Хозяйка ранчо

Это была совсем уж глупая мысль. Рассерженная и встревоженная игрой своего воображения, Клео повернулась было, чтобы идти домой, но в этот миг она заметила над хлевом красный язык пламени. Она остановилась, чтобы разглядеть получше, что же это такое, и только тут до нее дошло, что это могло быть.

— Пожар! — пронзительно закричала она и рванулась к хлеву, продолжая кричать на ходу: — Чанс! Пит! В хлеву пожар!

Чанс открыл глаза. Кто-то кричал. Он с трудом стряхнул остатки сна и прислушался. Крики были громкими, но о чем кричали — разобрать сложно. Пытаясь понять, что же могло там случиться, он поднялся на кровати, почти автоматически используя тот способ смены положения тела, которому его обучил врач. Узнав голос Клео, он встал и поспешил к окну.

Он старался разглядеть ее, но на улице было слишком темно, чтобы можно было хоть что-то видеть. Однако ему сразу же бросились в глаза языки пламени над крышей хлева. Чанс включил свет и быстро оделся: джинсы, ботинки — с носками возиться было некогда, — рубашка, застегивать ее он не стал. Спустившись вниз, он бегом бросился на улицу.

— Клео!

Она тянула длинный пожарный шланг.

— Чанс! Я здесь!

Забыв о спине, он побежал к хлеву. Почти одновременно с ним там появился и Пит. Клео подсоединила шланг к крану одного из загонов. Пит схватил его и направил в сторону хлева.

— Включай воду! — крикнул он Клео.

Клео повернула ручку крана, и вода с шумом вырвалась из шланга. Заметив подбежавшего к хлеву Чанса, девушка окликнула его, но тот даже не обернулся.

— Он лошадей спасает! — отозвался за него Пит. — Там две лошади заперты в стойлах.

— Направь воду на дверь!

Дым валил изо всех щелей хлева, густой, едкий. За то время, которое прошло после первого крика Клео, огонь успел набрать силу и охватил уже все строение, как зверь завывая на ветру. Деревянные стены хлева затрещали под его напором. Никогда еще раньше не доводилось Клео слышать столь устрашающей какофонии звуков.

Чанс уже был внутри хлева. Клео стояла недалеко от входа, дрожа от страха.

— Мама! Мамочка!

Клео резко повернулась. Необутая, в одной ночной пижаме, к ней подбежала Рози и обхватила ее обеими руками. Клео на мгновение прижала дрожащую от холода и страха девочку к себе, но затем отвела ее руки и умоляющим голосом воскликнула:

— Беги домой, Рози!

— Но, мама…

Клео услышала, как Пит предупреждающе крикнул, что лошади на свободе.

— Осторожнее, Клео! Они напуганы, и сейчас с ними не справиться!

Клео легонько подтолкнула Рози в сторону дома, а сама продолжала неотрывно смотреть на дверь хлева. Она уже почти отчаялась, когда в дверях наконец показался Чанс. Забыв обо всем на свете, Клео даже не заметила, как Рози отпустила ее руку.

Девочка тут же бегом бросилась к Чансу.

— Чанс! Чанс! В хлеву остались Тиск и Таск!

— Нет, Рози! — опомнилась Клео.

Она подбежала к дочери, но та с плачем вцепилась в ноги Чанса.

Чанс осторожно разжал ее пальцы.

— Отойди-ка, Рози. Пит, полей на меня.

— Нет! — снова закричала Клео. — Ты не можешь идти туда!

— Сейчас не время спорить. Отойди. Давай, Пит!

Клео в исступлении оттолкнула Рози от бьющей из шланга струи. Уже в последнюю секунду, когда Чанс распахнул дверь хлева, она крикнула:

— Они в кладовке!

Пит, орудуя единственным на ранчо шлангом, делал все, что было в его силах, но Клео уже поняла, что хлев спасти не удастся. По ее лицу текли слезы. Рози, уткнувшись ей в бедро, плакала навзрыд. Клео старалась успокоить ее, нежно ероша волосы и бормоча слова утешения.

Однако всеми мыслями и сердцем она была сейчас в горящем хлеву с Чансом, который рисковал жизнью, чтобы спасти двух маленьких глупых щенят. Ее всхлипы сливались с рыданиями Рози, и она неистово молилась, взывая к милосердию Бога, и давала себе всевозможные клятвы.

Время, казалось, замерло, заполненное страхом и ожиданием. Она уже почти теряла сознание, когда на пороге хлева появился Чанс, прижимая к себе обеими руками щенков.

Рози радостно вскрикнула:

— Получилось, мама! Он спас Тиска и Таска!

Отойдя на безопасное расстояние от хлева, Чанс опустил собак на землю. Вымазанные сажей и копотью, они с радостным лаем бросились к Рози, которая, опустившись на колени, пыталась обнять их. Клео подбежала к счастливой троице.

— Забери их в дом, Рози. И не выходи оттуда, милая, хорошо? — После сегодняшней бурной ночи голос ее звучал безжизненно, слабой тенью прежнего, сильного и властного.

Чанс приблизился к ним. Его кожа и одежда были черны от копоти. Рози вскочила на ноги и подбежала к нему.

— Спасибо, Чанс, огромное спасибо!

— Ты вся вымажешься, малышка, если вздумаешь обнимать меня.

Клео почувствовала, какая страшная усталость сквозит в его голосе.

— Спасибо тебе, — внезапно охрипшим голосом проговорила она. — То, что ты сделал… Я никогда этого не забуду.

— Главное, что теперь все в безопасности. — Чанс повернулся к Питу: — Воду можно отключить. Хлев нам все равно не потушить.

Вскоре крыша хлева с оглушительным треском рухнула вниз, подняв гигантский сноп искр. Клео с трудом сдержала слезы. Но Чанс прав: все целы и невредимы, и это — главное.

Она взглянула на дочку.

— Возьми собак и иди домой. Ты вся дрожишь, и ноги босые.

— Хорошо, мама. Тиск, Таск, за мной! — позвала она собак и помчалась к дому.

Пит заговорил первым:

— Интересно, из-за чего это произошло?

— Кто его знает, Пит, — пожал Чанс плечами. — Пусть разбирается страховой агент.

Он подумал о предстоящих расходах и поблагодарил Бога за то, что в свое время хлев застраховали.

— Будем строить новый.

Сердце Клео забилось чаще. Чанс действительно собирался оставаться здесь надолго. Иначе разве стал бы он говорить о постройке нового хлева. Она так ошибалась в нем, так ужасно, безнадежно ошибалась. Сколько раз говорил он ей об этом, пытался убедить в своей искренности всеми доступными средствами. А она в ответ раз за разом отталкивала его, боясь поверить и принять, пока не добилась наконец своего — он стал к ней совершенно равнодушен.

Они стояли втроем и смотрели, как догорают остатки хлева. Постепенно огонь начал стихать, и холод ночи стал ощущаться все сильнее.

— Наверное, пора расходиться, чего стоять зря, — проговорил Чанс. — Спасибо, Пит. Ты мне очень помог сегодня.

После того как Пит ушел к себе, Чанс повернулся к Клео.

— Спасибо, Клео.

— Я-то почти ничего не делала.

— Ты сделала то, что смогла. Все мы делали, что могли.

— Но ты сделал несравненно больше, — взволнованно прошептала Клео. — Не каждый способен рискнуть жизнью ради спасения щенков, даже если кто-то их очень любит.

— Ну что же… Не мне об этом судить. Правда, я думаю, что любой другой на моем месте поступил бы точно так же. — Он посмотрел ей в лицо и заметил, как она бледна и какой усталой выглядит. — Все позади, Клео. Иди спать! На тебе просто лица нет. — Он коснулся ее руки. — Пошли. Я провожу тебя.

Она ощущала запах гари от его одежды, запах его пота, и его рука, нежно сжимавшая ее руку, казалась ей гарантией безопасности от любых бед. Если бы она могла все вернуть, переиграть все заново, с грустью подумала она. Почему человек начинает все понимать слишком поздно?!

У двери она снова поблагодарила его. Говорить больше было не о чем. Вновь вернулась тишина. О случившемся напоминали лишь дотлевающие на месте теперь уже бывшего хлева угольки. Она вошла в дом и прикрыла за собой дверь. Отпихнув коробки от окна гостиной, она, стоя за занавеской, смотрела, как Чанс медленно дошел до двери большого дома и скрылся внутри.

Она вполне заслужила свое наказание. Она вела себя глупо, а глупцы недостойны милостей судьбы. Почему всякий раз, едва Чансу удавалось пробиться к ее душе, затронуть ее чувства, она угрожала ему своим отъездом с ранчо? Зачем это было ей нужно? С самого момента его появления здесь и их первой встречи она думала лишь о том, как бы лишний раз продемонстрировать ему свое чувство собственного достоинства, гордость и независимость. Она приходила в ярость, когда ему удавалось вызвать в ней желание или заставить пересмотреть что-либо в ее жизни, но эти моменты сейчас оказались для нее единственным источником утешения, радости и надежды. Все остальное рождало ощущение краха, полного фиаско, слишком нелепого и комичного, с одной стороны, и слишком болезненного — с другой, чтобы сохранять при мыслях о Чансе хладнокровие и выдержку.