На рассвете любви

Помогая Дженнифер накрыть на стол и снуя между ним и старомодным буфетом, слыша смех и оживленный разговор в большой комнате, Виктория думала, что просто невероятно, каким разным может быть этот человек.

Вот сейчас он смеялся, категорически отказывая Джеффри в его просьбе, затем, повернувшись к Питеру, ответил на какой-то вопрос.

Он не производил впечатление бедного человека, как о том говорила Дженнифер. В нем чувствовалась самоуверенность, граничащая с высокомерием, которую она уже имела возможность испытать на себе, хотя одет он был, как она заметила, отнюдь не по последней парижской моде. На нем было нечто вроде традиционной одежды для людей его возраста и положения: узкие джинсы и клетчатая рубашка, рукава которой были закатаны выше локтя и обнажали загорелые мускулистые руки.

Подали ужин, разговор зашел о местных жителях, об их проблемах, но не было сказано ни слова ни о его поездке куда-либо, ни об инциденте, произошедшем однажды ночью на пустынном полустанке.

Чуть позже, когда Дженнифер позвала ее, Виктория встала, чтобы передавать чашки с чаем сидящим за столом. И в это мгновение произошло нечто совершенно изменившее для нее весь этот вечер. Когда она наклонилась, чтобы осторожно поставить перед ним чашку, он неожиданно поднял голову и посмотрел на нее. На миг их взгляды встретились, и в ту же секунду чашка чуть не выскользнула у нее из рук. В глубине его ярко-синих, почти васильковых глаз мелькнуло выражение, смысл которого она не смогла разгадать, мелькнуло и также неожиданно исчезло, а он все свое внимание обратил на хрустящий яблочный пирог, который подала ему Дженнифер.

Вернувшись на свое место, Виктория с трудом оторвала свою чашку от стола. Она сидела, держа ее перед собой, не обращая внимания на пирог. Что же произошло? Ей доводилось не раз ловить на себе восхищенные взгляды, однако она со смехом проходила мимо. У нее были поклонники, но она отвергала их, не задумываясь. Это была обыкновенная, привлекательная девушка на пороге своего совершеннолетия. Но ни один из ее друзей не заставлял ее сердце биться столь сильно.

Она со злостью одернула себя, ведь обладатель этих глаз не проявил к ней ни малейшего интереса? Даже не показал, хоть намеком, что они уже встречались.

Значит, и она сделает вид, что тоже не знает его, и подумала, что поступает правильно, решив уехать отсюда как можно скорее.

Поставив чашку на стол и почувствовав, что у нее совершенно пропал аппетит, она отодвинула тарелку с десертом. Из-под опущенных век она все же заметила, как Скотт незаметно посмотрел на большие стенные часы и затем встал из-за стола. Подняв руку в прощальном приветствии, он удалился. Питер вышел проводить его.

Виктория слышала, как они, смеясь, спускались по ступеням, и шаги их гулко раздавались на пустой веранде. Еще один громкий возглас, смех, а затем постепенно затихающий стук копыт. Ей показалось, что скакали две лошади, однако когда Питер вернулся, она решила, что ошиблась.

— Что ты о нем думаешь, Виктория? — спросила ее миссис Лис.

— Что я могу думать о человеке, с которым обменялась лишь парой слов? Ничего не думаю, — она лгала без всякого смущения.

Хозяйка дома вздохнула и стала машинально передвигать по столу серебряные ножи и вилки.

— Когда-то это был его второй дом, — сказала она, — а потом, когда ему исполнилось семнадцать, он покинул Намангиллу из-за своей мачехи. Годы отсутствия сильно изменили его. Похоже, что он ведет гораздо более светскую жизнь, чем возможно в этих местах. Я бы очень хотела, чтобы он женился и остепенился.

— По-моему, этого желают все матери и старшие вообще, — с иронией произнесла Виктория, думая о собственной матери, а затем спросила о том, что ее заинтересовало:

— Почему он уехал из-за мачехи? — однако она постаралась не выдать своего жгучего любопытства.

— О, Вивиан ненавидела здешнюю жизнь. Она считала ее примитивной до невозможности, и когда Эдвард, отец Скотта, заболел, она увезла его в город. Затем начала буквально распродавать Намангиллу, что возмутило всю округу.

