Медленно, но верно

Хелен в полной растерянности продолжала пристально смотреть на нее, и Никки больше не смогла сдерживаться. Она начала так хохотать, что Хелен запустила в нее первой попавшейся под руку подушкой, лежавшей на диване. Никки увернулась и рассмеялась еще громче.

«Поверить не могу, что ты могла так меня развести!» В голосе Хелен на равных мешались смущение и досада.

«Поверить не могу, что ты мне это позволила! – Отдышавшись, ответила Никки. – Хотя я б с удовольствием послушала, что бы он сказал, если бы я позвонила ему и предложила работу, которая заключается в восстановлении твоего сада».

«Ты этого не сделаешь», – ответила Хелен таким не терпящим возражений тоном, что Никки снова рассмеялась. Упрямо выдвинутый подбородок Хелен задрожал, и будучи неуверенной в том, от смеха это или от злости, Никки предпочла сменить тему.

«Ну, раз уж у тебя нет его номера, то, может, есть хотя бы перчатки?»

«Какие перчатки?»

«Перчатки, которые я могу испачкать. Рабочие или садовые будут лучше всего, но и просто старые тоже сгодятся. Я хочу прибрать в сарае, пока не стемнело».

Хелен громко вздохнула и задумалась. «Как помнится, я покупала Шону садовые перчатки на Рождество, но не помню, чтобы сдавала их обратно в магазин после того, как мы разошлись. Куда-то же я должна была их засунуть».

«Куда?»

Хелен метнула на нее короткий взгляд. «Я думаю».

«Окей». Никки прислонилась к косяку и, скрестив руки на груди, терпеливо ждала. Одна из вещей, которым она научилась в тюрьме, было умение ждать. Потому что там лучше всего понимаешь, что ничего не происходит быстро и просто. Уж чего там у всех хватало, так это времени.

После пары минут сосредоточенных размышлений лицо Хелен торжествующе просветлело, и она указала на спальню. «Посмотри в говноящике. Комод, левый нижний».

Никки едва сдержалась, чтобы не закатывать глаза. Видимо, у Хелен было по говноящику в каждой комнате. На кухне – в дальнем конце стола под кружками, в гостиной – в столе напротив дивана. И, как оказалось, еще и в спальне – в комоде, стоявшем напротив кровати.

«Спасибо».

Она зашла в спальню присела и вытащила нижний ящик комода. Это удалось с трудом, потому что он был невероятно тяжелым из-за заполнявшей его кучи разных предметов. Покачивая головой, Никки перебирала содержимое, которое включало в себя огарки свеч, давно вышедшую из моды бижутерию, заколки, пустые коробочки от компакт-дисков и, конечно же, чуть не тонну недоиспользованных ручек и карандашей. Никки раньше еще не встречала никого кроме Хелен, кто при таком количестве сваленных в одну кучу письменных принадлежностей, вечно не мог найти ручку, когда она была нужна.

На самом дне обнаружилась пара отличных новых садовых перчаток. Улыбаясь, она вытащила их наружу и собиралась задвинуть ящик обратно, когда ее взгляд зацепился за белый прямоугольник, сильно напоминавший конверт. Она не понимала, почему он отозвался чем-то знакомым в ее душе, пока, нахмурившись, не отцепила его от задней стенки ящика.

Ее дыхание сбилось, когда Никки увидела на конверте свой собственный почерк. Она прислонилась к спинке кровати, вскрыла его и извлекла содержимое. Когда она поняла, что это, ее руки начали дрожать. Это было письмо, которое она написала Хелен в тюрьме, изливая душу в попытке изложить то, что невозможно было сказать в холодных стенах Ларкхолла. На глаза наворачивались слезы, когда она читала фразы, казавшиеся такими искренними в то время. Сейчас же они были не более чем бессвязными словами отчаяния человека, запертого вдали от любимой женщины. Каждое слово было наполнено душераздирающим одиночеством.

«Ты нашла их?» Хелен внезапно появилась в дверях и с любопытством посмотрела на сидящую на полу Никки. Ее взгляд остановился на листке бумаги, сжатом в пальцах ее любовницы. «Что это?»

«Письмо, которое я написала тебе в тюрьме». Никки почувствовала, как ее сердце сжалось в маленький комочек.

Лицо Хелен застыло в крайнем удивлении. «Где ты его нашла?»

Никки резко скомкала письмо и швырнула его во все еще открытый ящик. «Там, где ему, по видимому, самое место», – с издевкой сказала она и, схватив перчатки, вскочила на ноги. Протискиваясь мимо Хелен, Никки осознала, что даже не может посмотреть на нее, настолько сильными были боль и обида в ее груди.

