Мой лорд

Пальцы устало били по клавишам ноутбука.

«Я не желаю больше тебя видеть. Я ни о чем не жалею.

Это будет мне отличным уроком о том, что нельзя доверять женщинам. Особенно продажным журналисткам, дочерям крупных политиков. Бедным девочкам, которые живут на стипендию в университетском общежитии. И потому никогда-никогда не видели званого ужина в богатом доме. Я буду, как и прежде, спать с женщинами. Но никогда не подпущу их близко. Никаких отношений, никакой любви. Прощай.

P.S. С нетерпением жду очередного воскресного номера с описанием твоих любовных похождений».

У Николь дрожали пальцы. Она пыталась удержать чашку. Но это было сложно. Особенно сложно — отпить из чашки, потому что зубы мерзко стучат по стеклу, а успокаивающий мятный чай противно стекает по подбородку.

Щеки горели, как будто он отхлестал ее. Словно бил наотмашь по лицу. Как жаль, что он этого не сделал. Николь отстраненно подумала, что, должно быть, сходит с ума. Но мысли выбивались из-под контроля, упрямо навязывая свою странную логику. Если бы он отхлестал ее, тогда ее вина за ложь была бы искуплена. И они снова могли бы быть вместе. Делали же так самураи. Наказывали свою женщину, а потом прощали ее и мирно жили дальше. И растили детей. И любили друг друга.

Что за саморазрушительный бред?.. «Сёгун» Джеймса Клайвела, конечно, книга увлекательная. И спасибо Брайану, что когда-то ее подсунул. Но зачем ей, современной англичанке, впадать в такие крайности? Может, это просто депрессия проявляется у нее таким специфичным образом? И, возможно, ей давно уже стоит обратиться к психоаналитику?

— Николь. Эй, Николь! — Мягкий тычок в бок. — Ну что ты сидишь как мумия?

Внешний мир помимо ее воли потихоньку начал приобретать звук и форму.

— А? — Николь с усилием сфокусировала взгляд.

Экстремальный макияж и вопиющая жизнерадостность. Сьюзи. Ночная Сьюзи.

— Нельзя же весь вечер сидеть вот так, молча вцепившись в свою кружку! Тем более что чай уже давно остыл.

Плохо. Утренняя мрачная Сьюзи была бы сейчас созвучнее.

— Девочки, к столу!

Вот. Теперь добавился еще один раздражитель в лице Полли и ее булочек.

Похоже, внешний мир решил перейти в наступление.

— Я не хочу есть.

— О, она заговорила! — Сьюзен восторженно тряхнула руку Полли. — Поздравляю, коллега. Наша терапия, определенно, имеет успехи.

Но коллега не разделяла ее оптимизма.

— Тише ты, Сьюзи. Не видишь, человеку плохо. — Полли посмотрела на Николь сочувствующим взглядом.

— И что теперь? Ложиться и умирать? — осведомилась Сьюзен, с удовольствием поправляя челку, обрызганную золотыми блестками.

— Я не собираюсь умирать, — глухо проговорила Николь. — Но лучше бы тебе отстать.

— Вот еще! — фыркнула Сьюзен. — Как будто мне очень интересно к тебе навязываться. Меня, между прочим, сейчас ждут. На дымной пати у Роя. Словом, я опаздываю, поэтому, пожалуйста, поскорее рассказывай, что у тебя там стряслось.

Николь попыталась вспомнить, не слышала ли она эту сакраментальную фразу раньше. Судя по всему, нет. До сих пор все присутствующие сохраняли сочувствующее молчание. Или просто она их не слышала. Кажется, подруги пришли уже около часа назад. И, кажется, вызвала их в качестве службы спасения Дениза, взволнованная состоянием своей соседки по комнате. Сейчас Денизы не было, и свет над ее столом был потушен. Значит, ушла заниматься к подругам в соседний блок. Она всегда отличалась деликатностью, а также замечательным и редким даром — умением не совать нос не в свое дело.

Зато у Сьюзен, так же, как и у лапушки Полли, это умение отсутствовало напрочь.

— Опять замолчала, — недовольно констатировала Сьюзен. — Полли, неси свои булочки.

— Почему ты запугиваешь ее моими булочками? — обиделась Полли. — Между прочим, они из последней вечерней партии. Я только слегка подогрела их в микроволновке.

— А может, вы обе уйдете? — подала голос Николь, которой порядком надоели все эти терапевтические препирательства. Вот повезло ей с группой поддержки. То ли гнать их отсюда, то ли начать самих утешать и мирить.

— Видишь, Сью, как ей плохо? — упрекнула подругу Полли, со вздохом поправляя очки. Наклонила голову набок, заглядывая Николь в глаза. — Может быть, расскажешь, что все-таки произошло? Тебе правда станет легче.

Николь несколько секунд смотрела на ее грустно-серьезное лицо, а потом прыснула.

— Не могу… Вы обе… Да вы и ангела доведете. Спасители… — смеялась она. А потом сама не заметила, как смех перешел во всхлипы. Она попыталась было задавить эти предательские звуки. В ее планы не входило рыдать на людях. Но барьер, который сдерживал ее чувства, не давая даже говорить, был уже прорван. И горячие слезы вовсю заструились по ее щекам.

— Ой, она плачет, — растерянно проговорила Сьюзен, но тут же умолкла под негодующим взглядом Полли. Они впервые были свидетелями слез Николь. Что поделаешь, даже на солнце бывают пятна.

Спустя полчаса они сидели втроем на кровати Николь. Сьюзен, непривычно молчаливая и серьезная, только что отменила свою встречу. А Полли печально дожевывала последнюю булочку, время от времени шмыгая красным от слез носом.

— Поэтому винить мне, кроме себя, некого, — заключила Николь. Слезы уже давно высохли, и теперь ее голос был холодным и жестким. — Никто не заставлял меня начинать знакомство с Людвигом со лжи. И никто не заставлял меня так долго молчать потом, когда я уже чувствовала, что должна ему все рассказать.

— Ну, положим, в отношениях никто никому ничего не должен, — заметила Сьюзен. — Ты сама это не раз говорила.

— Не должен. — Голос Николь казался бесцветнее прошлогодней листвы. — Только все имеет свои последствия. Он не должен был мне ничего, но он устроил удивительное приключение, подарил мне столько тепла и внимания, сколько не дарил ни один мужчина в моей жизни. И еще эти серьги… — Она дотронулась рукой до мочки уха, где поблескивал густым вином маленький рубин. — А я в ответ унизила его ложью. Понимаешь? — Она вскинула на Сьюзен лихорадочно блестящие глаза. — Я ведь просто струсила!

Сьюзен молчала.

— Слушай, — наконец сказала она, — по-моему, он тоже не совсем прав. Какое ему дело до того, какая у тебя специальность? Если бы все парни, с которыми я спала, спрашивали у меня, кто я по профессии, я бы ушла в монашки от тоски.

— Дело не в профессии, — мягко вмешалась Полли. — А в том, что так получилось, как будто Николь ему все время врала. Я правильно понимаю, Ника?

Николь закрыла глаза, как от сильной боли.

— И про отца… — продолжила Полли, почувствовав, что нащупала дорожку в зыбучих песках бесконечных девичьих слез. — Да, Ника? — Она немного помолчала. А потом, не дождавшись ответа, но поняв по лицу подруги, что снова попала в точку, негромко продолжила: — Ника, а почему ты ни разу не рассказывала нам о своих к родителях?

— Ну да, — поддержала подругу Сьюзен. — Про моих ты все знаешь, а к предкам Полли мы даже, помнится, ездили на Рождество. На третьем курсе, да, Полли?

— Это сейчас неважно, Сьюзи, — мягко проговорила Полли и внимательно посмотрела на Николь. — Ты поссорилась с ними, да?

Николь некоторое время молчала, кусая губы. Когда она заговорила, ее голос казался глухим, словно после болезни.

— Я ушла из дому. Точнее, отец меня выгнал. Еще точнее: я его спровоцировала и он меня выгнал.

— Хорошо, — попыталась ободрить ее Полли. — Только ничего не понятно.

— Ты что, загуляла с кем-то не тем? — заинтересованно осведомилась Сьюзен.

— Хуже, — через силу улыбнулась Николь. — Я поступила на отделение журналистики.

— Оп-па. — В голосе Сьюзен слышалось явное разочарование. — И снова о главном. По-моему, тебе эта журналистика несет одни неприятности.

— Вряд ли, — покачала головой Николь. — Знаете, у отца уже была договоренность с ректором одного из лондонских вузов, готовящих специалистов по международным отношениям. Представляете меня с моим характером в роли дипломата! — Николь презрительно хмыкнула. — А еще отец проговорился, что у него в этом вузе уже и жених для меня припасен. Вот я и взбесилась. — Николь немного помолчала. Перед ней всплывало потрясенное лицо отца и отчаянные глаза матери, полные слез. — Нет, неприятности мне несет моя глупость, — наконец холодно проговорила она. — Если бы я в то время смогла объяснить родителям — понимаете, спокойно, по-человечески объяснить, — почему я выбрала эту профессию… Не назло им. А потому, что я счастлива, когда пишу про жизнь, когда в моих статьях люди могут по-другому увидеть мир, к которому они привыкли…