Трудно поверить

— Прекрати! — взмолился он, мечтая опуститься на пол прямо в коридоре, чтобы не оттягивать долгожданный момент. — Стефани, немедленно перестань так смотреть на меня! И убери руку, иначе мы не доберемся до кровати.

Острые ноготки, слегка царапнув напоследок, оставили в покое затвердевший мужской сосок. И вовремя! Еще немного — и Грег выполнил бы угрозу. В спальне он уложил Стефани на покрывало. Она не отпустила его от себя, вынудив Грега прижать ее бедра всей тяжестью тела.

— Если бы ты знала, какая у тебя соблазнительная улыбка, — заворожено глядя на Стефани, произнес он. — Ты и святого введешь в искушение.

— Святой мне не нужен. Мне подавай настоящего грешника, — проворно расстегивая ремень на брюках Грега, игриво сказала она. — Я буду ласкать его так, что он забудет обо всем на свете… А что тут плохого?

Ее рука скользнула внутрь расстегнутой ширинки, коснулась рвущейся наружу тугой плоти. Она провела по ней пальцами и легонько стиснула.

Грег вынужден был согласиться: в том, что она делает, нет ничего плохого. Наоборот, он душу готов был заложить, лишь бы Стефани не прекращала ласкать его.

— Боже, — вырвалось у него минуту спустя, — как я об этом мечтал! Ты мне снилась, Стефани. Вот такой, страстной, с припухшими от моих поцелуев губами! Ты приходила ко мне каждую ночь, лишая покоя и возбуждая до предела. И вот сон стал явью.

Он решительно накрыл руку Стефани горячими пальцами.

— Я хочу видеть тебя обнаженной.

Грег не отрывал от нее зачарованного взгляда и вздрагивал всякий раз, когда она, возбуждающе медленно раздеваясь, задевала рукой свою грудь или касалась пальцами пушистого островка волос внизу живота. Желание жгло нестерпимо, и выдержка уже начала ему изменять. Грег в мгновение ока сбросил с себя одежду и вновь потянулся к Стефани, вне себя от возбуждения, которое передалось и ей.

Они сплелись воедино, забыв о нежности или об осторожности. Им просто не нашлось места в эпицентре этого взрыва страсти. Оба слишком изголодались по любви. Нежность могла и подождать. Они ощущали друг друга каждой клеточкой разгоряченных тел; закрыли глаза и во тьме любовного лабиринта искали и находили дорогу к наивысшему наслаждению…

Грег зарычал, ощутив, как из глубин естества поднимается волна жара, предшествующего освобождению, и крепче стиснул любимую в объятиях. Тут же внутри Стефани словно разжалась тугая пружина. И оба воспарили к вершинам блаженства, не чувствуя собственных тел, не слыша своих восторженных вскриков…

Что бы ни произошло дальше в их жизни, какие бы препятствия ни встретились на пути, Стефани с Грегом уже и не помыслят о том, чтобы жить друг без друга. Они — семья. Так будет отныне и вовек.