«В говноящике, со всеми остальными вещами, которые ты называешь хламом».

4.

Хелен ошеломленно проследила взглядом за Никки, вылетевшей через заднюю дверь и посмотрела на комок бумаги, который так и остался лежать в открытом ящике. Она медленно пересекла спальню и, наклонившись, достала скомканный лист, который заботливо расправила, стараясь не повредить бумагу.

Господи, сколько сил она приложила к поискам этого письма, когда оно потерялось. Она прошерстила сверху донизу верхний ящик, в котором хранила его вместе с дорогими ее сердцу вещами, в числе которых были фотографии ее матери. Когда письмо исчезло, она перерыла всю спальню в тщетных попытках найти его. Ей и в голову не пришло поискать его в нижнем ящике, хотя даже отодвигала комод, в надежде, что письмо могло завалиться туда, когда открывала верхний. Теперь она поняла, что каким-то образом конверт зацепился за крышку и соскользнул вниз, где и остался лежать в куче хлама.

Переводя дух, она перечитала слова, каждое из которых помнила наизусть и хранила в своем сердце. Это письмо, которое написала ей Никки, выражая любовь и преданность, очень много для нее значило. Оно согревало ее долгими ночами, когда она была здесь одна и вспоминала о своей возлюбленной, закрытой в жестоком мире Ларкхолла.

И Никки теперь думает, что она выбросила его в говноящик? Первыми эмоциями Хелен были гнев и боль оттого, что любимая женщина может так плохо о ней думать. Затем она вспомнила выражение лица Никки в тот момент, когда она вошла, и осознала, насколько убийственным было для нее найти конверт там. Возможно, Никки подумала, что Хелен бросила письмо в говноящик, когда начала встречаться с Томасом.

«Вот дерьмо!»

Подняв с пола конверт, она аккуратно положила в него помятый лист. Открыв верхний ящик, она положила письмо под деревянную коробку, в которой хранились вещи, напоминавшие ей о матери. Она должна была с самого начала хранить его там, с сожалением подумала Хелен. Но, с другой стороны, она привыкла часто доставать и перечитывать его, так что когда конверт лежал сверху, до него проще было дотянуться.

Подавив вздох, Хелен отправилась на поиски Никки и обнаружила ее в сарае. Никки в бешенстве вышвыривала оттуда все, до чего могла дотянуться. В дверь вылетали и падали на лужайку лопата, грабли, пара мотыг со сломанными ручками и несколько разбитых горшков – все, что оставил после себя Шон, бывший жених Хелен.

«Никки». Она благоразумно отошла и на место, где она только что стояла, приземлился старый гамак. Она глубоко вдохнула. «Никки!»

Никки появилась в дверном проеме, сверкая темными глазами. «Что?»

Хелен задумалась о том, что хотела сказать и как это лучше сделать. Главное – не усложнять, решила она.

«Я потеряла его несколько месяцев назад, – сказала она настолько спокойно, насколько только смогла. – Я хранила письмо в верхнем ящике, и оно, должно быть, просто соскользнуло. Я чуть с ума не сошла, пока искала его».

Никки презрительно посмотрела на нее. «Да какая собственно разница, в каком ящике оно лежало?»

Хелен прикусила язык. Боже, временами Никки выводила ее из себя так, что хотелось кричать. Она не припоминала никого, кроме нее, кто мог бы одним взглядом или словом привести ее в бешенство.

«Может, ты тогда просто посмотришь, что хранится в верхнем ящике, где лежало и письмо, прежде чем потерялось, – твердо сказала она, с феноменальным усилием сдерживая свой темперамент. – Я собираюсь пройтись».

Разъяренная до предела, она проскочила заднюю дверь и вылетела из дома, остановившись лишь на миг, чтобы схватить ключи и пиджак. Со скоростью молнии Хелен миновала входную лесенку и оказалась на тротуаре. Она даже не задумывалась, куда идет. Выбрав случайное направление, она уставилась в асфальт и зашагала, вкладывая всю агрессию и злость в движение. Чем дольше он шла, тем больше остывала, пока, наконец, не поняла, что это было всего лишь недоразумение, которое становится чем-то большим, когда в нем замешаны два человека с сильным характером. И, вероятнее всего, это будет продолжаться, пока их чувства друг к другу так сильны. Она напомнила себе, что Никки все еще приспосабливается к внешнему миру, и что тюрьма влияет на бывших заключенных еще долгое время после освобождения. Ее подруга, Клэр Уолкер, советовала ей быть терпимее в течение этого времени, и ей нужно было применять этот совет на практике во всех возможных ситуациях.