Та самая, единственная

— Это Тобер, Оливия. Он у нас целую вечность, меня еще и в проекте не было, а он уже стал членом семьи.

Оливия протянула ему руку и спросила:

Как поживаете? — и была немного удивлена, когда Тобер на вполне сносном английском ответил, что поживает отлично. Потом его обняла Нел, после чего он принял у них верхнюю одежду и провел через широкий холл к двустворчатой двери. Нел повисла у него на руке, а Ахиллес семенил следом.

Они чувствуют себя совсем как дома, подумала Оливия, и, как бы услышав ее мысли, мистер Ван дер Эйслер сказал:

— Нел навещает нас каждый раз, как прилетает в Голландию, а Ахиллес воспринимает это жилище как свой второй дом, что, собственно говоря, так и есть.

Они подошли к дверям, и Тобер, открыв створки, впустил всю компанию в просторную комнату с высоким потолком и высокими узкими окнами, почти наглухо занавешенными тяжелыми парчовыми шторами. Стены были задрапированы панелями из того же шелка, которые разделялись выкрашенными в белый цвет колоннами. Полированный паркетный пол покрыт ковром, около стен стояла мебель гнутого дерева, и одну из стен занимал гигантский камин с кирпичным дымоходом. Похоже на музей, подумала Оливия, но потом, разглядев расставленные повсюду уютные кресла, столы со стоящими на них изящными лампами, стопку книг на маленьком столике, чье-то вязание, брошенное на сиденье кресла, и полосатую кошку, свернувшуюся клубком на другом кресле, изменила мнение. Может быть, и музей, но музей обжитой, теплый и гостеприимный.

Нел бросилась к сидящей у камина леди, и Оливия почувствовала на своей спине широкую ладонь, подталкивающую ее в том же направлении. Леди поднялась, нагнулась, чтобы поцеловать Нел, и шагнула к ним навстречу.

— Хасо, как я рада тебя видеть, милый? Она подставила ему лицо для поцелуя. — А это Оливия? Чувствуйте себя как дома, дорогая, я так люблю, когда у нас гости.

Улыбаясь, хозяйка протянула девушке руку для рукопожатия. Она была одного с Оливией роста и все еще красивая, со светло-голубыми глазами, поседевшими волосами, зачесанными назад, и превосходной осанкой.

— Вы не устали с дороги? В это время погода порой преподносит неприятные сюрпризы. Прежде чем подняться наверх, вы должны выпить чашечку кофе, а ты, Нел, получишь теплое молоко со своим любимым печеньем.

Принесли кофе, и Оливия, сидя рядом с хозяйкой у пылающего очага, почувствовала, что жизнь — стоящая штука. Рядом, в глубоком кресле сидел мистер Ван дер Эйслер, напротив него Нел, а на ковре уже дремал Ахиллес. Она улыбнулась его хозяину, и он тоже ответил доброй улыбкой, в которой, однако, не чувствовалось ничего личного.

Потом жена Тобера, Анке, низенькая плотная женщина, одетая во все черное и так же, как и муж, олицетворяющая собой тип старой семейной прислуги, проводила ее наверх. Весьма необычно, отметила Оливия, поднимаясь по широкой, изгибающейся лестнице, что в современном мире семья мистера Ван дер Эйслера не испытывает трудностей с прислугой. Его прекрасно обслуживают в лондонском доме, то же самое чувствуется и здесь. Этот дом, вероятно, принадлежит его матери, хотя, по всей видимости, еще будет возможность узнать это…

Комнаты Оливии и Нел были рядом и имели общую ванную. Обе были очень мило обставлены мебелью из палисандрового дерева и выдержаны в мягких пастельных тонах. Оливия, проведя рукой по поверхности стоящего у постели столика, решила, что дом просто великолепен. Она не могла дождаться утра, чтобы осмотреть его снаружи. Нел, дернув Оливию за руку, вернула ее к действительности. Девушка привела себя и девочку в порядок, и они снова спустились вниз. Оливия заметила, что Нел совершенно переменилась, она смеялась и резвилась и совсем не походила на того несчастного ребенка, которым выглядела в Амстердаме. Может быть, когда он женится на Рите, все будет по-другому.

Когда они вошли в комнату, мистер Ван дер Эйслер прервал разговор с матерью и непринужденно сказал:

— Мы поужинаем рано, и мне надо будет уезжать. Садитесь, Оливия, выпейте чего-нибудь. Нел, Анке приготовила твой любимый лимонад, и ты в виде исключения можешь сегодня поужинать с нами и лечь спать попозже.

