Всего лишь миг

Однако решение порвать с Эди было по-прежнему твердо. Его слезы не могли перечеркнуть тот факт, что он никогда больше не рискнет полюбить и подвергнуть себя страданиям. Глядя на миску с ягодами, чувствуя, что уныние охватывает его все сильнее, Клиф понимал, что с ним происходит. Он вновь сокрушается, но на этот раз он оплакивает утрату Эди, пустоту и одиночество своей будущей жизни.

Клиф сел на стул у окна, спрашивая себя, почему, если ты поступаешь правильно, поступаешь так, как надо, это всегда причиняет боль.

Ну и долгая была ночь, подумала Эди, выходя из машины на предрассветную улицу. Все убыстряя шаги, она взлетела по лестнице к своей квартире. Там Клиф, она отчаянно в нем нуждалась.

Эди отперла дверь и вошла в комнату.

Клиф стоял у окна.

Не задумываясь, она подошла к нему и, обвив руками шею, спрятала лицо у него на груди.

– Клиф, обними меня. Она почувствовала, что на какой-то миг он заколебался, но тут же его руки крепко обхватили ее, и она закрыла глаза. Несколько блаженных минут она стояла в его объятьях и вдыхала его запах, прижимаясь всем телом к такому знакомому ей теперь телу Клифа.

– Что-нибудь… что-нибудь случилось? Бабушке стало хуже? – Низкий голос Клифа гулко отдавался у нее в голове, лежавшей на его широкой груди.

Эди вздохнула и неохотно чуть отодвинулась от него.

– Нет, физически она в порядке. – Эди высвободилась из объятий Клифа и села на диван. Клиф отошел от окна и сел рядом. – Клиф, она меня не узнает. – Из глаз Эди бесшумно закапали слезы, она нетерпеливым движением смахнула их. – Я знаю, что веду себя неразумно. Раньше тоже она порой не знала, кто я такая, но сейчас это иначе. – Эди прерывисто вздохнула, а Клиф взял ее руки в свои, молча побуждая продолжать. – Раньше, даже если она не узнавала меня, не признавала во мне свою внучку Эди, она не сомневалась, что я – человек, который ее любит, заботится о ней, которому она может доверять. Но этой ночью она совсем не узнала меня и так испугалась… – Внезапно все чувства, которые Эди сдерживала с того мгновения, как увидела отъезжавшую от дома санитарную машину, разом вырвались наружу. Слезы градом покатились по лицу, обгоняя друг друга, и, захлебнувшись, она снова потянулась к Клифу.

– Поплачь, дай себе волю, – тихо сказал он, чувствуя, как содрогается она от рыданий, и, прижав ее к груди, стал гладить по голове. Он знал, что слезы очистят ее, облегчат ее горе, как это было сегодня с ним самим.

И Эди дала себе волю. Она выплакала все до последней слезинки, под конец лишь конвульсивные сухие всхлипы сотрясали ее тело, отдавались болью в голове и першило в горле.

Наконец Эди отодвинулась от Клифа с коротким смущенным смешком.

– Мне так стыдно. Я чувствую себя смешной. И насквозь промочила тебе рубашку.

– Ты вовсе не смешная, а рубашка высохнет.

Эди благодарно посмотрела на Клифа, затем потерла лоб, где пульсировала боль.

– Голова болит?

Она кивнула.

Клиф встал, принес стакан воды.

– Выпей. Но главным лекарством тебе будет сон. – Эди безропотно выпила воду, как послушный ребенок. Клиф протянул ей руку. – Пошли. Я уложу тебя и уйду, чтобы не мешать.

Она позволила Клифу поднять ее с дивана и отвести в спальню. Да, ей действительно был нужен отдых. Мало того, что у нее болела голова, к тому же от слез и усталости жгло глаза, казалось, в них был песок. Пока Клиф расстилал постель, Эди зашла в ванную комнату и переоделась в халат.

– Молодец, а теперь быстро в постель, – сказал Клиф, и она забралась под тонкое шерстяное одеяло. Он подоткнул простыню и сел на край кровати. – Знаешь, возможно, бабушка вела себя так потому, что ей дали снотворное и вокруг были одни чужие. Я уверен, в следующий раз, когда ты к ней пойдешь, все будет иначе.

Эди улыбнулась, глаза у нее закрывались, она хотела спать.

