Борьба без проигравших

Калеб нахмурился. Он слышал такое от своих приятелей, которые побывали в плену. Он сделал вид, что занят «дворниками» и выключателем печки, не в силах посмотреть в глаза Элизабет. Она продолжала:

— Я не думаю, чтобы ты понимал, какое воздействие оказываешь на людей, Калеб. Может быть, потому, что ты столько лет провел в спецназе, я не знаю. Твое присутствие подавляет. От тебя исходит ощущение власти. Силы. Требования повиновения. Идти против тебя — все равно что идти против паровоза.

— Как мне помнится, тебе несколько раз удавалось превратить этот паровоз в скрипучую телегу, — улыбнулся Калеб.

— Не пойми меня превратно, я не хочу делить все на белое и черное. С тобой я научилась доверять себе на самом примитивном уровне — доверять своим инстинктам и верить в свою способность справиться со всякими, — она усмехнулась, — со всякими неожиданностями, если можно так сказать. И все же мне было необходимо восстановить собственное «я», утвердить свою независимость. Поэтому я сейчас так и надрываюсь, чтобы укрепить свою карьеру.

Ее гордость одновременно и злила, и приводила в восхищение.

— После того как мистер Крупный План прыгал вокруг тебя, я думаю, что для тебя все пути открыты. Даже если ты не попадешь в его шоу, будут другие. Ты чертовски здорово играешь.

Элизабет так и засияла.

— Ты и вправду так думаешь?

Ее улыбка исчезла, когда она посмотрела в окно и наконец-то заметила, как мимо них проносятся деревья и валуны, покрытые снегом. Они пересекали город в районе Центрального Парка, направляясь в Ист-Сайд, а не в Бруклин.

— Куда мы едем? — спросила она.

— Я тебя похищаю.

— Ты думаешь, это смешно?

— Я идиот, — со вздохом сказал Калеб. — Но я хочу тебе кое-что показать.

— Калеб…

— А потом отвезу тебя домой. Я тебе обещаю.

Элизабет отвернулась, лицо ее было печально. Ну что такого он сделал? И если она была чересчур чувствительной, кто в этом виноват?

— Послушай, Элизабет, я отвезу тебя домой прямо сейчас, если хочешь. Только скажи. Но я прошу тебя, пожалуйста. Там есть одно местечко, которое мне очень хочется тебе показать.

Элизабет смотрела в сторону.

— Хорошо.

— Спасибо. — Калеб потянулся и сжал ее руку.

Через несколько минут они свернули в квартал в районе Восточных шестидесятых улиц и начали искать место для парковки.

— Отлично, — сказал Калеб, наблюдая за подфарниками маленькой машины. — Пригляди за соседней полосой.

Калеб всегда любил этот район Нью-Йорка — величественный ряд домов с железными оградами, богато украшенные подъезды, элегантные фасады из песчаника.

Как только он припарковал «лендровер», Элизабет высунулась из окошка, чтобы осмотреться. Она не произнесла ни слова, и Калеб не знал, к добру это или к худу. Они вошли в железные ворота, а затем поднялись на восемь ступенек, которые вели к подъезду.

— Чей это дом? — спросила Элизабет, когда Калеб вставил ключ в замок. — Хозяина нет дома?

— Я оставил отопление включенным, так будет уютнее.

Калеб провел ее в прихожую и повернул выключатель. Свет люстры столетней давности заблестел на дубовом паркете. В арку было видно просторную гостиную с камином из зеленого мрамора. Даже без мебели эта комната производила впечатление.

Калеб стоял в прихожей и наблюдал за тем, как Элизабет легкой походкой вошла в гостиную, засунув руки в карманы куртки. Стук ее сапожек гулко отдавался в пустой комнате. Она остановилась у камина, посмотрела на единственный предмет обстановки в доме — на спальный мешок — и повернулась к Калебу.

— Что это, Калеб? Я ничего не понимаю.

Он расстегнул куртку. Элизабет не собиралась облегчать ему задачу, он это видел.

— Я хочу показать тебе весь дом, Элизабет. В нем четыре этажа, жуткий двор и…

— Ты его купил?

— Да. Для тебя.

Калеб увидел, как ее глаза расширились, но она не улыбнулась в ответ.

