Мой лорд

Дебора почувствовала, что ее лицо от ярости покрывается алыми пятнами. Да как он смеет так с ней разговаривать?! Ну ничего, тем слаще будет месть.

— Нет, я сказал не совсем то. Все мои наблюдения подтверждают одно — ты хочешь от меня мужского внимания. Хотя знаешь, что я встречаюсь с Николь. Так? — Он смотрел на нее пронзительным взглядом.

И Дебора внезапно поняла, что если не разыграет свой козырь прямо сейчас, то, возможно, потеряет Людвига навсегда. Как можно играть с человеком, который не просто видит все твои карты, но и прямо об этом говорит. Рыжая ведьма! Что она с ним сделала?!

— Сейчас ты сам все поймешь, — холодно и членораздельно проговорила Дебора. Она положила на стол перед Людвигом свой изящный кейс — чудо современного дизайна — и вытащила ноутбук. Перламутрово-розовый с тонкой веточкой серебряного узора, такого же, каким была украшена клавиатура. Между прочим, штучная работа, авторский стиль и все такое… Да разве кто-нибудь это оценит?

Людвиг постукивал кончиком маркера по столу, ожидая, пока загрузится розовое чудо. Он смотрел на монитор и все еще не понимал, о чем говорит Дебора. Наивный! Впрочем, как все мужчины. Сильные и наивные как дети. О, вот, кажется, в его глазах, полных холодной враждебности, начинает что-то меняться. Вот они изумленно округлились — так, это он читает подпись под статьей. Правильно, Людвиг, удивляйся. Это имя ты хорошо знаешь. Та-ак. А теперь смотри вот сюда. Да не отбирай же у меня мышку! Впрочем, это уже неважно. Ой, как ты смотришь на фотографию ее папаши! Какое у тебя потерянное лицо. Да, ее папочка обладает состоянием, чуть меньшим твоего. Потому что он известный политик партии консерваторов. Что, не ожидал? Она студентка! Она живет в общежитии!

— Что это? — бесцветным голосом спросил Людвиг.

Какой он, оказывается, ранимый!

— Это семья твоей ненаглядной Николь. — Дебора говорила с наслаждением, чуть растягивая слова. Этот слабый йоркширский акцент, умело забитый репетиторами по английскому языку, проявлялся у нее только в самые редкие моменты, когда она немного теряла контроль над собой, поддаваясь волне переживаний. — А как тебе понравилась ее статья? У нее неплохой слог. Думаю, что очерк о встречах с тобой у нее получится очень красивым.

Людвиг потрясенно молчал.

А Дебора безжалостно продолжала:

— Она не студентка, а журналистка, которой просто нужны были свежие сплетни про семейку Эшби. Помнишь, как увлеченно она фотографировала и тебя, и наш дом.

И вообще, она только прикидывалась живущей в общежитии бедной скромницей, чтобы вызвать твое доверие и симпатию. Чтобы показать, как она не похожа на всех девушек, к которым ты привык. — Дебора хотела еще сказать: как она не похожа на меня, но вовремя решила не сбивать волну, раз уж он ее так внимательно слушает. — На самом деле, поверь мне, Людвиг, она никогда не переступала порога беднее номера люкс какого-нибудь пятизвездочного отеля. Подумай сам. Разве будет дочь известного политика Максимилиана Конноли, выступающего в самой Палате общин, ютиться на пяти квадратных метрах в каком-то дешевом общежитии? Не будь наивным, Людвиг. — Дебора небрежно поправила волосы. Вот теперь она была полностью довольна. — И все так неприкрыто глупо. Достаточно просто посмотреть в Интернете.

Людвиг сидел на своем месте бледный и неподвижный, с очень прямой, словно окаменевшей спиной.

Дебора изучала свои ногти, изредка бросая на него косой взгляд. Людвиг не шевелился.

Вот и ладно, думала Дебора, слегка покачивая носком туфли. Это даже хорошо, что он так переживает. Тем вернее он отвернется от этой лгуньи. Чтобы наконец-то увидеть меня!

Но когда Людвиг наконец посмотрел на нее, взгляд серо-синих глаз проморозил ее насквозь.

— Уходи, Дебора, — проскрежетал незнакомый голос.

— Что? — Она не поверила своим ушам. — Людвиг, я…

— Уходи. Я не хочу тебя видеть.

— Людвиг, что я такого сделала? Я думала, ты скажешь мне спасибо за то, что я открыла тебе глаза на правду! — Голос Деборы звенел от обиды.