За это он был вознагражден объятием и массой поцелуев.

— Ты самый лучший дядя на свете, — сказала Нел. — Как было бы здорово, если бы я могла здесь жить с тобой, а в Англии с бабушкой.

Его мать мягко напомнила ей:

— Но ты будешь скучать по маме, дорогая.

— Нет, не буду, все равно ее никогда нет дома, только эта противная фрейлейн Схалк. У нее бородавка…

— Наверняка твоя мама может найти кого-нибудь без бородавки.

Нел с сомнением покачала головой.

— Я поговорю с твоей мамой, — пообещал мистер Ван дер Эйслер, — и мы посмотрим, не сможет ли она найти кого-нибудь, кто будет тебе нравиться.

— Оливия! — радостно крикнула Нел. — Разве это не ты? Пожалуйста, скажи «да».

Мистер Ван дер Эйслер произнес успокаивающим тоном:

— Оливии нужно будет вернуться к своей маме и бабушке, Нел.

Оливия увидела, что маленькое личико девочки наморщилось — она готова была вот-вот разрыдаться.

— Но ты ведь можешь, — сказала она громко, — время от времени навещать меня, у тебя много каникул.

Мевра Ван дер Эйслер с энтузиазмом поддержала это предложение:

— Какая прекрасная идея. Нам непременно надо будет это обсудить. Но сейчас Тобер зовет нас к столу — ведь вы голодны.

Они обедали в великолепной комнате, расположенной в глубине дома, ее большие окна выходили в сад. Мебель была старинной и массивной, а стены увешаны потемневшими портретами почтенных предков, смотревших на поданные к столу щи с сельдереем, жареную утку и приготовленное в честь приезда Нел мороженое.

За ужином велась непринужденная беседа, но просидели они недолго. Нел уже клевала носом, и Оливия предложила уложить ее в постель.

— Конечно, — согласилась Мевра Ван дер Эйслер, — но, когда освободитесь, спускайтесь выпить кофе.

Оливия поднялась вместе с Нел наверх. Пока та раздевалась, налила ванну, быстро сполоснула девочку, вытерла и уложила, совсем сонную, в постель. Но даже освободившись, Оливия не сразу спустилась вниз — мать и сын, наверное, хотели поговорить, а она не знала, как долго мистер Ван дер Эйслер еще пробудет в доме; он ничего не сказал Нел, когда та целовала его на прощание.

Оливия некоторое время бесцельно провела в своей комнате, подкрасила губы, потом стерла помаду и наконец медленно спустилась по лестнице.

Мистер Ван дер Эйслер натягивал пальто.

— А вот и вы, — приветливо сказал он. — Как раз вовремя, чтобы попрощаться.

Его слова тяжелым камнем легли ей на сердце. Как можно более спокойно она произнесла:

— Надеюсь, что вы доедете благополучно. Снег перестал?

— Нет, он, вероятно, зарядил на несколько дней, но вам здесь будет удобно. Сразу же после разговора с Ритой я дам вам знать, как все решится. — Он подошел и взял ее за руку. — Я очень благодарен вам, Оливия, но не собираюсь задерживать вас больше, чем это будет необходимо. Случай, конечно, неприятный, но меня заботит судьба Нел. В то же время нельзя не признать, что ее мать имеет право на личную жизнь. Однако я надеюсь, что сумею все же разрешить все это.

Разумеется, он сумеет, раздраженно подумала Оливия, ведь стоит только ему жениться на этой женщине, и все будут счастливы. Все, кроме самой Оливии.

Она холодно сказала:

— Я как следует позабочусь о Нел, мистер Ван дер Эйслер. — И отошла, с облегчением увидев, что из гостиной выходит его мать.

— Ты позвонишь мне, Хасо? — спросила пожилая леди. — Мне хочется, чтобы все это закончилось к обоюдному согласию и благополучно. — И добавила: — Я же знаю, конечно, что Роб был твоим ближайшим другом…

Оливия ускользнула в гостиную, в которой теперь не было никого, кроме кошки, потому что Ахиллес возвращался со своим хозяином.

Улыбаясь и приветливо кивая, вошел Тобер с кофе. Оливия тоже улыбнулась и кивнула ему в ответ, ожидая в это время услышать хлопанье закрывающейся тяжелой наружной двери. Теперь, если она и увидит мистера Ван дер Эйслера, то разговор будет коротким, касающимся ее возвращения вместе с Нел в Англию. Она должна попытаться забыть о нем.