Контракт для двоих

  —  Она не вернется домой, если только что-нибудь не изменит ее решения.

  Адам не заметил, как Сэл ушел. В его сознании друг за другом вспыхивали образы Джины, пока

боль в груди не стала почти невыносимой. Целыми днями он думал только о ней, несмотря на все попытки отгородиться от мира и вернуться к своему одинокому существованию.

  Мысли о ней то дразнили его, то мучили. Как она? В каких условиях живет? Что она могла бы рассказать их ребенку о нем?

  Теперь уже ребенка нет, и Джине мучительно больно. Гораздо больнее, чем ему, и, несмотря на ее семью, она одинока в своем горе. Так же, как и он сейчас. И неожиданно Адам понял, чего бы ему хотелось больше всего на свете. Ему хотелось обнять ее. Вытереть слезы. Успокоить и утешить.

  Он хотел засыпать, держа Джину в своих объятиях, и, просыпаясь, видеть ее глаза.

  Адам встал, повернулся, посмотрел на широкое окно позади него, на грунтовую дорогу, ведущую к скоростному шоссе. Вековые дубы шелестели уже пожелтевшей листвой, которая, под порывом ветра оторвавшись от ветвей, вот-вот отправится в свой последний свободный полет. Осень здесь всегда приходила внезапно. Дни становились холодными, а ночи длинными.

  Также и его жизнь будет холодной, длинной и пустой без Джипы.

  — Эсперанца права, — пробормотал Адам, поворачиваясь к телефону на своем столе. — Наполовину. Я был дураком.

  Джина улыбалась, глядя на маленького мальчика, лихо пританцовывающего в своем седле. Он весь светился от радости, изображая бывалого ковбоя.

  Ей повезло, что ее брат Ник, хотя и был футбольным тренером в городской школе, держал за городом небольшое ранчо.

  Так уж устроена жизнь, размышляла Джина. Пусть парень и уехал с отцовской земли, но тяга к собственному ранчо навсегда осталась в его сердце. И Джина здесь чувствовала себя на своем месте, помогая Нику и его семье. Она проводила время с племянниками и была так занята, что могла думать об Адаме лишь каждую вторую минуту.

  Это уже был прогресс.

  — Ты опять вспоминаешь о нем.

  Она повернулась к брату и, улыбнувшись, пожала плечами.

  — Совсем чуть-чуть.

  —  Я звонил домой вчера вечером, — сказал Ник, облокачиваясь на изгородь рядом с ней, — и, если тебе от этого станет легче, Тони говорит, что Адам выглядит не очень здорово.

  —  Небольшое утешение, — она повернулась и прислонилась спиной к изгороди, глядя на брата. — Как ты думаешь, в данном случае можно сказать, что я рада это слышать?

  — По-моему, можно. — Ник потянул ее за волосы, собранные в длинный хвост. — А еще Тони сказал, что мог бы хорошенько его отделать, стоит тебе только захотеть.

  —  Вот у вас, у мужчин, всегда так, — рассмеялась Джина. — Привыкли все споры решать кулаками.

  Шум приближающегося автомобиля заставил ее обернуться. Джине не был знаком этот желтый пикап, и ее сердце молчало до тех пор, пока водитель открыл дверцу и вышел из машины.

  —  Кто бы мог подумать, — проворчал Ник.

  —  Адам, — выдохнула Джина. Адам прямиком направился к ним, и она, уж сделав шаг навстречу, обернулась к брату: — Ник, присмотри за Микки.

  —  Конечно, — кивнул Ник. — Но ты крикни, если захочешь от него избавиться.

  Избавиться от Адама? Нет. Она совсем не хотела от него избавляться. Просто смотреть на него уже было удовольствием. Боже, как он хорош! Даже лучше, чем она представляла его в своем воображении. Кровь застучала у нее в висках, во рту пересохло.

  Джина заставила себя замедлить шаг, в то время как ее внутренний голос приказывал ей броситься в его объятия и не дать уйти. Сколько должно пройти времени, чтобы умерла любовь, подумала она? Месяцы? Годы?

  — Адам, какими судьбами!

  Смутившись, он потер рукой шею.

  — Вот, приехал повидать тебя. Сначала самолетом. А потом взял напрокат машину.

  —  Очень милый цвет.

  Он скосил глаза и махнул рукой.

  — Другие не лучше.

  Джина улыбнулась:

  —  Но я не спрашивала, как ты сюда добирался. Просто, почему ты здесь?

