Мельница на лугу

– Не говорите так. Хамстер выходил с видом осужденного на смерть. Что они с ним сделают?

Он смеялся над нею:

– Не волнуйтесь, они не будут убивать его, бедного маленького чертенка.

– Что же все-таки произошло?

– Мне надо что-нибудь выпить, мой цветочек.

– Кофе? Или вот, осталось немного вина.

Он взял бутылку с бургундским и два стакана. Они поднялись по лестнице. Он поставил бутылку и стаканы на низкий стол перед кожаным диваном и сел. Эмма села около него и покачала головой:

– Спасибо, мне не надо. Надеюсь, вы все уладили.

– Спасен конницей, – сказал Корби. Он наливал себе вино, уныло глядя в стакан. – Джон уже приготовился принять крутые меры.

Джон Поинтон, владелец паба.

– Что вы говорили? – спросила Эмма.

– Хамстер взял первое слово… «Клянусь, что я не собирался убивать его».

– Вы верите ему?

Корби глотнул вина и поставил стакан.

– Я верю ему. Я думаю, как только он разбил ту бутылку и закричал на Билли Савага, он понял, что в этой драке он не будет победителем. Он догадался, что произойдет, и он просто стоял там и не сопротивлялся им, что ему еще оставалось делать? Если бы Хамстер сопротивлялся, когда они схватили его, кто-нибудь был бы ранен.

У него был усталый голос. Эмма заметила:

– Соверен сказала, что вы однажды дрались с ним.

Он усмехнулся:

– Это произошло, когда я делал наброски и крутился около ярмарки. После этого наши отношения вошли в здоровое русло.

– Захватывающе, – сказала Эмма.

– А что, разве нет? – спросил Корби. – Полчаса – и отношения с Хамстером налажены.

– Вы были бы хорошим адвокатом.

– Это у нас семейное. Я учился на адвоката. – Его голос звучал утомленно. – Во всяком случае, Соверен и Хамстер больше не появятся в «Собаке и фазане». Хотя Джон в конце концов согласился, что Хамстер молодой дурак и не представляет собой угрозы. В офисе Джона Билл и Хамстер помирились, и Билл простил его. Думаю, что Билл все еще осознает, что же произошло.

Звучало неплохо, но драма была в другом. Дело было в том, что Соверен сделала свое заявление в пабе.

Эмма спросила:

– Вы сказали Джону Поинтону, что Хамстер сидел в тюрьме?

– Нет.

– Соверен уже всех оповестила.

Он мрачнел по ходу ее рассказа.

– Мы пошли за вами. Это не ее инициатива. Я убедила ее пойти, я думала, что она способна остановить Хамстера, если это не удастся вам. А потом, услышав, что вызвали полицию, она сказала, что Хамстер сидел. – Встретив его взгляд, Эмма замолчала.

– Это повредит делу.

– Я думала… – Она колебалась, а он покачал головой:

– Нет, мой цветочек. Вы плохо поступили. Как вы объясните это Марку Хардичу?

Не думая, она сказала:

– Соверен – мой друг.

– Не тот друг, которого выбрал бы Хардич.

– Я сама выбираю себе друзей, – сказала она натянуто, и он рассмеялся:

– Пробудитесь, Эмма. Вы ничего не выбираете. Выбор делает Марк Хардич.

– Вы говорите ерунду. – Это так. Она высоко подняла голову. – И я отказываюсь обсуждать с вами Марка. Я знаю, что вы не скажете ничего хорошего о нем. Я не хочу говорить о нем с тем, кто ненавидит его… – Она закусила губу, а он договорил:

– С тем, кто не достоин завязывать ему шнурки? – Он все еще дразнил ее. – Я не достоин. Ни один живой мужчина не достоин, потому что ваш Марк Хардич не плоть и кровь. Вы создали мираж, Эмма. Ходячий, разговаривающий призрак любовника.

– Тогда этот мираж длится всю жизнь, потому что я люблю Марка всю мою жизнь! – в сердцах воскликнула она.

Корби прекратил смеяться. Он смотрел на нее своими изучающими, бесстрастными глазами, и она подумала с ужасом: «Я нахожусь на скамье подсудимых, умственное упражнение для него. Сейчас он докажет, что я глупо поступаю, что люблю Марка».

Она начала вставать, но он поймал ее руку, и она села снова. Села лицом к нему, скрывая свою тревогу, выжидая.

