Голубые холмы Синтры

— Невероятно красивая. Интересно, что сказал ее брат, когда узнал. Думаю, она переживала долго, не одну неделю! Он привез ее сюда, чтобы, конечно, все сохранить в тайне.

— Разве это можно сохранить в тайне? — Элинор покачала головой. — Если она только что приехала сюда…

— Она сказала мне, что останавливалась у тети. Та живет в одном из поместий графа. Там Карлота провела шесть месяцев… и только на прошлой неделе приехала сюда. — Джун пожала плечами и села напротив Элинор за один из низких столиков, держа в руке чашку с блюдцем. — И с богатыми, и с бедными случается одна и та же история… и с баронами, и с крестьянами. Перед соблазном нелегко устоять.

— Странно, что родители не присматривали за ней.

— У нее нет родителей. Граф — ее опекун. Нам известно только это, — быстро произнесла Джун, угадав, о чем хочет спросить Элинор. — Девушке явно запретили разговаривать, так что она просто сидит наедине со своими мыслями.

Элинор нахмурилась:

— Печально. Когда роды?

— Через несколько часов.

Элинор замолчала, все еще хмурясь. Мысленно она упрекнула себя за то, что расстраивается из-за беды, в которую попала какая-то неизвестная ей девушка, к тому же иностранка. Это было просто смешно, и все-таки Элинор расстроилась. И когда после отъезда графа Джун спросила, не хочет ли она встретиться с этой девушкой, Элинор с готовностью согласилась.

— Обычно я приношу ей напиток на ночь… мы даем ей тоник, потому что в последнее время она плохо ест и дошла до истощения… так что можешь пойти со мной. Поможешь поправить постельное белье. Она подумает, что ты здесь работаешь и только что вернулась из отпуска.

— Но на мне нет формы.

— Она даже не заметит.

— А твой начальник… его нет поблизости?

— Доктор Хартингтон? Он наверху, у себя в квартире. И вечером спускается, только если за ним посылают.

Палата отличалась невероятной роскошью, но больничный дух чувствовался и здесь. Девушка, бледная и изможденная, сидела в постели. На покрывале лежала открытая книга, которой касалась ее худая рука. Когда подруги вошли, она перевела на них взгляд своих удивительно больших карих глаз, не проявив ни интереса, ни удивления.

Элинор остановилась у двери. Она даже прикусила губу — так расстроилась, увидев растерянность и беспомощность черноволосой красавицы.

— Вот, дона Карлота, — ласково заговорила с ней Джун, — я принесла ваш напиток.

— Спасибо. — Девушка говорила с легким акцентом, очень приятным, мягким и чуть хриплым голосом. Она послушно выпила все, что было в стакане, и протянула его Джун.

Несчастная страдалица обратила внимание на Элинор, только когда она и Джун начали поправлять покрывала. Ее блестящие черные волосы разметались на белоснежной подушке. Маленькое овальное лицо повернулось к Элинор.

— Вы новенькая? — спросила она, и Элинор машинально покачала головой.

Джун улыбнулась, но тут же обеспокоенно обернулась к двери. Вошла медсестра и что-то прошептала ей на ухо. Джун быстро сказала: «Извините, одну минутку» — и поспешила к другому пациенту.

— Как вас зовут? — спросила португалка. Казалось, она борется со сдержанностью, которой, вероятно, велел ей придерживаться брат.

Элинор почему-то всегда понимала, что чувствуют другие. Она сочувственно посмотрела на девушку и представилась ей.

— В моей стране тоже есть это имя, — сообщила ей дона Карлота. — Но оно пишется немного не так.

Неловкая пауза грозила затянуться, но Элинор начала болтать с девушкой, одновременно бережно подтыкая простыню. Кажется, Карлота начала ей доверять. Недаром она спросила:

— Вы замужем?

Элинор улыбнулась:

— Нет. Я только что получила диплом учительницы. Начну преподавать в сентябре.

— О… значит, вы здесь не работаете?

— Нет. Я подруга сестры Лейленд. Просто зашла с ней поболтать.

Девушка пристально посмотрела на Элинор и вдруг спросила:

— Наверное, у вас никогда не было детей?

— Нет, — мягко ответила Элинор.

Молчание становилось все тягостней. Наконец Карлота прервала его:

— Вы знаете, что я не замужем?