  —  Увидеть тебя... сказать тебе...

  Его глаза, казалось, были переполнены эмоциями, и Джина лихорадочно думала, что все это могло означать? Искра надежды вспыхнула в ней, но она тут же ее погасила. Нет никакого смысла надувать воздушный шарик, если по нему через секунду хлопнут рукой.

  Неожиданно Адам нахмурился и, оглядев ее с головы до ног, спросил:

  —   С тобой все в порядке? Разве тебе уже можно вставать?

  —  Что?! — рассмеялась Джипа. — О чем ты говоришь?

  —  Я привез тебе кое-что. — Он вытащил из бокового кармана сложенный лист бумаги. — Это твое.

  Выло достаточно одного взгляда, чтобы она узнала его. Их договор.

  Ее плечи удивленно поднялись.

  —  Я не понимаю.

  —  Все очень просто. Я расторгаю его. Земля снова будет твоей.

  Она перевела взгляд на бумагу, потом снова на Адама.

  —  С чего это вдруг тебе пришло в голову?

  — Твой отец сказал мне.

  Брови Джины сошлись на переносице. Что там еще придумал ее беспокойный папаша?

  — Мне очень жаль. Джина. Я знаю, слова здесь не помогут, но это все, что я могу тебе дать. — Адам взял в ладони ее лицо, нежно провел пальцами по щекам. — И еще мне жаль, что я не ценил все то, что было между нами.

  Ее отец обманул его. И, думая, что она в беде, Адам примчался сюда. В ней снова вспыхнула надежда. Джина втянула в себя воздух. Несмотря на холодный северный ветер, ей стало тепло, впервые с тех пор, как она покинула Калифорнию.

  — Адам...

  —  Подожди. Дай мне закончить. — Он притянул Джину ближе и провел руками по ее спине, как бы пытаясь убедить себя, что она действительно здесь. С ним.

  И Джина не делала ничего, чтобы остановить его. Она полностью отдалась чудесному ощущению вновь чувствовать себя в его объятиях. Чувствовать его запах, наполняющий ее. Силу его рук вокруг себя.

  Когда он заговорил, ей показалось, что его голос вот-вот сорвется.

  —  Ты спрашивала, почему в доме нет фотографий Джереми и Моники. — Заметив, как она напряглась, Адам еще крепче прижал ее к себе. — Я не забыл их. Но есть кое-что, чего ты не знаешь. Никто не знает. — Чуть отстранившись, он посмотрел на нее. — Моника тогда хотела уйти от меня. Я был ужасным мужем, да, наверное, таким же и отцом.

  Как многое это объясняло.

  —  О, Адам, ты винишь себя в их...

  — Нет, — он покачал головой, — я не виню себя в их смерти. Хотя, если бы я вел себя иначе, возможно, этого не случилось бы. Нет, после их гибели меня терзало лишь сожаление — что я не стал или не мог стать тем, кто им был нужен.

  Сердце Джины болело за него, но в глазах Адама она видела не только горечь, но и надежду.

  —  Я хочу быть тебе мужем, Джина. Хочу, чтобы наш брак был настоящим. Вот почему я отдаю тебе назад этот кусок земли. Он не нужен мне. Владей им, распоряжайся по своему усмотрению. Подари землю нашему следующему ребенку. Только дай мне шанс зачать его вместе с тобой.

  — О, Адам... — выдохнула Джина. Это было все, на что она надеялась, о чем мечтала, за что молилась. И теперь, глядя в глаза Адама, она знала, что впереди у них будет долгая и счастливая жизнь.

  — Я очень скучал по тебе, — его взгляд лихорадочно метался по ее лицу. — С твоим уходом словно что-то оторвалось от меня. Все перестало иметь для меня значение. Джина, я хочу, чтобы ты вернулась ко мне. Снова была моей женой. Я люблю тебя, Джина. Будешь ли ты со мной? Дашь ли ты мне еще один шанс завести с тобой ребенка?

  Джина была так ошеломлена этими словами, любовью, сияющей в его глазах, что могла даже простить отца за его непрошеное вмешательство.

  —  Я люблю тебя, Адам, — сказала она, легко касаясь ладонью его щеки.

  —  Слава богу, — прошептал он и, наклонившись, поцеловал ее.

  В этом поцелуе было все — и отчаяние, и любовь, и жажда, которую Джина так хорошо помнила. Наконец, когда он отпустил ее, она произнесла: