Большой секрет Мэтти

– Так и есть, – ответила Мэтти. – Я стараюсь, насколько могу, поддерживать мастеров из «Смоки-Вэлли». Не знаю, известно ли вам, но помимо стеклянной галереи Кори у колхиков есть несколько чудесных талантливых умельцев, плетущих корзины, и даже гравер по серебру.

Коннор бросил взгляд на виднеющуюся в окне долину.

– Нет, я не знал этого.

– В последние годы, – продолжала она, – люди, которые родились в этой резервации, но были вынуждены уехать, стали возвращаться. Жизнь там бурно развивается. Они построили Общественный центр и новую начальную школу.

Было очевидно, что Коннору стало не по себе, и Мэтти сразу почувствовала себя виноватой. Говоря ему о том, что происходит в резервации, она хотела заставить его рассказать что-то о себе, о причинах того, что он так долго жил вне дома и сейчас все еще держался на расстоянии от своего племени.

Наконец он пробормотал:

– Я слышал об этом Общественном центре.

– Ну, теперь вы вернулись, – бодро произнесла Мэтти, – и сможете увидеть все своими глазами – и художников, и их мастерские, и Общественный центр, и школу. Все.

Коннор не ответил ни слова. Почувствовав, что напряжение все усиливается, Мэтти отвела взгляд.

– Давайте посмотрим на ту постройку, которую вы хотите подновить, – сказал Коннор, подходя к двери.

Мэтти вышла следом за ним. Они спустились по лестнице и пересекли двор.

Коннор остановился и оглядел здание критическим взглядом.

– Отличная, очень прочная постройка. Все, что вам нужно, – это сменить окна и поставить новую дверь. – Он отпер широкую дверь и, распахнув ее, шагнул внутрь, жестом пригласив Мэтти. – Давненько я не видел пола из таких широких дубовых досок.

– Я хотела бы просто отциклевать и подновить этот пол.

– Просто грешно было бы делать что-то еще.

Они поговорили о том, где можно соорудить ванную комнату. Коннор сказал, что необходимо проложить изоляцию между стропилами и потолком. Посоветовал поставить для уюта дровяную печь.

– Несколько недель работы, – сказал он, – и тут появится приятное уединенное местечко для ваших новобрачных гостей.

На самом деле Мэтти немного слукавила. Она совершенно не собиралась превращать каретный сарай в коттедж для новобрачных. Ей хотелось, чтобы он стал местом, в котором ее гости могли бы отдохнуть от своих жизненных невзгод.

С того самого момента, как они вошли в каретный сарай, Мэтти ощущала какие-то невидимые токи, которые окружили их.

– Вам никогда не говорили о том, как прекрасно от вас пахнет? Словно омытым дождем небом. Словно… нагретыми солнцем цветами, – прошептал он и сам смутился от своих слов, что совершенно очаровало Мэтти.

Ей польстил его комплимент. Стушевавшись, она не нашла, что ответить, а только благодарно улыбнулась.

Становилось душно, и Мэтти, наконец, выпалила:

– Пора ужинать. Я решила сервировать еду на воздухе – не хочу пропустить закат.

– Конечно, – сказал Коннор.

Они молча пересекли лужайку. Мэтти чувствовала себя взволнованной.

Просторная кухня всегда была любимым местом Мэтти в доме. Пока Коннор открывал и разливал вино, она поджарила рыбу. Тонкие маринованные кусочки были сочными, овощи, которые она выложила на приправленный шафраном рис, – нежными и хрустящими. Это простое и легкое блюдо всегда удостаивалось похвалы ее гостей.

Они ели, улыбались и рассказывали друг другу истории из своего детства.

– Меня воспитывал мой дедушка Джозеф, – сообщил Коннор.

Мэтти была знакома со старым шаманом, принимала его в своем доме, но, привыкнув не обсуждать свои дела с посторонними людьми, ничего не сказала об этом. А Коннор, несмотря на то, что она прониклась к нему огромной симпатией, все еще оставался для нее человеком посторонним.

– Дед учил меня и моих двоюродных братьев нырять и плавать, охотиться и читать следы. Он развивал в нас сильное чувство соперничества. – Коннор улыбнулся. – Это принято у индейцев моего племени, как я понимаю.

