Стрела Купидона

Эмма робко преподнесла серебряные ложки и была вознаграждена поцелуями женщин. Некоторое время обстановка была почти формальной — обмен семейными новостями и приветами над крошечными стаканчиками раки. Потом из темной комнаты, где они сидели, с нагромождением мебели и стенами, увешанными семейными фотографиями, они перешли вглубь дома. Здесь их ждал другой мир. Широкие окна открывались из симпатичной комнаты на задний дворик, где для ланча уже был накрыт огромный длинный стол. Повсюду изобилие цветов: бугонвилла пурпурная, розовая и золотая оплетала стены и шпалеры, розы, гвоздики и лилии в кадках. И за этой страной чудес — сад с фруктовыми деревьями, виноградом, деревья с уже спелыми плодами.

Еда была восхитительна: тушеное мясо ягненка с бобовым супом и блюда со свежими молодыми бобами. Все это запивалось большим количеством красного критского вина. Потом последовали тосты за новорожденных малышей, за Ставроса и Катю, за родителей, за бабушек и дедушек, за гостей из-за моря. Когда вино развязало языки, Эмма оказалась под градом вопросов, к которым она никак не могла привыкнуть в Греции.

— Сколько тебе лет? Чем ты занимаешься? Ты собираешься выходить замуж? Почему нет?

Смеясь, Эмма изо всех сил старалась парировать вопросы.

На другой стороне Ник наблюдал за ней с интересом.

— Я думал, может быть, Эмма — женщина, ставящая во главу угла карьеру, — объяснил он. — Таких сейчас много в Англии. Да, и в Греции они есть тоже, в Афинах.

— В Афинах! — Руки были воздеты вверх. Страшные дела творятся в Афинах!

— Я думаю, ты очень скоро выйдешь замуж, — заявила Катина бабушка, розовощекая старая дама в черном с белоснежными волосами, которая, как уверяли все, обладала даром видеть будущее. — Есть мужчина, которого ты очень любишь, и который любит тебя. И ты будешь очень счастлива!

Эмма почувствовала как кровь приливает к щекам. Ник насмешливо смотрел на нее через стол. Если бы только все могло быть так, как предсказала старуха, но ее слова были правдой только отчасти!

— А что мы будем делать с Нико? — выкрикнул кто-то. — Ему уже давным-давно пора снова жениться. Ты должен найти хорошую греческую девушку и осесть на Крите, здесь с нами.

Раздался рев одобрения, и теперь настала очередь Ника краснеть и чувствовать себя неловко.

Джонни и дети Макридакисов, которые благоразумно вели себя за столом, получили разрешение выйти из-за стола и они побежали сломя голову играть в догонялки среди деревьев.

Полы разделились. Мужчины устроились порассуждать о политике, женщины торопили Катю принести вниз малышей.

— Они прекрасны, — пробормотала Эмма, когда два белых свертка были даны ей в руки. Они уже утратили свой сморщенный новорожденный вид и стали маленькими человечками, глядящими вверх яркими темными глазами на обожающие лица, столпившихся вокруг них людей. Эмма мало имела дела с младенцами, никогда особенно о них не задумывалась. Но сейчас она обнаружила, что очарована ими, упругостью маленьких теплых тел, их сладким, легким словно пудра, молочным запахом.

Что это было за чудо, что у Кати и Ставроса появились на свет эти маленькие люди, каждый из которых совсем не похож ни на одно человеческое существо, рожденное до него!

И желание пронзило ее тело с болью, которая была физической. «Я хочу малышей, — подумала она, — детей Ника!» За столпившимися женщинами она могла увидеть его, увлеченного разговором, брови сдвинуты, далекого от нее, погруженного в свой собственный мир. И она видела сейчас в нем грека, во всем отличного от нее. Он найдет хорошую греческую девушку, как того с нетерпением ждут его друзья, и даст Джонни и себе уют и поддержку, которых они так хотели и в которых так нуждались. Ей не было места в его мире и она никогда не должна была думать иначе.

Отдав малышей назад Кате, она почувствовала, что руки ее холодны и пусты.

Уже практически настало время Ставросу открывать магазин после перерыва, когда они приготовились уезжать.

— Ты не спросила про Алтею, — напомнил ей Ник, когда они направились к двери.

— Это расстроит их, мысль о бабушке, вынужденной разыскивать свою пропавшую внучку. Не все же рассуждают так, как ты.