— Но почему? Если имение принадлежало отцу Скотта, а эта Вивиан была его женой, кто же мог запретить ей делать с фермой что угодно?

— Нет, Виктория. Это не так. Все гораздо сложнее. И боюсь, что именно поведение его мачехи породило у Скотта определенное отношение к женщинам ее типа.

«Того же типа, к каким он причисляет меня», — догадалась Виктория.

— Мне это совершенно непонятно, мама. Ведь он любую женщину может обвести вокруг пальца, — вмешалась в разговор Дженнифер. — И уж ему не приходится долго уговаривать — он всегда получает то, что хочет. Ты должна это знать, как и то, что он не любит никого и ничего, кроме Намангиллы.

— Ну, еще Шада, — добавил Джеффри.

— Ну да, конечно, и Шада, — вмешался в разговор Питер, который допивал уже вторую чашку чая. — Он ждал нас, когда мы вышли.

— Правда? — спросила миссис Лис. — А я не слышала, как он подъехал.

— Да, ладно, тетя! Вы прекрасно знаете, что не услышите Шада, если он сам этого не захочет. — В голосе Питера слышалась насмешка.

— Почему он не вошел вместе со Скоттом, Питер? — спросила Дженнифер. — Он обычно садится с нами за стол, если это делает Скотт.

— Откуда мне знать? Я не женщина, чтобы задавать праздные вопросы.

— Но, куда же они отправились в такое время? — опять спросила миссис Лис.

— Ну, тетя! — В голосе Питера сквозило удивление. — Куда может поехать Скотт, как не к какой-нибудь женщине? В приглашениях у него недостатка нет.

— Вот видишь, мама, ты должна радоваться, что я не собираюсь ни за кем охотиться здесь. Я знаю, чего хочу и кого хочу! — И Дженнифер с вызовом взглянула на Питера.

И впервые за все время Виктория уловила в обычно спокойном добродушном голосе человека, сидевшего перед ней на табурете, нотки недовольства.

— А знаешь, я согласен с твоей матерью, Джен. Тебе надо лучше познакомиться с жизнью, больше общаться с людьми…

— Чепуха, Питер! Я не такая способная, чтобы продолжать образование, и мама прекрасно это знает. Но я умею ездить верхом, обращаться со скотом и управлять фермой, ну, практически умею. Я также смогу вести домашнее хозяйство, если все будет так, как мне хочется.

Питер лишь неодобрительно покачал головой.

Неожиданно Виктория почувствовала, что стены как бы падают на нее. Она была в пути три дня, а теперь еще встреча с этим человеком совершенно выбила ее из колеи. Ее совершенно не волновали проблемы Дженнифер, она ужасно хотела спать.

— Вы не возражаете, если я пойду к себе, миссис Лис? Я немного устала. — И она вышла из ярко освещенной кухни в темный коридор.

Войдя в свою комнату, она включила аккумуляторную лампу на тумбочке, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной.

Виктория не думала ни о впервые встреченных ею обитателях этого дома, ни о собственной семье. Она вся была во власти того потрясения, которое испытала, встретив взгляд Скотта, взгляд глаз такой густой синевы, что, казалось, в их глубине таилась бесконечность.

Покачав головой и ощутив затылком твердое дерево, она решила, что забудет обо всем, что было сегодня вечером. Сейчас она примет горячий душ, а потом ляжет в постель и накроется одеялом с головой.

Стоя под горячими струями воды в ванной комнате, она постаралась расслабиться. Затем надела короткую ночную сорочку, взяла щетку для волос и вышла на веранду. Облокотившись о перила, она машинально расчесывала волосы, глядя в ночь. Звезды сверкали, как алмазы, и казались гораздо ярче, чем на юге. Было необыкновенно тихо. Ни одного привычного ей звука. С реки дул свежий ветер, прохладный, напоенный эвкалиптовым ароматом.

Уже в постели, уткнувшись лицом в подушку, она закрыла глаза и снова увидела перед собой синеву глаз этого человека. Она беспокойно заворочалась, словно отгоняя наваждение. «Завтра. Я буду думать об этом завтра, а сейчас спать». Усталость и волнения взяли свое, и она забылась крепким сном.