Запасной вариант

— Дев! — Оказывается, Руби что-то говорила, но он не слышал.

— Извини, я… — Он провел рукой по волосам. — Что ты сказала?

— Я беспокоилась, не обидела ли тебя. Не обижайся, вопрос был глупый.

Он покосился на нее:

— С чего вдруг?

Они подошли к навесу, сооруженному у начала экспозиции. Потом, купив каталоги, они спустились на песок и зашагали между камнями, рассматривая первую группу скульптур. Внимание Руби привлек огромный красный гвоздь, как будто вбитый в песок между валунами.

— Так о чем ты спрашивала?

— Да так, — вздохнула она. — Странно, что деньги так много для тебя значат…

— Ну да, если вспомнить, из какой я семьи, — закончил за нее он.

Она неловко переступила с ноги на ногу:

— Д-да… повторяю, не обижайся.

— Меня не так легко обидеть, — возразил Дев.

По крайней мере, Руби это не удалось. Правда, будь она журналисткой, он бы ни за что не ответил на ее вопрос честно. Более того, он ни разу не говорил правду в ответ на такие вопросы.

— То, что я вырос в богатой семье, еще не значит, что я не ценю усердный труд или деньги.

— Конечно-конечно, — быстро кивнула она.

Дев понимал, что тема, в общем, исчерпана, и все же решил объясниться:

— Мой отец из тех, кто сам себя сделал…

Руби молча замедлила шаг.

— Он начинал с нуля — подсобным рабочим. Тогда он познакомился с мамой. Получил строительную специальность… Потом основал собственную строительную фирму, начал торговать недвижимостью. Иногда он ремонтировал купленные дома и перепродавал, иногда оставлял себе, иногда сдавал.

Дев краем глаза заметил очередную скульптуру, мимо которой они прошли, не остановившись.

— Он хотел обеспечить нам, сыновьям, достойное будущее. Чтобы мы выучились, получали приличный доход. И еще… чтобы у нас была крепкая семья.

— Значит, он не хотел, чтобы ты стал актером, — сказала Руби.

— Да. — Его губы растянулись в невеселой улыбке.

На следующую скульптуру Руби даже не взглянула. Им предстояло в очередной раз подняться наверх. Они шагали по ступенькам, держась за руки.

— Отец хотел, чтобы я стал бухгалтером.

— Да ты что! — воскликнула Руби так непосредственно, что Дев не мог не улыбнуться.

— Вот и я так думал. В школе я учился не так хорошо, как братья… Отец считал, что я просто не стараюсь, не выкладываюсь. Наверное, так оно и было. Мне ужасно не нравилось сидеть на одном месте, не нравилось зубрить за столом у себя в комнате.

— Верю, — кивнула Руби. — Наверное, ты был настоящим смутьяном.

— Да. — Он широко улыбнулся. Всплыли многочисленные воспоминания. — Мой характер отцу тоже не нравился.

Они перешли дорогу. Не глядя на расписные тотемные столбы, Дев продолжал:

— Так что… да, первый чек для меня многое значил.

— И твой отец обрадовался? — спросила Руби.

— Не знаю. Тогда я уже ушел из дому.

Она вопросительно посмотрела на него — и он, неожиданно для себя, принялся рассказывать. О той ночи, когда он загулял с друзьями, а отец ждал его… и потом ударил. Он ушел и больше не вернулся.

Руби слушала, не перебивая.

— Так что в каком-то смысле ты права, — сказал Дев после паузы. — Ведь я в самом деле вырос в богатой семье, был избалован, принимал свою жизнь как нечто само собой разумеющееся. Наверное, я вначале даже не понимал, что уверен в себе, потому что у меня есть надежный тыл. Первое время я подсознательно допускал для себя возможность провала.

Дорожка закончилась; перед ними раскинулась огромная поляна. Зрители обступили скульптуры — абстрактные или попросту странные. Львиный прайд, сделанный как будто из соломы; разнообразные стулья на двух ножках, а на них металлические акробаты, и даже огромный кран-смеситель.

— Но ты не провалился, — сказала Руби.

— Я не мог, — ответил он. Он не мог допустить, чтобы отец оказался прав.

— А все-таки ты оправдал надежды отца: сделал карьеру, добился финансового благополучия.

— Все вышло не так, как он хотел.

Они вышли на дорожку. Перед ними открылась очередная бухта. Сине-зеленые волны били в каменный берег.

