Дергать тигра за усы

Мирабел поблагодарила и вежливо отказалась. Следующей особой, почтившей своим появлением ее кухню, был Арчибалд собственной персоной.

— Вы не можете спать здесь, в окружении всех этих ядовитых испарений! — сердито объявил он, даже не поздоровавшись. — Это может повредить ребенку. Вам придется переехать ко мне и жить там до тех пор, пока не закончится ремонт. Я уже велел экономке приготовить вашу старую комнату.

Последовала долгая пауза, в течение которой Мирабел пристально изучала старика.

— Знаете что, — наконец произнесла она. — Меня поражает, как может человек, столь преуспевающий в бизнесе, так плохо разбираться в человеческой натуре. А с Полом все эти годы вы тоже так обращались? Неудивительно, что вы все испортили.

— Прошу прощения? — От яростного выпада Мирабел Сам вдруг сразу сник и его пыл угас.

— Вы врываетесь сюда и начинаете поучать меня, как мне поступить, хотя это вас совершенно не касается. Чего вы хотите добиться таким поведением?

— Что?

Сам просто-напросто лишился дара речи. Мирабел еще не пришла в себя после инцидента во время гонки и все время мысленно представляла, чем это могло закончиться. И тут не удержалась: надо было воспользоваться возможностью и высказать бесчувственному чурбану все, что она о нем думает.

— Любой человек, у которого хоть что-то есть в голове, однажды применив ваши способы воздействия, сразу поймет, что с нормальными людьми так обращаться нельзя. Но нет, насколько я слышала, вы годами давили на Пола, а теперь пытаетесь давить на меня! Вы уже достаточно хорошо меня знаете, чтобы понять: на меня это подействует не больше, чем на Пола. Мне вот что любопытно: вы действительно стремитесь защитить моего ребенка от вредных испарений или вам просто хочется настоять на своем?

Во время этого потока обвинений Арчибалд де Шателле-Норланд не спускал с женщины глаз. Затем он нашарил стул и беспомощно опустился на него.

— Я хочу защитить вашего ребенка, — произнес он, однако его обычный властный тон куда-то исчез.

— Вот и хорошо, — одобрительно кивнув, отозвалась Мирабел так, словно разговаривала с самым непонятливым из своих шестиклассников. — А как по-вашему, к чему стремлюсь я? Я хочу, чтобы малыш родился здоровым, или только и мечтаю о том, чтобы сделать его каким-нибудь слабоумным?

— Дурацкий вопрос! — взорвался старик.

— Глупо полагать, что я могу причинить вред ребенку. Но вот спросить, не это ли у вас на уме, вправе. В подобном вопросе нет ничего дурацкого, потому что, судя по вашему поведению, вы поступаете крайне неразумно. И, естественно, меня это возмущает. Как и Пол, я тоже терпеть не могу, когда мне указывают. И если бы речь шла не о здоровье моего ребенка, вы бы довели меня до того, что я стала бы делать вам назло, каковы бы ни были до того мои намерения.

Арчибалд де Шателле-Норланд никогда не извинялся и сейчас не стал.

— Я совсем не это имел в виду, — проворчал он.

— Может быть, в следующий раз вы сначала спросите, какие у меня планы, вместо того чтобы считать меня безмозглой дурой, за которой надо постоянно следить и указывать, как ей жить. А за одно вспомните, что я взрослый человек в здравом уме и твердой памяти, да к тому же обладающий гражданскими правами. Спасибо за заботу, Арчибалд, но это совершенно излишне. А теперь прошу меня извинить, у меня много дел.

Сам встал — вид у него был побитый.

— Так какие же все-таки у вас планы?

Мирабел пристально посмотрела на него.

— Можно спросить, какие у вас планы? — выдавил старик.

— Я забронировала номер в отеле на время ремонта, и мне надо собрать вещи.

— Если вы предпочтете пожить у меня, комната в вашем распоряжении, — слабым голосом произнес Сам.

— Спасибо, так мне, наверное, было бы удобнее. Вы не возражаете, если я дам вам знать чуть позднее?

В первую ночь, когда Мирабел спала в Большом доме, она проснулась оттого, что ребенок впервые шевельнулся у нее в животе. Это было едва заметное движение, но мир в эту минуту словно перевернулся.

