Тайное свидание

— О да! Ты ведь не хочешь, чтобы я делал это, — поддразнил Джеффри, покрывая томными, полными неги поцелуями низ ее живота.

Чармиан судорожно рыдала. Как, должно быть, он презирает ее за то, что она хочет, чтобы он все это делал с ней! Предательство ее тела было самым ужасным и самым унизительным чувством, которое она когда-либо испытывала.

В комнате все еще было достаточно света, чтобы Чармиан могла разглядеть капельки пота, выступившие на теле Джеффри. Его рука, ласкавшая ее грудь и живот, слегка дрожала, но не так сильно, как ее тело, когда он нежными, но страстными поцелуями ожег ей грудь.

Она застонала и попыталась вновь оттолкнуть его, когда почувствовала, что он приподнимает ее бедра.

— Слишком поздно сейчас разыгрывать нежелание, — услышала она низкий голос Джеффри. — Ты хочешь меня и знаешь это.

— Нет! — воскликнула Чармиан. — Нет! Это лишь мое тело, моя плоть. Она не понимает, кто ты на самом деле. Она лишь знает, что ты способен возбудить ее. Но мое тело — это еще не я. Моя душа, мое сердце не хотят тебя, потому что слишком хорошо узнали, что ты за человек.

Чармиан закричала, когда он крепко сжал ей руки, заглушая ее слова жаркими поцелуями ненасытных губ. Она содрогнулась, почувствовав, как он резким движением вошел в нее.

Это не любовь, горько признала Чармиан, и даже не секс. Это безжалостная война, в которой каждый из них хочет одержать победу над врагом.

В то время как ее тело расслабилось после чудовищного, только что перенесенного напряжения и даже испытывало удовлетворение, душевная боль стала просто невыносимой.

Чармиан лежала без сил, горячие слезы катились по ее щекам. Она встрепенулась, почувствовав, как он еще крепче обнял ее, а затем вся сжалась, не в силах понять, что происходит. Губы Джеффри ласково коснулись ее шеи, подбородка, уголков крепко закрытых глаз. Чармиан была поражена. Если бы она не знала, что он ненавидит ее, то готова была бы поклясться, что ее обнимает любящий и духовно близкий мужчина. Она услышала, как он прерывисто вздохнул, и затем его губы нежно и осторожно коснулись ее губ.

Разве это не предел мечтаний любой женщины? Любовник, чья страсть и восхищение не утихают и после того, как желание уже утолено. И она мечтала о таком. Но Джеффри лишь притворялся, и это жестоко оскорбляло ее.

Если бы он любил ее так же, как она до этой ночи, то минуты, когда она лежала в его объятиях, слушая биение его сердца, а он покрывал ее лицо нежными поцелуями, остались бы самыми сладостными воспоминаниями ее жизни. Если бы...

— Не надо... — еле выговорила она пересохшими губами, стараясь оттолкнуть его руки. — Что еще тебе нужно? Ты получил все, что хотел!

— Еще не все, — покачал головой Джеффри. — Это только первая выплата долга, а проценты продолжают расти. В тебе есть то, что заставляет меня требовать немедленного и сладостного удовлетворения...

Ранним утром Чармиан все еще судорожно всхлипывала, лежа без сна и мучаясь от унижения, от горького сознания, что все ее мечты разбились, а сама она — в западне. Она не могла выбраться из кровати, потому что Джеффри уснул, так и не выпустив ее из объятий. И во сне он обнимал ее так крепко, будто хотел уберечь, защитить от тех страданий, которые заставлял испытывать.

11

— Дорогая, у вас гость, — окликнула ее Лиззи.

Чармиан в удивлении остановилась.

Она только что вернулась от бабушки, которая уже начала ходить после операции. Врачи были очень довольны ее состоянием и обещали полное и скорое выздоровление.

В этот день все казались Чармиан счастливыми. Все, кроме нее.

Она боялась, что бабушка встревожится, увидев ее. Внучка была бледна и выглядела совсем больной. Она исхудала так, что даже Джеффри заметил это прошлой ночью и сказал в той издевательской манере, с какой привык обращаться к ней:

— Тебе надо побольше есть, а то не сможешь платить долги.

Но бабушка ни о чем не спросила. Правда, когда ее родная девочка уходила, она озабоченно поглядела ей вслед и покачала головой. Чармиан так хотелось прижаться к бабушке и, как в детстве, рассказать о своих бедах! Но разве она могла? Разве можно было сказать, что за лечение она платит своим телом?