– Наверно, ты прав. – Клиф хотел было забрать руку, но тут она проговорила: – Побудь со мной еще несколько минут, пока я не усну.

Клиф заколебался. В глазах Эди не было страстного зова. Вряд ли она хотела его соблазнить, ее взгляд говорил лишь о том, как она нуждается в его участии.

И все же Клиф боялся. Он не решался еще крепче связать себя с Эди.

– Пожалуйста. – Ее глаза молча молили его.

Клиф уступил.

– Хорошо.

Эди стремительно повернулась на бок, освобождая ему место на узкой кровати рядом с собой.

– Просто обними меня и полежи со мной немножко, – прошептала Эди.

Почему бы не выполнить эту просьбу? Что в ней дурного? – спросил себя Клиф, ложась рядом с Эди. Она нервничает из-за бабушки и нуждается в утешении. Неужели он ей в нем откажет? Клиф сжал Эди в объятиях. Что еще он мог ей дать, прежде чем навсегда уйти из ее жизни? Он покинет ее, как только она уснет.

Клиф закрыл глаза. Как сладостно было чувствовать на шее ее легкое теплое дыхание. Как может то, что ты ощущаешь как благо, быть злом? Это была последняя мысль, мелькнувшая у него в голове перед тем, как он погрузился в глубокий сон без сновидений.

Эди медленно открыла глаза и увидела, что лежит на боку, тесно прижавшись к Клифу. Ее голова покоилась у него на плече, бедро было зажато между его ногами.

Она чуть подвинулась, чтобы видеть его лицо: Клиф спал, его глубокое, ровное дыхание приподнимало грудь и отдавалось в ее груди. Как она его любит! В это трудно поверить, она узнала его так недавно, но у нее не было сомнений в том, какое чувство трепещет в ее сердце. Она сама удивилась силе своей любви.

Эди думала, что, посвятив себя уходу за бабушкой, наполнила свою жизнь, но внезапно увидела, до чего пуста она была до того, как в ней появился Клиф.

И она ему не безразлична. Эди знала это так же твердо, как то, что утром встает солнце, а за летом следует осень. Она видела это по его взгляду, чувствовала по прикосновению его руки, по тому, как ласково он ее обнимал, когда ей так нужно было выплакаться.

Эди нежно гладила лицо Клифа, обводя пальцем контур лба, щек, губ. Сильное лицо. Прорезавшие его кое-где морщины свидетельствовали о нелегкой жизни. Клиф пошевелился, крепче сжал ее, но не проснулся.

Эди приникла губами к его шее, руки засновали по груди, спустились на мускулистый живот, нерешительно задержались у пряжки пояса. Стоит ли его будить? Он так мирно спит. Она улыбнулась в предвкушении, руки, словно сами собой, принялись расстегивать джинсы. А почему бы и нет? Спит! Можно заняться куда более интересными вещами.

Клиф вынырнул из глубокого сна, чтобы ощутить, что он не только бодрствует, но исполнен жгучего желания, и переход этот совершился в считанные секунды, не дав ему времени его осознать. И в тот же миг он с изумлением почувствовал, что руки Эди, забравшись ему под пояс джинсов, обследуют единственную часть его организма, которая, судя по всему, полностью проснулась.

Благоразумное решение никогда больше не заниматься с Эди любовью спряталось куда-то в глубину его существа, когда он увидел, что она обнажена и руки его касаются ее теплого тела. Эди склонилась над ним, стаскивая с его ног джинсы. Лучи послеполуденного солнца струились в окно спальни, танцевали на ее коже, придавая ей блестящий золотистый оттенок.

А когда за ласкающими его руками последовали губы, улетучились последние крупицы благоразумия. Эта медового цвета колдунья завладела им целиком: его телом, душой и рассудком. Рубашка последовала за джинсами и халатом Эди, образуя беспорядочную кучу на полу. Узкая кровать стонала и скрипела под ними, заглушая нетерпеливые вздохи, доносящиеся со сбившихся простынь.

Их взаимные ласки доставляли обоим острое наслаждение. Они вновь открывали для себя то блаженство, которое нашли в прошлый раз. Оба молчали. Слова были излишни, их тела говорили за них все, что надо было сказать. А затем он проник в нее, слив их воедино, и пустился вместе с ней в путь на небеса. Достигнув их, Эди прильнула к Клифу, вновь и вновь повторяя его имя благоговейно, как молитву.