Мирабел положила руку на живот, как бы защищая свое дитя, и пожалела о том, что ей не с кем поделиться чудесной новостью. Если бы Пол был дома, она бы пошла и разбудила его, и они бы вместе пережили этот необыкновенно волнующий момент. Тут Мирабел спохватилась: по-человечески понятное желание было еще одним доказательством того, что ее чувства грозят выйти из-под контроля.

Теперь придется быть еще более осторожной. Нельзя допустить, чтобы она привязалась к Полу — это только разобьет ей сердце.

Врач велел Полу отправляться домой. Тот ничего не имел против. На данном этапе его больше интересовали успехи в лаборатории, а не на трассе, да и вообще он не очень понимал, зачем ему понадобилось лететь в Аргентину…

— Привет, — негромко произнес Пол, войдя в кухню вечером и обнаружив Мирабел, списывавшую какой-то рецепт за новым дубовым столом, который они выбирали вместе.

— Пол! — Мирабел ждала, что он приедет только через час. Выронив ручку, она вскочила так стремительно, что опрокинула стул. — Ты приехал!

Пол был поражен тем, какое облегчение он испытал, снова увидев Мирабел. Ему доводилось и раньше быть на волосок от гибели, но еще ни разу он так отчаянно не радовался тому, что остался жив.

И вот, прежде чем оба успели опомниться, они уже сжимали друг друга в объятиях. А потом Пол наклонился и сделал то, о чем мечтал с того самого дня в бассейне.

Мирабел едва не лишилась чувств — настолько сильным было чисто физическое желание, пронзившее тело при его прикосновении. Она прижалась к нему, обвила руками за шею так, что их тела слились, и жадно подставила приоткрывшиеся губы.

Тут Пол пропал окончательно. Он, человек, всегда гордившийся тем, что в любой ситуации сохранял хладнокровие, вдруг потерял голову. Он крепко прижал Мирабел к себе. Казалось, насытиться ею было невозможно, — это единственное, что он сейчас понимал.

Однако какая-то часть его мозга все же еще функционировала, ибо он понял, что ведет Мирабел наверх. Хорошая мысль, запоздало откликнулось затуманенное сознание. Под руку попалась дверная ручка, и Пол оказался даже в состоянии повернуть ее.

Мирабел ощутила спиной некую поверхность и поняла, что лежит на кровати. Однако все ее существо сосредоточилось на тяжести, придавившей ее сверху. От прикосновения тела Пола ей стало необыкновенно хорошо, так, что она обвила его руками и прижала к себе изо всех сил. И сейчас же жар его желания окутал Мирабел.

Он приподнял ее голову и целовал губы до тех пор, пока оба не опьянели от поцелуя.

— Мирабел, — страстно шептал Пол. — Мирабел.

В его голосе звучала мольба. Он еще никогда не просил ни одну женщину, но сейчас об этом не задумывался. Ибо ему нужен был не просто секс, а нечто большее. Казалось, он молил ее подарить ему всю себя, и такое с ним случилось впервые.

На Мирабел было свободное хлопковое платье, застегивавшееся спереди. Пол расстегнул пуговки, и его взгляду представилась налитая пышная грудь. У него перехватило дыхание. Наклонившись, он стал ласкать губами ее груди, а Мирабел запустила руки в его волосы и еще крепче прижала к себе.

Она вытащила из-под ремня его рубашку, чтобы чувствовать жар его тела. Пол приподнялся на локте и стянул рубашку через голову. Его обнаженная грудь коснулась ее груди, и Мирабел застонала от наслаждения.

Когда он вошел в нее, оба невольно вскрикнули, как путники, внезапно обретшие рай. Пол стал двигаться, медленными, долгими толчками доводя Мирабел до исступления, не сводя глаз с ее лица, преображенного наслаждением.

— О, Пол, это потрясающе, — прошептала Мирабел.

— Ты такая красивая. Как с тобой хорошо, — прошептал Пол в ответ, зная, что это вовсе не те слова, которые он хотел сказать, и жалея, что не может найти нужных. Слова бились где-то в уголке сознания, но поймать их он не мог.

Его руки сжали бедра Мирабел так, что, казалось, он ее никогда не отпустит, и тело женщины охватила дрожь. Глаза жгли слезы.