее, и Даниэль согласился отвезти меня в Сан-Диего.

Миранда наклонила голову, брови ее удивленно приподнялись.