Элинор отвернулась, в который раз подтыкая покрывало. Вопрос повторили, и она наконец выпрямилась.

— Да, дона Карлота, я это знаю.

Девушка отвернулась, быстро прикрыв глаза рукой. Элинор увидела, как между тонкими, изящными пальцами заблестели слезы.

— Я не должна говорить с вами… ни с кем, — дрожащим голосом произнесла девушка, вытирая слезы рукой. Другая рука в это время искала платок под подушкой. — Мой брат рассердится, если узнает.

— Он не узнает, дорогая, так что вам нечего волноваться.

— Мне так страшно… — Девушка не договорила и к испугу Элинор зарыдала. — Если бы у вас был ребенок, вы бы мне рассказали о родах. Я не посмела спросить у тети. Ведь она чувствовала ко мне такое отвращение! — Слезы текли по щекам Карлоты.

Элинор разжала ее кулак, взяла платок и осторожно вытерла их.

— Не плачьте… пожалуйста, не плачьте. Вы здесь в очень хороших руках. Я уверена, что не будет никаких осложнений.

Элинор нахмурилась, представив, как эту девушку поспешно отправили в деревню к суровой тете… спрятали от всех. Скорее всего, брат рассказал друзьям, что Карлота отдыхает в тиши и уединении. И что отдых и перемену обстановки посоветовал врач. Хотя она видела графа всего дважды, и оба раза мельком, Элинор без труда представила, как он бойко и правдоподобно объясняет отсутствие сестры. И еще она словно наяву увидела тетю бедняжки Карлоты. Осуждая падшую племянницу, та относилась к ней так сурово, что молоденькая Карлота не решилась попросить совета и рассказать о том, что ее ждет. Элинор охватил гнев. Брат Карлоты проявил так мало сочувствия и человечности, а ведь девушка всего лишь совершила ошибку для нее трагическую, и теперь расплачивалась. Она вовсе не испорченная легкомысленная красотка. Чтобы это понять, достаточно увидеть ее невинные глаза, ясное, открытое лицо и нежный, детский рот.

Не думая о приказе, который Карлота наверняка получила от брата, Элинор спросила в сиюминутном порыве:

— Может, вы хотите поговорить, Карлота, дорогая? Вы со мной незнакомы и никогда больше меня не увидите, так что вам нечего бояться. Говорите, если хотите… — Она замолчала и успокаивающе улыбнулась. Девушка начала вытирать слезы. — Говорите, если хотите, — повторила она, — и я обещаю, что никогда и никому не скажу ни слова, даже моей подруге сестре Лейленд. — Она обрадовалась, увидев, что девушка слабо улыбнулась в ответ. Она еще раз вытерла слезы и спрятала влажный платок под подушку.

— Наша семья очень известна, — начала Карлота и произнесла титул брата полностью. — Его так не называют, — продолжала девушка. — У нас его зовут дон Мигел. — Она на секунду замолчала, увидев, что Элинор хочет что-то сказать. А та и в самом деле уже открыла рот сообщить, что знает, кто ее брат. Но вовремя передумала, сообразив, что после этого Карлота слова не скажет… а Элинор хотелось, чтобы она выговорилась именно сейчас, когда роды близко и ей так страшно. Это только пойдет на пользу. Элинор надеялась, что Джун еще ненадолго задержится. — Мы живем в Паласио де Каштру в Синтре, — продолжала Карлота низким, приятным голосом. — У моего брата есть и другие дома, но этот самый любимый. Он очень красивый и высокий… стоит на вершине большого холма, и его окружает огромный парк. — Она на мгновение замолчала и слегка покраснела. — С моей стороны неприлично рассказывать обо всем этом великолепии. У вас в стране это называется… хвастовством.

Элинор улыбнулась и заверила Карлоту, что та вовсе не хвастается. Ей было интересно, и она попросила девушку продолжать. И та стала рассказывать о пышности дворца, который окружали английские сады со скульптурами, озерами и фонтанами, с лимонными и апельсиновыми деревьями и безукоризненно подстриженными самшитовыми и тисовыми изгородями. О том, как павлины и другие яркие птицы важно расхаживают по тем садам, об огромном парке с мощеными дорожками, мостиками, кустарниками, папоротниками и кипарисами. В общем, по словам Карлоты, это было восхитительное местечко, где можно погулять или почитать книгу в какой-нибудь маленькой беседке или павильоне в саду.