Прежде чем вернется прошлое

Он не ожидал, что упадок ранчо так сильно заденет его. Боже, сколько лет прошло с тех пор, как он был здесь последний раз! Купер всегда полагал, что ничего не почувствует, снова оказавшись на ранчо. В конце концов, оно всегда было детищем Кеннета, а не его. Их отец позаботился об этом. Вильям Данн никогда не скрывал, что считает старшего сына более способным фермером, чем младшего. Именно поэтому Купер так старался преуспеть на родео. Он никогда не чувствовал привязанности к ранчо.

Подняв воротник дубленки, Купер тронул своего серого коня в сторону дома. Дым, поваливший из старой трубы, подсказал ему, что Эмили только что разожгла огонь.

Неосознанно Купер коснулся кончиками пальцев своей щеки, еще помнившей пощечину. Он улыбнулся. В конце концов Эмили осталась Эмили, и он мог только гадать, как она отреагирует, когда он сообщит ей о своих планах.

Полчаса спустя Купер увидел ее в гостиной около камина. Она сидела в старом дубовом кресле-качалке с высокой спинкой и закругленными подлокотниками, когда-то принадлежавшем Лауре Данн. Хоть он и не знал свою мать, друзья дома говорили, что кресло было ее любимым. Почему-то стало приятно, что Эмили сидит в нем.

— Снегопад усиливается, — сообщил он, приближаясь к камину.

Оторвав взгляд от голубых джинсов, на которые ставила заплатки, Эмили принялась наблюдать, как он снимает дубленку. На его одежде еще не успели растаять хлопья снега. Нос и щеки Купера покраснели на холодном ветру.

— Только конец октября, — заметила она. — Надеюсь, сегодняшняя метель не хочет нас предупредить, что зима будет такой же снежной.

Устроившись в мягком кресле неподалеку от Эмили, он оглядел комнату. Если не обращать внимания на обшарпанную обстановку, то в остальном мало что изменилось. Потолок низкий, перекрыт балками из темного дуба, стены обмазаны белой штукатуркой, а пол покрыт испанской плиткой. Дом построен в типичном стиле гасиенды. В свои лучшие годы здание считалось образцовой постройкой. Сейчас же оно нуждалось в большом ремонте.

— Я заметил, в сарае очень мало сена. Это все, что заготовлено на зиму?

Она кивнула.

— Да. Кеннет не потрудился посеять люцерну.

Купер нахмурился.

— Чем же он собирался кормить скот этой зимой?

Эмили пожала плечами и положила рукоделие на пол перед качалкой.

— Когда кончатся наши запасы, он собирался купить необходимое количество у отца. Так обошлось бы дешевле. Тем более, что отец предоставил бы нам большую скидку.

— Это не похоже на Кеннета.

Эмили невесело улыбнулась.

— Нет, не похоже на того Кеннета, которого ты знал!

— Сколько я себя помню, здесь всегда выращивали свою люцерну.

Эмили перевела взгляд на огонь.

— У нас сломался трактор. Кеннет посчитал затраты на его починку и решил, что выгоднее его вообще не чинить.

Сев на краешек кресла, Купер наклонился к ней.

— Эмили, хочу сказать тебе честно: ранчо превратилось черт знает во что! Что здесь произошло?

Встав с качалки, Эмили повернулась спиной к камину.

— Ты пробыл здесь всего несколько часов и уже хочешь в нескольких словах услышать о том, что произошло с ранчо, — проговорила она сухо.

Купер смерил Эмили цепким взглядом серых глаз. Она была высокой женщиной, не прибавившей за эти годы ни одного лишнего килограмма. Более того, она казалась еще тоньше. Ее стройную фигуру не портили даже мешковатые джинсы и толстый вязаный свитер.

— В течение десяти лет ты ни разу не поинтересовался состоянием ранчо, — продолжила она. — Тебе не кажется, что твое участие несколько запоздало?

— После смерти отца «Алмазное» всегда находилось в руках Кеннета, — тихо сказал Купер. — Мой брат никогда не довел бы хозяйство до такого состояния без какой-то серьезной причины.

Воздев глаза к потолку, Эмили тяжело вздохнула.

— Купер, ранчо приходило в упадок постепенно, год за годом. Кеннет терял к нему интерес. Начали появляться различные проблемы: сломанная техника, больной скот, плохая погода. Список можно продолжать до бесконечности. Падение цен на скот окончательно разорило ранчо.