Мэтти покачала головой.

– Удивительно, что при этом никто из вас не получил травм.

– Дедушка всегда останавливал нас до того, как мы успевали совершить какую-то глупость. Но это не значит, что мы не пытались. – Он помолчал. – Казалось бы, дедушкин метод воспитания мог бы разобщить нас, но это было не так. Он также прививал нам глубокую любовь друг к другу. Мы были больше похожи не на двоюродных братьев, а на родных. В детстве мы были неразлучны. Могли схватиться друг с другом, как дикие кошки, но стоило какому-то чужаку вмешаться, и мы все вместе набрасывались на беднягу.

– Похоже, вы росли со своими двоюродными братьями под одной крышей.

– Да. Все три сына дедушки умерли, – пояснил Коннор. – И две его невестки. Он вырастил пятерых из шести своих внуков, потому что один за другим наши родители либо умирали, либо покидали резервацию. Все пятеро были мальчиками. Единственную свою внучку Джозеф не видел много лет. Моя тетя Холли увезла ее из резервации. Они так и не вернулись.

Индейский шаман часто рекомендовал ей женщин для работы в ее отеле. И каждый раз, когда Мэтти встречалась с Джозефом, она замечала, что он очень одинок. Ничего удивительного. Теперь она поняла, сколько горя перенес он в своей жизни.

Родители не должны жить дольше своих детей. Мэтти почти услышала, как это произнесла ее собственная мать, когда они стояли, склонив головы, у могилы Сьюзен. Похоже, что у Джозефа Сандера и родителей Мэтти было много общего.

Хоронить собственного ребенка… это противоестественно. А Джозеф потерял не одного, а трех сыновей. И двух невесток. Мэтти не могла представить, как можно такое перенести.

– Моя мама умерла, когда я был еще крошечным, – произнес Коннор. – А отец погиб из-за пьяного водителя, когда мне было шесть лет. Лобовое столкновение. Никаких шансов.

– Сочувствую, Коннор.

Признательность, которую она прочла во взгляде его черных как ночь глаз, заставила девушку покраснеть. Мэтти была уверена, что он заметил краску, прилившую к ее щекам. Он был самым красивым из всех мужчин, которых она встречала. Ей еще не доводилось испытывать такой физической реакции ни на одного их них.

– Вы говорили, что ваши родители отошли от дел, – произнес Коннор, сменив тему.

Мэтти поведала Коннору, что ее мама с папой переехали в Белл-Глейд, на берег знаменитого во Флориде озера Окичоби.

– У них все в порядке. – И, засмеявшись, она рассказала о том, как несколько лет назад ездила вместе с родителями в Диснейленд. – Видели бы вы меня, я вела себя как ребенок!

– Не возражал бы, – пробормотал он.

Наступила пауза. Коннор поднял свой бокал и допил последний глоток.

– Ваша сестра, – сказал он, – умерла совсем молодой.

– Да, – только и смогла произнести Мэтти. Она промокнула кончики губ льняной салфеткой и отодвинула стул от стола. Затем объявила с наигранной бодростью: – Скоро солнце сядет. Мы не должны пропустить это. Бутылка десертного вина охлаждается во льду на стойке. Захватите ее и пару чистых бокалов вон из того буфета. А я возьму блюдо с фруктами и сыром, и мы выйдем на воздух.

Только глупец мог не заметить, как она нервничает. А Коннор отнюдь не был глупцом.

Он сжал ее запястье.

– Извините. Я никогда бы не заговорил на эту тему, если бы знал, что это так расстроит вас.

Он не представлял, с каким чувством вины она постоянно жила, зная, что не смогла сохранить сестре жизнь. Угрызения совести заставляли ее держаться обособленно и тайно помогать женщинам, оказавшимся в такой же ситуации, как Сьюзен.

Их взгляды встретились.

– Мне все еще очень тяжело, – сказала Мэтти.

Коннор молча кивнул. Потом повернулся, чтобы взять вино со стойки, как она просила.

Небо окрасилось всеми цветами радуги. Мэтти поставила блюдо с фруктами и сыром на стеклянный садовый столик. Коннор замер, завороженный открывшейся красотой.

Она подошла к нему и облокотилась на широкие перила веранды.