Веселое заведение

Нед думал примерно то же самое, и его обрадовало, что красоты прерии не оставили Эмму равнодушной. Он распряг лошадей и дал им напиться из грязного ручейка, с трудом пробивавшего себе дорогу в сухой, растрескавшейся от жары земле. Потом он стреножил лошадей и пустил пастись. Эмма достала из фургона корзинку с провизией, вынула из нее буханку черствого хлеба, кусок твердого сыра, пикули и положила все это на расстеленную в тени салфетку.

— Судя по всему, Уэлкам решила, что мы и питаться должны тоже как нищие фермеры, — сказала она, указывая кивком головы на скудное угощение.

— Уэлкам пора бы утихомириться, а то она слишком много болтает и вечно сует свой нос куда не следует. Можно подумать, это она в доме всем заправляет, — проворчал Нед. — Уверен, не будь она такая работящая, Эдди давно бы уже выставила ее за дверь. — Он достал нож и нарезал хлеб на куски. Потом настругал твердый как камень сыр. — Ничего, сегодня вечером мы с тобой на славу отужинаем в отеле.

— Я вовсе не против ночевки в фургоне. Не стоит привлекать к себе внимание, разбрасываясь деньгами в гостинице, — сказала Эмма.

— Ну, это очень скромный отель, хотя кормят там вполне прилично. Кстати сказать, этому заведению в моем плане отводится определенное место, поскольку задняя дверь у него выводит прямо к банку. Два эти здания отделяют друг от друга не более дюжины шагов. Этот банк так легко взять, что остается только удивляться, почему никто не сделал этого раньше. Нам нужно только спуститься по лестнице, выйти из задней двери, войти в банк, а потом, сделав дело, вернуться в отель. Я уже говорил Эдди, что подломить там кассу проще, чем меду отведать.

— Иногда без забот и меду не отведаешь, — сказала ему Эмма. Голос у нее при этом сделался таким резким и неприятным, что Нед с удивлением поднял на нее глаза. Эмма прожевала кусочек хлеба и, проглотив, добавила: — Ведь как бывает-то? Поднесешь ложку с медом ко рту, а тут откуда ни возьмись — пчелы. Да не одна или две, а целый рой. Тут уж не до меда — знай отмахивайся, чтобы не покусали. — У Неда сложилось такое впечатление, что она говорила, обращаясь скорее к себе, нежели к нему. Нехотя проглотив еще один кусочек хлеба, она поднялась на ноги. — Ты отдыхай, а я пойду прогуляюсь. Так в этом фургоне насиделась, что ноги сводит.

— Почему бы и нет? Прогуляйся. Время терпит. Кроме того, лошади должны отдохнуть, да и я, признаться, вздремнуть не прочь, — сказал Нед. — Часы-то у тебя есть, верно? Если через час не проснусь, приходи меня будить. — Нед растянулся на земле, надвинул на лицо шляпу и через минуту или две уже спал сном праведника.

Когда Эмма его разбудила, он, к большому для себя удивлению, обнаружил, что салфетка и остатки съестных припасов уже уложены в корзину, а лошади взнузданы и впряжены в фургон.

Джаспер считался более респектабельным городом, чем Налгитас. Салунов здесь было не в пример меньше, а над крышами глинобитных хижин и более солидных деревянных строений высились шпили двух местных церквей. В сумерках Джаспер казался уютным и ухоженным и, что более важно, весьма процветающим. Здание вокзала здесь было в два раза больше, чем в Налгитасе, и отсвечивало свежим деревом: его только что построили и даже не успели еще покрасить. Новенькая вывеска с выведенным на ней словом «Джаспер» стояла у стены. Между прочим, процветание здешней общины означало, что в банке могло оказаться куда больше людей, нежели предполагал Нед. Кроме того, в банке могли установить новый, более современный сейф. С другой стороны, рост благосостояния местных граждан являлся неоспоримым свидетельством того, что деньги в банке имелись, а это было важнее всего. Порадовавшись такому обстоятельству, Нед с заговорщицким видом сжал Эмме руку. Хотя Эмма и копалась в земле, высаживая розы и помогая Уэлкам работать на огороде, кожа у нее на руках была не менее гладкая и мягкая, чем у Эдди.

