Соседка

Кроме того, что час Дага пробил. Удача покинула счастливчика Дага.

Пять дней спустя Пол вернулся домой с похорон лучшего друга, все еще не пришедший в себя, потрясенный, злой и несчастный. Утрата была ужасна сама по себе, но во сто крат хуже было то, что она пробудила в нем нестерпимые воспоминания. Воспоминания о другой бессмысленной потере, о других похоронах, состоявшихся восемь лет назад.

Шейла. Его жена. Его любовь с детских лет…

Час Шейлы тогда еще не пробил. Пол был уверен в этом. Она не должна была умереть.

Если бы тем вечером он пошел с ней в кинотеатр, а не засиделся бы, как идиот, в банке, если бы был рядом, как полагается хорошему мужу, вместо того чтобы доказывать — и безуспешно, — какой он хороший сын, трагедии не произошло бы.

Но его не было рядом с женой.

Тогда Пол работал в банке отца, куда пришел сразу после института, пытаясь доказать себе, отцу и старшему брату Говарду, что способен трудиться столько же, сколько и они, и с не меньшим успехом. В тот день он даже не пошел обедать домой, лишь позвонил Шейле и сказал:

— Я готовлю срочный отчет и не смогу пойти с тобой на фильм, как договаривались. Может, отложим на завтра?

Но Шейла не захотела ждать. Возможно, она обиделась, возможно, ее пугала перспектива сидеть весь вечер в одиночестве. Как бы то ни было, она одна отправилась в кинотеатр, находившийся через улицу от их дома. Это была совершенно безобидная прогулка. И тем не менее пуля какого-то сумасшедшего, принявшегося палить в людей, выходивших из кинотеатра, смертельно ранила ее.

Тем вечером он потерял и жену, и их неродившегося ребенка.

— .Что бы ни делал, Пол не мог вернуть их. Он, понимал это и со временем даже смирился с потерей. Но продолжал жить с болью. И чувством вины.

К возмущению отца, Пол оставил работу в банке и отправился в первую командировку в Индокитай со своим другом Дагом, фотокорреспондентом «Тайме». Вначале в качестве его ассистента.

После первых сообщений, появившихся на свет только потому, что никого из пишущих не оказалось поблизости, Пол стал внештатным корреспондентом. Он был решительным, смелым, хладнокровным и сосредоточенным перед лицом опасности. И как оказалось, не лишенным литературного дара. Ему казалось, что, находясь под пулями, он каким-то образом искупит свою вину перед Шейлой или обретет вечный покой.

Со временем он как-то свыкся со своей болью. Он сменил квартиру у Риджентс-парка, где они жили с Шейлой, на другую. У него завелись приятели. И время от времени появлялись женщины.

Но он решил, что никогда больше не женится. Никогда!

Любовь, подобная той, которую он испытывал к Шейле, даруется лишь раз в жизни. Ему пришлось пережить слишком сильную боль, когда он ее потерял, — второй раз такого не вынести. Поэтому отныне у Пола были женщины-друзья и были любовницы. Но никогда первые не становились вторыми.

До тех пор пока он не вернулся домой после похорон Дага. Той ночью горе и тяжкие воспоминания завладели им без остатка. А Джулия — замечательная, чуткая Джулия, — удивленная тем, что у него включен свет, постучала в дверь, чтобы узнать, в чем дело.

Пол мало что помнил из случившегося потом. Точнее, не хотел вспоминать, как она обнимала его, целовала и гладила, как позволила ему — человеку, которому никто не нужен, — словно ребенку, прильнуть к ней.

Он гнал эти воспоминания. Как гнал и мысли о том, что испытывал тогда отнюдь не детские чувства. Огонь желания сжигал его, заставляя целовать Джулию, прикасаться к ней, наслаждаться ею. Его тело искало в ней утешения. С отчаянной силой. И медленно, нежно, а затем с тем, что его помутившийся от горя разум воспринял как страсть, равную его собственной, Джулия дала ему это утешение…

Пол заскрежетал зубами. Он не мог думать об этом. Даже теперь, через два месяца, тело предавало его, и он хотел, чтобы это повторилось.

Но нет, Джулия была небезразлична ему. Как друг. И он не позволит, чтобы дружба, превратившись в нечто иное, умерла.

До сих пор Пол помнил свое потрясение, когда проснулся и обнаружил Джулию в своей постели. Он никогда не спал с женщинами в свой постели — с тех пор как не стало Шейлы. Это означало бы слишком большую близость. Слишком многое стояло за этим.

Но той ночью, когда на рассвете он открыл глаза, Джулия лежала рядом, закинув на него ногу, положив руку поперек живота и прижавшись щекой к его плечу.

Пол боялся вздохнуть. Не смел пошевелиться. Но это необходимо было сделать — поскорее выбраться из постели, не разбудив Джулию. Что, черт возьми, он скажет, когда она откроет глаза?

Он не знал этого тогда. Не знал и сейчас. Просто надеялся, что слова придут сами, когда он увидит ее. Может, если повезет, Джулия сама заговорит о случившемся. Может, отнесется к той ночи легко, скажет, что не стоит придавать значения происшедшему, и позволит ему сорваться с крючка.

Пол судорожно втянул в себя воздух. Да, она способна на это. Она такая великодушная, добрая. А главное — не похожа на Шейлу. Джулия высокая и тоненькая, гибкая, но несгибаемая в отличие от хрупкой, маленькой Шейлы. Она встречает жизнь с распростертыми объятиями. Шейла же всегда была более осторожной, ее устраивало главенствующее положение мужа в семье. У блондинки Шейлы была короткая мальчишеская стрижка, которую он мог растрепать движением руки. У Джулии — длинные каштановые волосы, в которых пальцы Пола запутывались той ночью.

Тряхнув головой, он прогнал это воспоминание.

Необходимо вернуть все на круги своя. Если уж на то пошло, это нужно им обоим. Джулия никогда не давала ему повода думать, что хочет чего-то иного, кроме дружбы. В первую очередь поэтому ему было так хорошо с ней.

Она всегда была только его другом. С первой же их встречи, когда Джулия устроила на своей террасе вечеринку для соседей. Всегда веселая и легко поддерживающая разговор, она оказалась идеальной соседкой. С ней было приятно общаться, бегать по утрам, ходить в театр и новые рестораны, на выставки.

И она никогда не претендовала на большее.

Полу было бы жаль лишиться всего этого. Ей, хотелось надеяться, тоже. Он провел рукой по растрепанным волосам и зевнул, решив, что поговорит с Джулией после того, как примет душ и поспит. Скажет, как ценит ее дружбу, как боится разрушить ее, как хочет, чтобы все оставалось по-старому. А потом усмехнется и предложит: