Любовь в прямом эфире

Сегодня.

Жужжание не смолкало. Надя вслушивалась в равнодушное немузыкальное звучание, пытаясь догадаться, что же все-таки является источником этого звука. Она не могла понять и чувствовала, как из глубины души поднимается тревога.

«Какие глупости, — одернула себя Надя. — Это деревня, может гудеть пила, косилка… да что угодно».

Она села в кровати, уставилась на занавеску, отлетевшую в сторону от резкого порыва ветра. Надя увидела цветочную клумбу за окном и почувствовала, как дрогнули ее губы. Золотые шары тянулись вверх, а пахло флоксами.

У Клавдии Михайловны все не так, как принято: еще ни у кого не цветут золотые шары, но уже у всех отцвели флоксы. Но ее тетка и сама не простая женщина. Она химик, причем настоящий. Школьной учительницей она стала на пенсии, а до этого работала в Москве, в крупной химической лаборатории. Так что кому как не ей лучше знать, каким образом ускорить цветение или оттянуть его.

Надя спустила ноги на пол и прошлась по охристым крашеным доскам. Похоже, под недреманным оком Клавдии Михайловны и она меняется. «Тоже ускоряется цветение?» — насмешливо спросила себя Надя.

Ерунда, ее цветение уже прошло. Уже и плод есть. Коленька, которого она отправила к родителям за Урал. Но она готова согласиться с тем, что увядание ее, по крайней мере, задерживается. Правда, химия Клавдии Михайловны здесь ни при чем. Хотя… что считать химией…

Надя засмеялась, пригладила руками растрепавшиеся волосы и набросила на себя пестрый казахский халат. Пожалуй, это все, что у нее осталось от жизни в Казахстане. Подарок Марии, подруги, девушки-акына.

Вспомнив о Марии, Надя поежилась. Неужели то, что пела Мария, правда?

— Что вижу, то пою, — кивала Мария, ее черные блестящие и густые, как камыш, волосы падали на лицо.

— Но ты не могла увидеть то, что сейчас пропела, — спорила Надя. — Это нельзя увидеть.

— Я тебе сказала. Пою то, что вижу.

— Но тогда ты видишь не глазами…

Мария пожала плечами.

— Что такое глаза? Они у всех разные…

Надя завязала пояс подаренного халата потуже и вышла из комнаты. Жужжание прекратилось, зато она почувствовала запах кофе. Свежий, горький, крепкий.

Так вот что жужжало, поняла Надя. Клавдия Михайловна молола кофе. Тоже волнуется за нее?

Надя заглянула на кухню.

— Доброе утро, Клавдия Михайловна, — поздоровалась она.

— Надеюсь, — отозвалась та и скомандовала: — Умывайся и возвращайся.

— Я сейчас! — Надя сбежала по ступенькам с крыльца и помчалась к углу огорода. Вода, остывшая за ночь, леденила тело, но Надя стояла под холодными струями, заставляя себя терпеть. Сегодня ей нужна свежая, ясная голова. С утра и до вечера… До позднего вечера. А может и дольше…

Она фыркнула, вода попала в горло, и Надя закашлялась до слез. «Вот, — говорила она себе, — значит, нервничает, не владеет собой. Значит, надо стоять и стоять, пока…»

— Надя, ты там не утонула? — услышала она голос Клавдии Михайловны. — Кофе готов. Пойдем, а то опоздаешь на электричку. — Надя услышала удаляющиеся шаги тетки и выключила душ. Растираясь черным жестким полотенцем, она чувствовала, как и без кофе прояснились мозги.

— Он тебя встретит? — спросила Клавдия Михайловна, подавая ей чашку. Она уже сидела за столом, покрытым клеенкой с нарисованными арбузами, и нетерпеливо барабанила пальцами.

— Нет, — ответила Надя. — Он назначил мне… свидание, — она смущенно хихикнула, — то есть встречу, в кофейне недалеко от метро «Третьяковская».

— В той, где ты подписывала контракт?

— Ага, — сказала Надя. — Там очень уютно и мало народу.

— Понятно. Значит, тем более тебе нельзя опаздывать.

Кофе был крепкий, Клавдия Михайловна не признавала растворимый и молотый заранее и не ею.

— Кофе — зверь, — Надя передернула плечами.

— Слишком крепкий? — вскинула брови Клавдия Михайловна.

— То, что надо, — замотала головой Надя.