— Какая разница?

Он и сам не знал. Поэтому и страдал. И теперь уже ничего не узнаешь наверняка — поздно.

Больше Руби ни о чем его не спрашивала. Молча они вышли на берег океана. Впереди блестел белый песок Тамарама-Бич. Руби немного ускорила шаг. Они снова очутились среди скульптур. Наконец, она села по-турецки рядом с огромной черепахой из автомобильных покрышек. Он сел рядом с ней, вытянув ноги на теплом песке.

— Выкидыш, — вдруг сказала Руби.

— Что?!

Она смотрела на океан, на серферов, ловивших волну.

— Вчера ты спросил, что случилось. Почему я решила изменить свою жизнь. — Она говорила нарочито беззаботно.

— Руби, мне очень жаль.

— Спасибо, — кивнула она. — Я встречалась с одним парнем… славным парнем. Из хорошей семьи, умным, очень красивым. Он мог выбрать кого угодно. Правда, не скажу, что он выбрал бы меня. Во всяком случае, он не собирался.

Дев прикусил язык, хотя ему было трудно.

— Забеременела я случайно. Сначала я не хотела ребенка, хотя обо мне говорили разное…

Говорили… О ней все сплетничали, осуждали ее. Она подвинулась на песке, повернулась к нему лицом.

— Но я была так счастлива! Сама не ожидала, но все складывалось так… — она прикусила губу, — как будто наконец у меня есть семья. Меня бы устроило даже, если бы семья состояла только из меня и ребенка. Но… мой приятель, как ни странно, сказал, что не бросит меня, останется со мной.

Она провела рукой по песку, оставляя едва заметный след, который тут же засыпало.

— Ну вот, у меня было все: ребенок, спутник жизни. Все было прекрасно. Я радовалась тому, что уже не одна. Что я не просто девчонка, о которой все судачат. Скоро я стану матерью, и отец ребенка обещал, что не бросит меня. Мы будем семьей.

Она непроизвольно погладила себя по животу.

— Я была дурой и ничего ни от кого не скрывала… Мне приятно было похвастать. А о выкидышах я даже не знала. Не знала, как часто они случаются. И вдруг у меня началось кровотечение, а когда я попала в больницу, мне сказали, что ребенка я потеряла. Мне показалось, что мир перевернулся.

Не в силах усидеть на месте, он обнял ее за талию, прижал к себе. Руби положила голову ему на плечо.

— Тогда я поняла, как сильно заблуждалась. Я сама бросила своего парня… Наверное, он вздохнул с облегчением. Ушла со своей бесперспективной работы, вернулась в школу. Я решила, что, кроме меня самой, мне никто не нужен — не нужен ни муж, ни дети… вообще никто. Только я.

Говорила она звонко, но едва заметно дрожала. Потом подняла голову и посмотрела на него. Дев понимал, что слова бесполезны. И потом, ей не нужны были слова. Да и ему тоже не требовался ответ, когда он рассказывал ей об отце. Поэтому он сделал единственное, что казалось ему правильным, — поцеловал ее.

Но поцелуй был не таким, как раньше, — не игривый, хотя определенно страстный. Все было… красиво и печально, и он вдруг понял: с ней все не так, как с другими.

С Руби на пляже, рядом с огромной дружелюбной черепахой… Ничего подобного он раньше не испытывал.

— Смотрите, это же Дев Купер!

От пронзительного крика оба вздрогнули. Руби вскочила и отвернулась.

Подняв голову, он заметил, что к ним подходит группа девчонок-подростков. Они показывали на него пальцами и возбужденно кричали. Люди, сидевшие на пляже, поворачивались к ним. Дев не раз ловил на себе любопытные взгляды, но до сих пор им сегодня везло. Никто не подходил к ним, не разрушал хрупкую защитную оболочку, которой он мысленно окружил их с Руби.

Но теперь мыльный пузырь лопнул, и они стали совершенно беззащитными. Руби окидывала задумчивым взглядом дома напротив пляжа и дорогу, как будто прикидывала, как ей лучше убежать. Не от поклонников — от него.

— Руби… — Он встал.

Она выхватила из сумки телефон.

— Сейчас закажу машину. Теперь ты уже не сможешь вернуться в Бондай пешком. — Не «мы», а «ты». И заговорила она «рабочим» голосом, показавшимся ему сухим и фальшивым.