Вьющиеся розы

Вокруг гудел сотнями шумов гипермаркет, профессионально мелодичный женский голос из динамиков призывал посетить отдел компьютерной техники, где именно сейчас происходит распродажа аксессуаров для бортовых компьютеров автомобилей класса люкс. Миссис Кеверидж интригующе помолчала.

— Ну конечно, жив, — наконец проговорила она с таким видом, словно это была ее личная заслуга.

— Где он?

— Мистер Томпсон? Разумеется, в больнице. Лежит, должно быть, под капельницей, весь в гипсе, и благодарит Господа, что легко отделался.

— Расскажите же, что произошло, — ровным голосом проговорила Лора и поставила коробку с печеньем обратно на полку так аккуратно, словно это была раритетная фарфоровая статуэтка.

— Ну как — что? — Миссис Кеверидж явно получала удовольствие от ситуации. — Он ехал на своем велосипеде. Где-то в нашем районе. Очевидно, задумался и угодил под машину, выезжавшую из-за угла. Хорошо, что водитель ехал на маленькой скорости, иначе бы точно — насмерть.

Лора Кэмпбел молча слушала, и лицо ее казалось выточенным из мрамора.

— Так вот, — с воодушевлением продолжала миссис Кеверидж, посверкивая черными быстрыми глазами, — и оказался наш мистер Томпсон в больнице.

— А откуда вы об этом узнали?

— Миссис Кэмпбел, я ведь работаю санитаркой в центральной клинике Джексонвилла. — Фраза была сказана таким голосом, как будто знать это было прямой обязанностью Лоры. — А подробности мне рассказали парни из Службы спасения, которые его привезли.

— Понятно, — Лора развернулась, спеша закончить неприятный разговор.

— А знаете, что интересно, — бросила ей в спину миссис Кэверидж.

Лора обернулась.

— Его жена и ребенок погибли при точно таких же обстоятельствах…

— Миссис Кеверидж, довольно уже выдавать информацию порциями. Если вы хотите мне что-то рассказать — рассказывайте, если нет, то давайте не будем занимать друг у друга время.

Миссис Кеверидж поджала губы, колеблясь, стоит ли продолжать разговор с этой выскочкой Кэмпбел. Потом жажда показать свою осведомленность и тем самым сбить спесь с собеседницы пересилила уязвленное самолюбие.

— У мистера Томпсона была жена и пятилетний сын. Они возвращались откуда-то с пикника. И их сбил какой-то придурок. Сын погиб сразу, жена еще несколько дней пролежала в коме. Парня посадили, а мистер Томпсон уехал из своего Лос-Аламоса. Говорят, продал за бесценок и дом, и имущество.

— Понятно, — Лора коротко кивнула.

Миссис Кеверидж явно была разочарована ее реакцией и постаралась максимально усилить эффект от своего рассказа.

— А еще он знаете, чего выдумал?..

— Нет, не знаю. Что именно?

Миссис Кеверидж посопела, щуря глаза.

— Наш мистер Томпсон не просто распродал имущество. А вложил все, что у него было на тот момент, в сумасбродную выходку. Как мальчишка, право слово. Наш Томпсон… ну вы его себе представляете… помчался в Африку! Спасать тамошних детишек от голода и безграмотности.

Работал там учителем при миссии ООН. Правда, недолго. Сердце не выдержало, и врачи срочно его отправили обратно. Он лечился некоторое время в нашей кардиологической клинике, у доктора Френсиса Брауна, слышали?.. Ну вот, значит… — миссис Кеверидж поправила что-то в своей битком набитой тележке, — лечился, а потом так и осел у нас в Джексонвилле.

Кстати, вы не замечали, в каком старье он разгуливает? Я как-то прямо ему сказала. Чего это вы, говорю, мистер Томпсон, все никак не приоденетесь. Или почтальонам у нас так мало платят? И знаете, что он ответил?

Лора промолчала. Ее уже начинала бесить манера задавать вопросы, ответ на которые заранее известен.

— Говорит, вы не поймете! — Миссис Кеверидж возмущенно поджала губы, помолчала немного. — Но я-то все равно узнаю что мне нужно, вы ж меня знаете.