В эту минуту ему припомнилось, как она в штыки встретила предложение купить ей новую одежду. Он беспокойно провел кончиком языка по губам, собираясь продолжить, но она заговорила первая:

— Зачем ты выслеживал меня в театре?

— Мне надо было узнать, что удерживает тебя вдали от меня.

— Ты что, выслеживал врага?

— Ну, что-то вроде этого. И… я подумал, тогда я вырвал тебя из твоего мира. — Он взъерошил влажные от снега волосы. — Ты уже достаточно хорошо знакома с моим миром. Он не похож на твой…

Ему показалось, что Элизабет немного оттаяла. Ему не терпелось обнять ее, но какой-то голос подсказывал ему, что не надо торопиться. Раздалось громкое мяуканье, и в комнате появился молодой кот. Он шел через гостиную с явным намерением представиться Элизабет.

Она опустилась на колени, сняла с плеча сумку, стянула перчатки и протянула руку, чтобы погладить его. Ее глаза сияли.

— Булвинкл? — Она взяла его на руки. — Это Булвинкл! Он стал такой большой.

Хвост Булвинкля неприязненно задергался, и Элизабет отпустила его. Но он остался рядом, обнюхал ее ноги и стал тереться о них. Она любила этого котенка больше остальных котят, которых принесла Наташа.

Как не стыдно Калебу призывать на помощь бессловесное животное, чтобы умаслить ее? Он криво улыбнулся. Но кто ж честен на войне и в любви? По взгляду Элизабет, брошенному в его сторону, Калеб понял, что от нее не укрылась Булвинклева стратегия капитана Трента.

— Пойдем со мной, — сказал Калеб. — Я хочу показать тебе двор.

Он помог ей подняться, а Булвинкл направился к спальному мешку и улегся на нем.

— Мы можем посмотреть на звезды. Помнишь, как мы смотрели на звезды в мой телескоп?

— Звезды? Калеб, ведь снег идет. Кроме того, это же огромный, блещущий огнями Нью-Йорк. Мы и в ясную ночь их вряд ли увидели бы.

Калеб отпер дверь черного хода, и она вышла вслед за ним на улицу. У нее перехватило дыхание.

— Как красиво!

Снежинки кружились и медленно падали на землю. Двор был по-городскому мал, но красиво расположен. Он был окружен высокой кирпичной стеной и изгородью из виноградных кустов, которые летом покроются большими зелеными листьями и ароматными ягодами. Калеб шел вслед за Элизабет, и снег поскрипывал под ногами на замерзшей траве.

— Я купил этот дом у одного из моих клиентов. Он уезжал из города, и ему надо было срочно продать его. Не могу сказать, что он достался мне за гроши, но, поскольку парню не нужно было обращаться к маклеру, нам удалось уменьшить расходы. На следующей неделе я привезу свои вещи.

Элизабет удивленно посмотрела на него.

— Ты хочешь обосноваться здесь? Мне казалось, тебе нравилось вести свои дела из поместья у черта на куличках.

Калеб пожал плечами.

— Это я улажу. Я люблю город. А ты ведь не сможешь продолжать свою карьеру, если будешь жить в нескольких сотнях миль от Бродвея. Восьмичасовые поездки на поезде тебя быстро измотают.

Элизабет пропустила его заявление мимо ушей.

Калеб принял это за добрый знак и поспешил продолжить:

— Поскольку я купил этот дом, ты сама сможешь выбрать обстановку. Я на все согласен, кроме ситца в цветочек. Я не очень люблю ситец в цветочек.

— А что ты собираешься сделать с тем домом?

— Я сохраню его. Это будет наш загородный дом. Нужно же нам где-то любоваться звездами. Тебе приятно будет узнать, что я снял с забора проволоку. Теперь он больше похож на загородный дом и меньше на больницу.

Элизабет остановилась у дальней стены двора, разглядывая скамейку с чугунным орнаментом. Подойдя, она начала лениво смахивать снежинки с резной спинки, а потом прислонилась к скамейке спиной и подняла лицо к небу. В темноте Калеб мог видеть лишь, как снежинки падают ей на ресницы, и ему хотелось слизнуть их.

— А что поделывает наш дорогой фальшивомонетчик? Как он там? — спросила Элизабет.

— Похоже, Лу поссорился со своими адвокатами.

— Опять?! Он что, собирается отказаться и от этих?

— Похоже на то. Бедняга просто не может понять, почему все так его ненавидят.