Чармиан поспешно смахнула слезы. После первого ужасного потрясения в ней пробудилась присущая ей гордость, и она ни разу не разрешила себе плакать.

Между тем Лиззи продолжала объяснять:

— Сказал, что он ваш друг. Поэтому я проводила его прямо в вашу квартиру.

Друг? Она удивленно подняла брови.

— Да, еще, — добавила Лиззи, — звонил хозяин. Велел передать вам, что задерживается в Лондоне по делам своей обожаемой герцогини, но это не меняет его планов на вечер. Он сказал, вы знаете, что он имеет в виду.

Чармиан густо покраснела. Так похоже на Джеффри использовать любую возможность, чтобы унизить ее.

Он смеялся и над тем, что Чармиан под утро всегда возвращалась к себе. Сначала она надеялась, что Джеффри будет заниматься с ней сексом нечасто, от случая к случаю. Но он это делал каждую ночь, которую проводил в доме.

И при этом его желание не ослабевало, он становился все ненасытнее. Ей приходилось проводить в его спальне столько времени, сколько ему хотелось.

— Кого это ты хочешь обмануть, каждый раз возвращаясь в свою постель? — спросил однажды Джеффри, когда Чармиан осторожно выбралась из его объятий и, вся дрожа, собирала свою одежду, разбросанную по полу.

— Не хочу, чтобы Лиззи знала... — тихо ответила она.

— Нравится выглядеть невинной недотрогой? — насмешливо предположил Джеффри.

Чармиан вышла молча. Она теперь вообще почти все время молчала, не позволяла себе ни умолять, ни кричать, почти не отвечала на его вопросы, не реагировала на язвительные реплики. Ночи держали ее в диком напряжении. Пока тело послушно отвечало на ненасытное желание Джеффри, трепетало от страстных прикосновений, горело от неистовых поцелуев, выгибалось навстречу его неутомимой плоти, Чармиан судорожно цеплялась руками за края кровати, боясь уступить искушению и обнять Джеффри или прижать к груди его голову. Это пассивное сопротивление и злило и смешило Джеффри, но помогало Чармиан сохранить остатки гордости.

Впрочем, Джеффри делал все, чтобы лишить ее этой иллюзии. Однажды, вернувшись днем из деловой поездки, он застал Чармиан в своем кабинете, где она раскладывала на его столе бумаги. Джеффри решительно запер дверь. Не сводя с нее глаз, он быстро сбросил пиджак и расстегнул брюки. Чармиан застыла, как кролик перед удавом. Он овладел ею мгновенно, грубо и ушел спокойно. А она не помнила себя от унижения и боли.

Пробираясь к себе на рассвете, дрожа от нервного напряжения, Чармиан тихо входила в квартиру и падала на кровать. Даже здесь она не могла уснуть и лежала, уставившись перед собой невидящими сухими глазами. Она и думать не могла о еде. Лицо ее осунулось, а глаза, утратив блеск, казались темно-синими, почти черными.

Хотя днем Чармиан старалась держаться так, будто ничего не происходило, часто ее лицо принимало отрешенное выражение, а сама она, казалось, не замечала ничего вокруг. Все чаще Джеффри бросал недоуменные взгляды на Чармиан. Он не понимал того, что с ней происходило, не мог в этом разобраться.

Состояние Чармиан начало волновать и Лиззи, хотя она пока не вмешивалась...

— Ваш гость... — Голос Лиззи заставил Чармиан оторваться от горьких мыслей.

Вероятно, подумала она, кто-то из знакомых бабушки пришел узнать, как она себя чувствует.

Однако, пересекая двор, Чармиан увидела припаркованную у ворот машину с иностранными номерами.

У Лиззи были ключи от квартиры Чармиан, и она провела туда гостя. Когда Чармиан вошла в гостиную, мужчина, сидевший на диване и читавший газету, поднялся, широко улыбаясь.

— Петер! — удивленно воскликнула она. — Что ты делаешь в Англии? И как ты...

— Я здесь по семейному делу, связанному с английскими родственниками моей бабушки. Отец настоял, чтобы я позвонил тебе и уговорил переменить свое решение и вернуться работать к нам. Ну, и я сам хотел тебя увидеть.