Прощание затянулось. Джонни пропал вместе со своим новым другом Григорисом, и на него пришлось устраивать настоящую облаву. Наконец, они были готовы ехать. У машины Ставрос крепко пожал руку Ника.

— Был очень рад видеть тебя. Мне бы только хотелось увидеть тебя таким же счастливым, как я сейчас. Может быть после такого долгого…

Ник рассмеялся и прервал его.

— Кто знает?..

Джонни забрался в машину. Ник спросил:

— Может быть мне повести машину?

— Как хочешь, — ответила Эмма и подумала: «Говорю, как хорошая греческая девушка, послушная своему мужчине!»

Он взял ключи и сел на место водителя, в то время как она забралась назад к Джонни. Она была рада, что не придется вести машину. Сегодня за день было слишком много вина, слишком много солнца, слишком много разоблачений скрытых чувств. Джонни, уставший после целого дня, полного впечатлений, был не расположен к болтовне и свернулся калачиком рядом с ней, положив голову на ее руку.

Солнце на небе опустилось ниже и краски возвращались на склоны холмов и оливковые рощи. Перевалив через гребень холма, они увидели море, сливавшееся с далекими горами в дымке прозрачной голубизны. Однако, день прошел совсем не так, как надеялась Эмма. Между ней и Ником и сейчас оставалось меньше непринужденности, чем в тот первый раз, когда они разговаривали в кафе на берегу моря.

Когда машина повернула во двор отеля, Джонни, который почти уснул, немедленно подскочил.

— Я прямо сейчас пойду искать ту яму, где я нашел бусинку! — сказал он.

— Ты не помнишь, где это? — спросил отец.

— Не точно. Потому что мне пришлось закопать яму. Понимаешь, Е Yiayia хотела посадить там семена.

Ник и Эмма смеялись, выходя из машины.

— Что скажет моя мать, — размышлял Ник, — если какой-то археолог приедет из Гераклиона и будет усердно выкапывать ее шпинат?

— Что же будет с бусиной Джонни?

Он пожал плечами.

— Ничего, я думаю. Крит — одно большое поселение для археологов, только ждущее вложения денег, чтобы быть перекопанным вдоль и поперек. Я боюсь, что Джонни ждет урок по крушению иллюзий. Принеси карту дорог, и я покажу тебе, где найти эти храмы.

В фойе отеля было восхитительно прохладно и Эмма с удовольствием плюхнулась в удобное глубокое кресло. Ник попросил Йоргиса принести напитки.

Эмма взяла записи Ханны и развернула карту дорог острова. Она была устрашающих размеров.

— Очень мило с твоей стороны помочь мне, — сказала она. — Но почему ты это делаешь? Ты же не в восторге от того, что я делаю?

— Но ты же все равно поедешь, — сказал Ник, хмуря брови над списком церквей. — Проверка даже половины списка займет тебя надолго. Давай посмотрим карту. Церкви в Миртиосе и Крице не очень далеко, может быть миль двадцать, а вот маленькая жемчужина Сфииари немного дальше в горах. Ты спокойно можешь успеть за один день и, конечно, храмы сами по себе стоят того, чтобы на них посмотреть. Если, конечно, у тебя останется на это время.

Эмма не стала отвечать на его колкость.

— А другие?

— В долине Амари? Опять же стоит посмотреть и великолепный пейзаж, но все это не успеть за один день, если ты будешь ездить отсюда, а тем более, если у тебя на буксире будет твоя старушенция. Тебе понадобится еще и ночь. Я могу порекомендовать хороший отель в Ретимноне.

— Спасибо еще раз. Я должна все рассказать леди Чартерис Браун и посмотреть, что она думает об этом.

Ник поднялся на ноги и проводил ее до регистрации, где Спиро, говоривший но телефону, поднял руку в приветствии.

Ник сказал:

— Вот карта Ретимнона, которая может понадобиться — здесь отмечены отели. А вот брошюра того отеля, о котором я говорил. Я слышал, как Ханна сказала тебе, что Алтея рассказывала что-то о фресках, но она не могла быть кем-то вроде гида в храме, знаешь. У них есть для этого свои люди. В лучшем случае она могла быть вместе с туристами. Но и это сомнительно, так как гиды обычно тоже греки. Если из этого что-нибудь получится, — сказал он, возвращая записи Ханны, — это будет большой удачей.