Лора уже собиралась сказать, что не знает и узнавать не собирается, но миссис Кеверидж увлеченно продолжала:

— Моя кума, которая работает в отделении банка, уж она-то врать не будет, сама принимала у мистера Томпсона перевод. В Африку! Представляете, он до сих пор посылает часть своих кровных долларов. Должно быть, на счет той самой миссии ООН. — Миссис Кеверидж замолчала, стараясь по лицу собеседницы определить, какое впечатление произвел на нее этот рассказ.

Лора не спешила с дальнейшими расспросами. Она пыталась понять, насколько истинно то, что только что с таким энтузиазмом сообщила ей соседка.

В груди Лоры что-то болезненно сжималось, но она не позволяла себе пережить это чувство до конца. По крайней мере, пока не решит, что это значит для нее самой.

Когда Дорис принимала историческое решение о необходимости праздничного ужина, солнце еще только опускалось за крыши домов. Теперь улицы были наполнены густой синевой летнего вечера. Темная листва парков подсвечивалась нарядным светом золотистых фонарей, словно это были гигантские зеленые абажуры. К удивлению Дорис, редко выходившей на улицу в такое время, город казался едва ли не более оживленным, чем днем. По ровным тротуарам гоняли на скейтах мальчишки, ребята постарше сбивались в тесные компании и занимали какие-нибудь укромные уголки типа баскетбольных площадок или темных закутков парка. Навстречу Дорис прошла парочка, молодой парень и рыженькая девчонка, прижимающиеся друг к другу так тесно, что казалось, что они сейчас потеряют равновесие и хохоча свалятся на тротуар. Следом за ними шествовали две симпатичные старушенции, стреляющие глазками по сторонам и ехидно обсуждающие всех, кто встречался им на пути. Дорис осмотрительно обогнула влюбленную парочку, сейчас ей хотелось держаться подальше от возможных источников шума и резких движений. Улыбнулась старушкам. А впереди уже мягко светились большие окна их кафе.

Дорис подошла к ступеням крыльца и остановилась. Ей хотелось как можно полнее ощутить мир и свою к нему сопричастность. Она сама — прекрасная и светлая часть этого мира. И в ней тоже просыпается маленький мир. Почему-то именно так: не появляется, как было бы логичнее подумать про крохотный комочек бессмысленных клеток, а просыпается. Дорис втянула носом сладковатый вечерний воздух, подняла глаза к небу. Интересно, а когда она в последний раз смотрела на звезды. Наверное, когда-нибудь очень давно, в каком-нибудь скаутском походе. Ведь небо большого города Атланты прячет звезды так надежно, словно их и вовсе не существует. Дорис улыбнулась. Равнозначные задачки — а верите ли вы в звезды? А верите ли вы в любовь?

Весь парадокс в том, что задачки сформулированы неверно. Веришь ты в звезды или нет — они существуют без всякого твоего на то согласия. Так же и любовь. Ты можешь сколько угодно убеждать себя в том, что ее не существует, бояться и делать вид, что тебя устраивает одиночество и непонимание. Но мир живет по законам любви, дышит ею, с нее начинается.

Начинается с любви. Дорис осторожно провела рукой по животу. Вздохнула и открыла дверь кафе.

Знакомый бармен (как это его зовут, Сэмюел?) встретил ее удивленным взглядом, который практически мгновенно погас под маской профессиональной приветливости. И чего это он так уставился? А, точно, он, наверное, решил, что после того бегства (с покинутыми розами и шампанским) эта безумная клиентка больше никогда не переступит порога его заведения. Наивный. Дорис ослепительно улыбнулась бармену и гордо прошествовала в зал.

Все еще улыбаясь, пробежала глазами зал. Замерла. Вернулась взглядом к их столику. Забытая улыбка несколько мгновений висела на ее лице, как последний осенний лист, а потом соскользнула под холодным порывом ветра. Осознания того, что видят ее глаза.

Он обнимал ее за плечи. Смеялся и с обожанием смотрел на нее. Яркая блондинка, молоденькая и накрашенная, что-то оживленно ему говорила. Говорила, шевелила красными губами, смеялась. Потом растерянно замолчала, не понимая, почему он перестал улыбаться. Проследила за его взглядом.

Стив недоуменно смотрел на Дорис, не спеша убирать руку с плеча девицы. Открыл рот, словно собираясь что-то сказать. Но Дорис не стала слушать его объяснений.