— Я думаю, — самодовольно усмехнулась хозяйка. — Представляешь, вчера в магазине читаю на упаковке: императорский помол. — Она фыркнула. — Это о каком императоре речь? Кто его видел в последний раз из ныне живущих? Кто знает, какого помола кофе он пил?

Она передернула плечами. Блузка цвета слоновой кости с воротником, украшенным макраме, встрепенулась, божья коровка, не замеченная до сих пор, взмахнула крылышками и слетела с шеи. Надя проследила за ее полетом, словно стараясь разглядеть в нем что-то особенное. Какой-то знак. Такому вниманию ее научила Мария, и Надя стала замечать за собой, что на самом деле можно видеть то, что видят не все.

«Впрочем, — подумала Надя, — божья коровка пролетела спокойно, и в этом тоже можно увидеть знак. И успокоиться. Например, насчет того, не утомила ли она двоюродную тетку своим присутствием. Но Клавдия Михайловна никому не разрешает садиться себе на шею, даже божьей коровке, поэтому, если она согласилась ее принять, то можно не волноваться — она сама так решила. Клавдия Михайловна никогда не делает того, чего не хочет».

«А значит, — подумала Надя, — если она приняла меня к себе в дом, то пора кончать волноваться насчет того, что я ее стесняю».

Надя добавила в кофе сливки, собранные с настоящего коровьего молока, и отпила еще глоток.

— Вот такой, я думаю, должен быть императорский помол, — похвалила Надя.

— Тогда я императрица, — засмеялась тетка. — Правда, кофе хорошо сварился. — Итак, сегодня тебе предстоит отрабатывать контракт, верно? — Клавдия Михайловна сощурилась.

— Да, — Надя кивнула, светлые волосы, наспех расчесанные после душа, упали на лицо. Напившись кофе, она собиралась заняться собой как следует. — Да, — повторила она, — я получу полный расчет, как только погаснут лампы в студии. По крайне мере, так сказал Саша.

— Разумеется, — кивнула Клавдия Михайловна. — Я думаю, это будет достаточно солидная сумма. Если судить по авансу… — Клавдия Михайловна подмигнула племяннице. — Все это впечатляет…

— Но я не знаю, произойдет ли это на самом деле сегодня… — Надя неожиданно для себя покраснела. Ей показалось, что в голосе тетки она услышала намек. Особенный. Не на деньги.

— Советую не тянуть кота за хвост, — сказала Клавдия Михайловна, — и поскорее расписаться… — Она на секунду умолкла, а Надя почувствовала, как у нее замерло сердце. О чем это она? — В ведомости, — добавила тетка, словно расслышала вопрос.

— Хорошо, — вскочила Надя со стула, уже на ногах допивая кофе. — Мне пора. Спасибо, Клавдия Михайловна.

Она вбежала к себе в комнату и принялась торопливо одеваться. Надя собиралась «на ощупь», как сама называла эту сумасшедшую манеру. Такое с ней случалось, и она себя не удерживала, не останавливала. Она доверяла себе. Не думая о том, что делает, натягивала желтые брюки и рубашку в зеленовато-серую клетку. А зачем думать? Это ее самый «светский» наряд.

Но не могли же ее мозги выключиться насовсем. И они работали, выдавали то, что казалось запрятанным глубоко внутри. И Надя, словно со стороны, следила за тем, что возникало в голове.

…Такое же утро, как сегодня, только в самом начале лета. Она собирается — в который раз! — ехать на поиски работы. Она нашла объявление о том, что на кирпичном заводе в Голицыне есть место инженера-электрика. Это ее профессия. Но, уже одевшись и последний раз взглянув на себя в зеркало, Надя знала точно: ее не возьмут. Так что же, спрашивала она себя, опустив руки и не мигая уставившись самой себе в глаза. Не ехать? Зачем зря тратить время и мучить себя, выслушивая очередной отказ? Сколько отказов она уже услышала с тех пор, как приехала к Клавдии Михайловне? Не сосчитать.

Поначалу отказы ее потрясали, Надя не могла оправиться несколько дней после каждого. Особенно убивали фразы вроде этой: «По одежке протягивай ножки». Или — насмешливое, с издевкой: «Мал золотник, да не дорог». Потом Надя привыкла и, выйдя за дверь очередного кабинета, напрочь забывала о неудачном визите. Она теперь хорошо знала еще одно: обещание «Мы вам позвоним» — тоже вежливая форма отказа.