Он проговорил медленно:

– Всю жизнь? Как хорошо вы знали Марка Хардича, когда были ребенком?

– Я родилась здесь. Хардичи всегда жили здесь. – Вопрос и ответ. Обвинение и защита, как на суде.

– Хардичи жили в Хардичах с незапамятных времен, – сказал он. – Я охотно верю этому. Но когда вы были ребенком, ну, скажем десятилетним, а Марку Хардичу было девятнадцать или двадцать, как часто вы разговаривали с ним?

«Привет», – если он прошел. Она наблюдала, как Марк ходил, ездил, знала даты его приездов и отъездов. О семействе Хардичей сплетничали больше, чем о любом другом. Но она действительно никогда не разговаривала с Марком, пока ей не исполнилось девятнадцать. Это случилось в тот день, когда Пиппа победила в стратфордских бегах. И что это доказывало и какое имело значение, ведь она всегда мечтала о Марке…

Она сказала:

– Прекратите ломать комедию. Мы не в суде. Хватит подвергать меня перекрестному допросу! – Прядь волос упала ей на глаза, и она пробовала подобрать ее.

– Комедия, – сказал Корби устало. – Распустите эту глупую прическу, ради бога.

Он прижал ее одним плечом и вытащил пару шпилек из ее волос, бросая их на пол. Эмма застыла, а ее волосы рассыпались по плечам. Она испуганно молчала.

Зря говорят, что волосы ничего не чувствуют. Это неправда. Она чувствовала волосами его пальцы, будто на концах каждого волоска были нервы. Она была совсем не готова к той неожиданной усталости, которая навалилась на нее сразу, как только он ее коснулся.

– Вы никогда не станете Гиллиан, – бросил он резко. – Поэтому забудьте Марка Хардича.

Он сказал ей, что ни один мужчина не захочет ее, ни один, кто помнит Гиллиан. Она же закрыла глаза, повторяя, как заклинание:

– Я никогда не смогу забыть Марка. Никогда. Никогда. Никогда.

– Почему вы так уверены, что я не смогу? Прямо здесь и сейчас?

Глаза у нее широко распахнулись. Он держал ее. Одна рука на плече, другая под головой. Держал так крепко, что ему надо было только наклонить голову, чтобы поцеловать ее в губы.

Именно это он имел в виду. Что поцелует ее, овладеет ею. Она была уверена, что он опытен в таких делах. Сама же она не имела столь глубокого опыта. Ее осведомленность была поверхностной. Она понятия не имела, что может случиться, если мужчина овладеет ею.

– Вот способ, каким вы хотели заставить Гиллиан забыть Марка? – в ярости бросила она. – И, дернув плечом, спихнула его руку, рванула к лестнице.

Все в ней кричало: «Беги, защищайся!» Последние три ступени она попыталась перепрыгнуть, но не рассчитала расстояние. Неловко приземлившись, она подвернула лодыжку. Волна боли тут же захлестнула ее.

Глава 9

Эмме повезло. Рентген показал, что перелома лодыжки нет, но повреждены связки. Доктор Бисли, возивший ее в ближайшую больницу, дал ей болеутоляющие и снотворные таблетки.

Крисси устроила для нее кровать внизу, в гостиной. Лестница в «Милл-Хаус» была крутой и узкой. Прыгать вверх и вниз с перебинтованной ногой было бы трудно и неудобно. Эмме следовало поберечь себя. Поврежденным связкам и мускулам требовался отдых на день или два. Она была счастлива, что ничего не надо делать, ни о чем не надо беспокоиться.

Она проснулась после нескольких часов беспокойного сна. Огонь почти потух, и в камине тлели розовые и серые угольки. Было тихо, только слышно было, как стучат ходики. Мысли, охватившие ее, не дали ей больше заснуть.

Завтра, нет, сегодня Марк узнает о происшествии с Хамстером и об Эмме. Как Эмма упала с железной лестницы в мельнице. Но он не должен узнать, что это произошло, когда она убегала от Корби. Никто никогда не должен знать это. Она сама не могла поверить в случившееся, но это произошло, и от этого никуда не деться.

Она закричала, когда упала, и еще один раз, когда Корби встал на колени около нее.

– Оставьте меня одну. Доставьте меня домой! – вскричала она.

– Одно из двух, – сказал он, и ее отнесли домой. Он позвал людей из фургонов. Их Эмма видела как в тумане. Затем, как из дымки, появился доктор Бисли, и постепенно боль отступила, и туман рассеялся.