— Я не верю тебе. И буду проверять сам. А пока я не хочу тебя видеть. — Он замолчал, словно устав от долгого объяснения.

— Я… Ты… — Дебора встала, нервно убрала ноутбук, лязгнула почти неслышным обычно замочком кейса. — Ты сам придешь ко мне просить прощения! — бросила она зло.

По полу звонко и нервно застучали ее каблучки, бесшумно закрылась дверь кабинета. На комнату опустилась тишина.

Пусть эта же тишина будет жить в его голове. Благословенная тишина.

Теперь это была тишина его квартиры. Пустой. Дорого обставленной. Никчемной.

Да, он помнил. Помнил то, с каким интересом она изучала дом Уайнфилдов, даже записывала себе что-то в маленький блокнотик. А он тогда лишь мельком глянул на это: мало ли что может записывать в блокнот молоденькая девушка-литератор? Может быть, она сочиняет новые стихи, чтобы потом, запинаясь и краснея, прочесть их Людвигу.

И помнил, как хорошо она разбиралась в фотоаппаратах. «Работа заставляет». Кажется, так она говорила?.. Да, почти так. Перед глазами всплыла предательская картинка: Николь вертит в руках фотоаппарат, упоминает что-то про его характеристики.

— А ты неплохо в этом разбираешься! — говорит ей Людвиг, любуясь, как сверкают азартом ее зеленые глаза.

— По долгу службы! — Она беззаботно смеется.

И почему он сразу не обратил внимания на эти странные слова? По долгу какой службы человек обязан разбираться в фототехнике? Уж явно это не входит в задания для подготовки к семинарам по литературе. А почему он не придал значения ее последующей странной реакции. Сейчас Людвиг был уверен, что в тот момент Николь была напугана. Бросила на него какой-то странный виноватый взгляд и убежала в парк. Такой взгляд он видел у нее только один раз… Господи, как же он сразу об этом не подумал! Людвиг застонал от досады. Встал, сделал два неверных шага к двери, снова вернулся в кресло. Как он сразу об этом не подумал! Он раскачивался взад-вперед, словно это бесконечное тягучее движение могло заглушить ту боль, которая комком засела у него в груди.

Она обманывала его с самого начала. С того момента как появилась в его доме под видом курьера. «Новые впечатления» для того, чтобы писать. Почти правда. Только полуправда еще худшая ложь, которая разрушает все, к чему прикасается. Зачем она это сделала… с ним? Ответ напрашивался сам собой — из страха. А из-за чего еще лгут! Она испугалась, что он сдаст ее полиции, если узнает, что она на самом деле журналистка. Вот и солгала.

Ну хорошо. Пусть сразу она была напугана до беспамятства. Но потом-то ведь могла сказать. Сколько было удобных моментов. Они так много были наедине… Наедине.

Из груди Людвига вырвался рык. Нечленораздельный, полный горя и гнева. Он вскочил, опрокидывая стол, с грохотом посыпались макеты, карандаши раскатились по углам, он в ярости отшвырнул компьютерное кресло и с размаху впечатал ладони в шкаф. Звук глухого удара разнесся по пустой квартире. Еще один удар — теперь ногой. И пусть соседи вызывают полицию или службу спасения. В психушке ему сейчас самое место. Он отступил и плечом обрушился на шкаф. Всем весом. Он дурак! Идиот! Ладони горели как от ожога, зашлось болью плечо. Только непобедимый шкаф печальной тушей возвышался над ним. Бах! Он вбивал ладонями в стенку из красного дерева всю свою беспомощную ярость. И, если бы мог, вбил бы туда самого себя. Чтобы не было так больно.

А потом его стон перешел в дикий смех. Он хохотал. Навзрыд, захлебываясь собственным хохотом. Идиот! Он ей поверил! Он целовал ее. И намеревался сделать ей предложение! Как смешно! Как же ему смешно! А потом рычание, и крик, и хохот иссякли. Он сидел на полу, широко расставив ноги, и смотрел перед собой ничего не видящим взглядом. Вот все и закончилось. Закончилось.

Как быстро, правда?

13

Он не мог, не хотел ее видеть. Он не хотел даже произносить ее имя. Словно имя ушло, чтобы остаться с той девушкой. С той, которой он доверял и которая не предавала его. С той, которая так страстно и нежно отдавалась ему в лунной беседке. С той, которая стала его женой. Где-то в другом мире, куда он никогда не попадет.