Живи и люби!

Хотя Тенгвальд не повысил голоса, двойняшки тут же умолкли. Сигрид фыркнула.

Увидев, что все взгляды обратились на нее, она прижала руку ко рту. Это было чисто нервное. Никаких сомнений. Ситуация оказалась непривычной, и она чувствовала себя бараном, уставившимся на новые ворота.

— Прошу прощения, — сказала Сигрид и слегка пожала плечами, не желая признать, что попала впросак. — Они очень мило ссорятся.

У Тенгвальда приподнялся уголок рта.

— Они еще милее, когда не причиняют хлопот.

Сигрид невольно посмотрела на малышек. Воспаленные глаза у одной, дерзко выпяченный подбородок у другой… Внезапно она ощутила незнакомое чувство. Внутри стало тепло и щекотно.

— Вы говорили, что хотите выйти в Атлантический океан, — сказала она. — За папой и мамой, верно? Вы хотели попасть в Америку.

При упоминании о родителях девочка, которая плакала, заморгала, у нее задрожал подбородок, и сердце Сигрид окончательно растаяло. S

Она подошла к малышке, нагнулась и прикоснулась к ее нежной щечке.

— Ты Лотта? Или Ловиса?

— Лотта, — с трудом пролепетал бедный ребенок.

— Ну, Лотта, я тебя понимаю. Я тоже скучаю по маме с папой.

Девочка шмыгнула носом.

— Ваши мама и папа тоже улетели в Америку?

У Сигрид опустился уголок рта.

— Нет. Мой папа остался в Туресунне. — Она сделала паузу, подыскивая нужные слова. — А мама… Она далеко-далеко.

— Дальше Америки? — с суеверным ужасом промолвила Ловиса.

— Дальше. — Сигрид улыбнулась обеим. — А вы знаете, что я делаю, когда скучаю по ним?

Дети ждали продолжения открыв рот.

— Занимаюсь чем-нибудь интересным, — сказала она, а потом улыбнулась. — Именно это мы и будем делать. Все лето. Много интересных вещей.

— Кстати об интересном, — прервал ее дядюшка. — Кто хочет обедать?

Сигрид выпрямилась и увидела, что Тенгвальд взял ее чемодан. И подобрал босоножки. То, что он нес ее обувь, показалось Сигрид слишком… интимным. Она поторопилась забрать туфли. Затем их взгляды встретились, и она смущенно поблагодарила его. На мгновение Сигрид показалось, что ветерок стих и солнце стало припекать жарче. Она с трудом проглотила комок, застрявший в горле.

Паузу прервала Лотта, прохныкавшая:

— Я не люблю тушеную капусту!

Ловиса сморщила нос.

— Она плохо пахнет.

— Это брюссельская капуста, — поправил племянницу Тенгвальд. — Она очень полезная. В ней много витаминов. Если не понравится, можете не есть. Но сначала попробуйте.

Девочки во все лопатки припустились к дому, предупредив, что они попробуют капусту только один раз, да и то из уважения к дяде.

Тенгвальд, неторопливо шедший рядом с Сигрид, тяжело вздохнул.

— Я должен был поставить будильник. Не следовало оставлять их так надолго.

— Вы работали, — ответила Сигрид. — На прошлой неделе фру Истгорд предупредила, что вам предложили важный контракт и что вы в цейтноте. Так что я все понимаю.

— Но девочки могли попасть в беду.

Он явно чувствовал себя виноватым.

— Мне очень жаль, что я не успела прибыть до отъезда их родителей, — сочла нужным сказать Сигрид. — Но я ничего не могла поделать. — Она пожала плечами. — Врачи не разрешают мне пользоваться самолетами.

— Да, я помню. Амалия говорила, что вам временно запретили летать.

Сигрид ткнула себя пальцем в висок.

— Во всем виновато среднее ухо. Я не ощущаю никакой боли. Со мной все в порядке. Но врачи говорят, что мои барабанные перепонки могут не выдержать резкого перепада давления.

— Понятно.

Наступило тягостное молчание. Босиком Сигрид чувствовала себя неуютно, но не хотела портить туфли водой, стекавшей по ногам с подола мокрого платья. Интересно, заметил ли Тенгвальд исходящий от нее слабый, но острый запах соли?

— У вас есть опыт работы с детьми?

— Что? — Вопрос заставил Сигрид вздрогнуть. — Опыта нет. Но ваша сестра решила, что я сумею найти с девочками общий язык.