Его брови взметнулись вверх.

— Ранчо разорено?

Очевидно, такому человеку, как Купер, трудно себе это и представить. Эмили знала, что Купер Данн заработал кучу денег за последние десять лет. Он стал чемпионом, знаменитостью в мире родео.

— Хорошо, я сформулирую по-другому: ранчо не приносит доход.

— Сколько у вас сейчас скота? — спросил он.

— Сто пятьдесят голов. — Количество было столь ничтожным, что она с таким же успехом могла сказать, что у них вообще его нет. — Знаю, это звучит и выглядит ужасно, но когда начинается полоса неудач…

— Тогда ты поднимаешься и борешься дальше, — с жаром перебил он ее. — Но ты не теряешь интерес и, уж конечно, не начинаешь пить!

— Я ничего этого не делала, — парировала она, — и не собираюсь.

А вот Кеннет…

Встав с кресла, Купер подошел к ней. Почти касаясь ее плеча, он заглянул в глаза цвета небесной лазури и понял, что ничего не забыл об этой женщине. Ее кожу светло-медового оттенка, ее дерзкий маленький носик, изгиб полных губ. Губ, которые он мог целовать, как только ему захочется. А хотелось ему часто. К его ужасу, ему и сейчас хотелось.

— Я собирался уехать сегодня вечером. Через два дня мне нужно выступать в Аризоне. Но я не еду.

Эмили ошеломленно прошептала:

— Не едешь?

Отводя взгляд, он покачал головой.

— Почему? Уверена, до финала Национального Кубка в декабре тебе нужно принять участие еще не в одном состязании.

— Минимум в восьми. Но там вполне обойдутся и без меня.

Возможно, подумала Эмили. Но как свыкнуться с его пребыванием здесь? Она могла только смотреть на Купера и вспоминать все, что знала о нем. Вкус его кожи, блеск его улыбки, его тело рядом со своим. Боже, как она может думать обо всем этом, когда Кеннета едва похоронили?

— Зачем ты хочешь остаться? Что тебе здесь делать? — спросила она.

Когда-то Купер мечтал вернуться богатым человеком — человеком, достойным стать мужем Эмили. Но она не дождалась, вышла за Кеннета. Даже сейчас, спустя столько лет, эта мысль вызывала нестерпимую боль.

— Насколько мне известно, я остался совладельцем ранчо, — холодно констатировал Купер. — И у меня есть право заботиться о моей собственности. Или ты собиралась продать ранчо и перебраться в город?

— Продать? — эхом отозвалась она. — Я никогда этого не сделаю! Кроме того, ты являешься совладельцем, так что я не смогу продать ранчо без твоего согласия.

Услышать, что Эмили не собирается продавать «Алмазное», было для него большим облегчением. Хотя, возможно, продажа явилась бы самым лучшим выходом из создавшегося положения. Эмили одинокая женщина, у нее нет средств, чтобы поднять ранчо. А с деньгами, вырученными от продажи, она смогла бы обосноваться в каком-нибудь другом месте. Он же, Купер, с легкой душой вернулся бы в спорт.

Но «Алмазное» всегда принадлежало семье Данн. Его отец родился и умер здесь, так же, как и его дед. Более века их семья обрабатывала эту землю. Как он может забыть об этом?

— Купер, ты этого хочешь? Ты хочешь продать «Алмазное»?

— Прости, ты что-то спросила?

Она повторила вопрос, и он решительно покачал головой.

— Нет, я не хочу продавать ранчо.

— Но ты не можешь оставаться здесь!

— Почему?

— Потому что это не тот образ жизни, который ты выбрал! У тебя карьера. И потом, я живу одна. Что подумают, если ты поселишься в доме вместе со мной?

Его губы искривились в усмешке, он подошел к окну и выглянул на улицу.

— Честно говоря, я не вижу никаких соседей, которым это было бы интересно.

— Не издевайся. Ты знаешь, у меня есть друзья и семья. Им все это покажется довольно странным, ты так не считаешь? Деверь переезжает к своей недавно овдовевшей невестке.

— «Переезжает», — ехидно повторил он — У тебя это прозвучало так, словно мы любовники, которым не терпится поселиться вместе.