Влюбленная в принца

К его удивлению, она покачала головой. Он надеялся услышать «наверное, вы правы». Вместо этого у нее задрожал подбородок и она спрятала глаза.

— По-моему, — прошептала она, — вас называют Принц Совершенство потому, что вы видите в других доброту, даже когда ее нет. — Она тронула указательным пальцем свои губы, потом его. При этом простейшем поцелуе ее глаза наполнились болью. — Во мне нет благородства, Федерико. Я уезжаю в Африку, потому что у меня нет сил оставаться здесь.

Она спрыгнула со стола и прошла мимо него к двери. Отодвинула задвижку и на минуту остановилась.

— Почему бы вам не пойти в подарочную лавку? Я встречу вас в палате Джен. Она захочет, чтобы я была там, когда родится малыш. А потом мы разойдемся по нашим дорогам, что будет самым лучшим с точки зрения будущего. — С этими словами она направилась к лифту.

Едва дверь закрылась и спрятала ее от остального мира, Пиа прижалась к холодной металлической обшивке лифта, смахнула ладонью слезы и вытерла руки о слаксы. И почему Федерико такой чертовски… такой чертовски совершенный?

Как она решилась?

Она позволяла себе целовать его, потому что в глубине души не сомневалась, что в отношении к ней у него нет серьезности. Мужчина все еще скорбит по своей любимой жене. Это рикошет. Он забудет о ней раньше, чем ее самолет приземлится в Африке.

Но на самом деле ни о каком рикошете от потрясения, вызванного утратой дорогого человека, говорить не приходилось. Федерико был мужчиной, открывшим любовь. И вполне возможно, первый раз в жизни. Он бы бурно радовался, если бы Пиа осталась. Но если бы при этом она никогда не смогла полностью посвятить себя ему, у них бы ничего не получилось. Она бы относилась к нему не лучше, чем он к Лукреции.

Даже хуже.

Пиа загнала свою печаль глубоко внутрь, не дав ей всплыть на поверхность. Сейчас она нужна Дженнифер. Прежде чем посмотреть в лицо подруги или взять на руки ребенка, надо забыть, что говорил Федерико. Меньше всего ей хотелось бы сейчас потерять сосредоточенность. Особенно когда ребенка, такого крохотного, положат в ее неуклюжие руки.

Она могла влюбиться в Федерико в ответ на его страсть. Но она знала, что влюбилась в него раньше, чем он втащил ее в кабинет врача в больнице и поцеловал. Раньше, чем он рассказал правду о своем браке. Ее демоны оказались сильнее. И гораздо опаснее. Если она позволит себе уступить ему, если притворится перед ним и собой, будто может ответить на любое его желание, в накладе останутся его дети. Наверное, не завтра. И не послезавтра. В конечном счете.

Как она может принести им такую беду, когда сотни женщин, которые стали бы гораздо лучшими матерями, с восторгом вышли бы за него замуж?

Она вышла из лифта на этаже родильного отделения, и ее оглушил веселый гул голосов. Через несколько секунд она завернула за угол к комнате ожидания и увидела гигантскую гроздь голубых шаров, привязанных к столу медсестер. Поздравление от медицинского персонала. Они, наверное, спрятали шары, ожидая, когда появится на свет инфант. Любопытствующие врачи и медсестры заполнили холл, хлопали друг друга по спине, обнимались и пели.

Дженнифер благополучно преодолела заключительный этап своего пути и родила здорового мальчика — будущего короля.

Пиа удалось протиснуться через ликующую толпу. Она подошла к двери Дженнифер. И при виде открывшейся ей сцены засияла улыбкой.

Федерико остановился на пороге палаты, увидев, что его невестка наконец-то заснула. Рядом с ней на неудобном стуле примостился Антонио. Он тоже полуспал. Федерико осмотрел палату, надеясь увидеть Пиа и увести ее. Но в комнате никого, кроме них, не было.

Он уже собрался уходить, но остановился, услышав, как тихонько покашливает Антонио. Так он пытался привлечь внимание брата, не разбудив Дженнифер.

— Все хорошо? — беззвучно спросил Федерико.

Антонио кивнул, выпрямился на стуле и жестом попросил брата войти.

— Мой сын в детской. Это напротив через холл. Он только что принял свою первую ванну.

Федерико позабавила гордость в голосе старшего брата.

— Энцо так же устал, как и его мама?

— Это был долгий день для всех нас, — кивнул Антонио. — Час или около того я не буду им заниматься.

— Конечно. Отдыхай. Когда ты вернешься во дворец, увидишь, сколько накопилось для тебя дел. — Федерико показал головой на окно. Там несколькими этажами ниже известнейшие репортеры со всего мира ждали возможности поговорить с Антонио. — Репортеры будут задавать вопросы не только о новорожденном, но и о кризисе переговоров на Ближнем Востоке.

— Знаю. Слишком хорошо знаю. — Антонио положил руку на кровать рядом со спящей женой, откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Кронпринц наслаждался первым часом родительства.

Федерико вышел из комнаты, стараясь подавить волну зависти, поднимавшуюся в нем. Ему легко было представить, какой могла бы быть его жизнь с Пиа в недалеком будущем. Он лежит рядом с ней, их головы соприкасаются. Мальчики уснули, обсуждая приключения, какие ждут их завтра. Он убирает с лица ее непослушные светлые волосы и смотрит в зеленые глаза. Прощальный поцелуй «спокойной ночи». Или утренний «доброе утро». Наблюдать за ней, заботиться о ней, как Антонио о Дженнифер…

Он шел в детскую и ворчал на себя. Он не просто находил Пиа внешне красивой. Ему нравились ее светлая кожа и глаза, далекие от дипломатичного равнодушия. Она на сто восемьдесят градусов отличалась от богатых, тщеславных женщин, которые мечтали войти в его жизнь. Пиа, когда она позволяла себе расслабиться, сверкала остроумием. Она хотела помочь всему миру, такое у нее большое сердце. А ее разум будет бросать ему вызов каждый день их совместной жизни.

Чем больше он думал, тем яснее становилось, что никогда он не захочет другой женщины. Хватит той ошибки, которую он сделал, женившись на Лукреции. Он хотел Пиа. Отчаянно. И на этот раз не будет оглядываться на общественное мнение.

Он знал, что ее тоже влечет к нему. Она даже признавалась в этом. И потом, ни одна женщина не целовала его так, как она. С такой страстью.

Но что же ее так глубоко напугало?

Его озадачил панический взгляд, который мелькнул у нее на лице, когда он вошел в палату Дженнифер из лавки с подарками. Он принес по надувному медведю в каждой руке. Один для новорожденного, другой для мамы. Его так поразило, что невестка уже родила, что он обошел Пиа своим вниманием. Потом она неожиданно исчезла, и он испытал мучительное разочарование. Она не только отвергла его предложение. Она отказывалась находиться с ним в одной комнате. Это причиняло ему почти физическую боль.

Он прошел мимо стола, где собрались сестры, и, показав им жестом, чтобы не поднимали шума, направился в детскую. И увидел ее. Она склонилась над плетеной кроваткой, где лежал новорожденный принц.

Она стояла спиной к нему. Медсестра с интересом посмотрела на него. Не желая беспокоить Пиа, он жестом попросил сестру ничего не говорить. Она кивнула и переключила внимание на Пиа.

— Вы можете взять его на руки, — сказала она на итальянском с акцентом Сан-Римини. — Принцесса разрешила.

— Ох, нет, он в кроватке выглядит таким счастливым, — прошептала Пиа на своем мягком и мелодичном итальянском. Напряженная спина выдавала ее нервозное состояние.

— Это будет практикой перед крещением. — Медсестра ласково улыбнулась. — Принцесса сказала, что вы будете крестной матерью. А новорожденному нравится быть на руках. — Девушка показала на кресло-качалку в углу возле ряда кроваток для новорожденных; в некоторых спали дети. — Садитесь сюда. Я подам вам его.

Пиа помедлила, потом неуверенно села — все еще спиной к Федерико.

— Я не очень умею обращаться с детьми.

Медсестра поправила одеяльце на большеглазом малыше и положила треугольник, похожий на пирожок буррито, в руки Пиа.

— Не беспокойтесь, синьорина. Я знаю, вы ему понравитесь.

— Дело не в этом. — Голос Пиа дрогнул от страха. — Я могу уронить его.