Подобно Налгитасу, Джаспер был отвоеван у прерии. Главная улица здесь состояла из полудюжины кварталов, застроенных кирпичными и каменными домами. Над входом в магазины висели полотняные навесы от солнца, а вдоль проезжей части были посажены деревца, придававшие городским кварталам уютный и законченный вид. Когда они ехали по улице, Нед указал Эмме на «Юнион-Отель» — выстроенное в два этажа красное кирпичное здание с двойными дверями, и сказал, что они оставят лошадей и фургон в платной конюшне, а потом вернутся к отелю пешком. Только что пришел поезд, и не было никакой необходимости афишировать перед гостиничным клерком то обстоятельство, что они приехали в фургоне. Конечно, в случае расследования этот факт быстро выплыл бы наружу, тем не менее, чтобы его установить, шерифу потребовалось бы какое-то время, а в таком деле, которое они задумали, даже несколько минут отсрочки могли им помочь ускользнуть от преследования. Эмма пришла к выводу, что в словах Неда есть рациональное зерно.

Нед остановил фургон у муниципальной конюшни и пошел договариваться о ночевке для лошадей. После этого они с Эммой достали из фургона свои саквояжи и направились к отелю. Шедшая рядом с Недом Эмма казалась такой же малопривлекательной и бесцветной, как и проходившие мимо жены фермеров и мелких торговцев. Никто ее не замечал — как, впрочем, и Неда. Его потертые брюки и выцветшая, в пятнах пота от долгой езды по жаре рубашка были точно такими же, как и у великого множества приехавших в город по делам фермеров и ковбоев. По счастью, Неду не нужно было слишком стараться, чтобы изменить внешность. Стоило ему только пару дней не побриться, прилизать волосы и мазнуть себя грязью по щеке, как привлекательный молодой человек исчезал, а на его месте появлялся типичный, средних лет обитатель прерий, чье достояние составляли только седло и лошадь. Вряд ли кому-нибудь удалось хотя бы с небольшой степенью достоверности дать его словесный портрет. Даже Эдди — и та редко узнавала его изображение на афишах по розыску преступников.

— Нам нужна комната, — сказал Нед гостиничному клерку, опуская глаза и заглядывая в лежавшую перед служащим книгу регистраций. Единственное, чего не мог изменить Нед в своей внешности, — это цвет глаз, и клерку совершенно необязательно было запоминать, что они у него зеленые.

— Две комнаты, братец, — сказала Эмма.

— Что такое? — удивился Нед. Минуту, не меньше, он не мог взять в толк, чего она хочет.

Клерк ухмыльнулся.

Тогда Эмма, понизив голос — так, чтобы ее могли слышать только эти двое, зашипела:

— Мы же цивилизованные люди, братец. Так что изволь взять мне отдельную комнату. Уж если я переехала к тебе, чтобы помогать по хозяйству, то будь добр держаться приличий. Нам нужны две комнаты, сэр. У вас есть свободные? — Эмма посмотрела на клерка в упор. — Что это вы так развеселились? Разве я сказала что-нибудь смешное?

Появившаяся было на губах клерка улыбка исчезла; он опустил голову и стал листать книгу регистрации.

— У нас достаточно свободных комнат, мэм. Желаете получить две рядом?

— Я хочу, чтобы мне дали комнату на втором этаже в дальнем конце коридора — уж больно я не люблю постороннего шума. Что же касается моего брата, то пусть сам скажет, что ему нужно.

— Поселите меня в комнате напротив, — сказал Нед. Выходка Эммы до такой степени его позабавила, что он едва не рассмеялся. Овладев собой, он потер глаза кулаком и стал смотреть в сторону от клерка, как если бы имевшая место сцена чрезвычайно его смутила.

— Вам необходимо прописаться, — сказал клерк.

«Вот незадача», — подумал Нед, почесав затылок. Они с Эммой забыли придумать себе вымышленные имена, под которыми должны были зарегистрироваться в гостинице. Нед взял перо и, пододвинув к себе регистрационную книгу, стал медленно вписывать туда первую пришедшую ему на ум фамилию. При этом он проговаривал вслух каждый слог, чтобы слышала Эмма.

— У-иль-ям Смит.

Когда он положил ручку, клерк повернулся к Эмме.

— Как вас зовут?

— Мисс Смит, — произнесла она с таким суровым видом, что клерк даже не стал спрашивать ее первое имя.