— Поймите меня правильно, я ничуть в этом не сомневаюсь, — заверил Тенгвальд.

Он явно собирал информацию, нужную для того, чтобы составить о ней мнение. Но Сигрид по привычке избегала рассказов о себе. Некоторые факты ее биографии не следовало знать никому.

— Просто вы так ловко с ними обращались… — продолжил Тенгвальд. — Особенно с Лоттой. Она очень переживает из-за отъезда Амалии и Фредрика.

Плитки, которыми был замощен внутренний дворик, оказались холодными и гладкими.

— Легко представить, каково ей приходится. — Сигрид облизала губы и переложила туфли в другую руку. — Ребенка, который переживает, нужно пожалеть.

— Если так, то вы сняли камень с моей души.

Ею снова овладело странное оцепенение. Казалось, температура воздуха сразу подскочила на несколько градусов.

— Должно быть, вы устали, — мягко сказал Тенгвальд. — Два дня дороги — это не шутка. Я покажу вам вашу комнату. Можете привести себя в порядок.

Он раздвинул широкую стеклянную дверь, за которой исчезли девочки, и жестом предложил Сигрид пройти вперед.

— Но я мокрая, — пробормотала она, глядя на ковер. — Я испорчу…

— Все в порядке. Входите.

Она на цыпочках прошла по роскошному светлому ковру.

— Можете не торопиться, — сказал Тенгвальд, закрывая дверь. — Я оставлю вам еду в духовке.

Тут послышался скрежет стула о пол кухни, глухой удар и возбужденные детские голоса.

— Знаете, я могу и сама найти спальню, — предложила Сигрид. — Похоже, что девочки… проголодались.

— Похоже на то, — согласился Ларсен. — Эти дети сведут с ума кого угодно… Ладно, так и быть. Подниметесь по задней лестнице на второй этаж. Желтая спальня справа. Мимо не пройдете. Когда станет немного потише, мы встретимся в моем кабинете и обсудим наши проблемы за бокалом вина. Вам положены выходные. Надо будет договориться, в какие дни вы предпочитаете отдыхать.

— Что ж, это разумно, — ответила она.

Тенгвальд двинулся в сторону кухни.

— Прошу прощения, — окликнула его Сигрид.

Он обернулся.

— Гм-м… Мне нужен чемодан.

— Ах, да, конечно… — Смущенный Тенгвальд передал ей чемодан. — Прошу прощения.

Сексуальная улыбка, которую следовало бы запретить законом, и некоторая рассеянность делали его не таким грозным. И даже обаятельным.

Когда Тенгвальд опять повернулся к двери, Сигрид улыбнулась и с удовольствием окликнула его снова. Судя по выражению лица, он был сбит с толку.

— Я только хотела сказать, что люблю брюссельскую капусту.

У странного чувства, которое испытывал Тенгвальд, не было никакой причины. Абсолютно никакой. Он сидел за письменным столом и рассеянно тер подбородок.

Во время перестройки дома он тщательно спроектировал эту комнату. Книжные полки от пола до потолка, длинный дубовый стол для совещаний, уголок для чтения, стена с широкими окнами. Кабинет и библиотека одновременно. Помещение, где можно читать, обрабатывать данные исследований и писать научные статьи. Эта комната, обитая деревянными панелями, была его оазисом.

Однако сегодня Тенгвальд не ощущал здесь и намека на спокойствие.

— Сигрид Бродерсен — замечательная девушка, — сказала ему сестра. — Очень скромная. Она хорошо поладит с детьми. Я уверена, она тебе понравится.

Амалия рассказала, что отец Сигрид много лет был владельцем маленькой автозаправочной станции. Дочь помогала ему заниматься бизнесом и вела домашнее хозяйство. Истгорды познакомились с Бродерсенами, когда Фредрик работал в местном отделении банка.

— Она честная, заслуживающая доверия и придерживается высоких моральных принципов, — продолжила Амалия.

А зять добавил:

— Я помню ее тихой как мышка.

Честная. Скромная. Тихая как мышка. Именно эта характеристика заставила Тенгвальда согласиться на ее пребывание в доме.

Доктор Ларсен всегда считал скромность признаком ординарности. Но Сигрид Бродерсен нельзя было назвать ординарной. Как и похожей на мышку. Она была воплощением вызова. От головы с искусной прической до пальчиков ног с ноготками, выкрашенными алым лаком. Кстати говоря, очень симпатичных пальчиков…