Сломанная красота (ЛП)

Эрин шепчет в его ухо:

– Трахни меня, как будто злишься на меня.

С болезненным стоном, Блейк отпускает себя. Он сильно толкает Эрин к стене и таранит её. Тело девушки всё ещё прижимается к нему, а ее рот открывается в тихом крике от болезненного удовольствия. Член двигается в ней, вторгаясь в неё, причиняя боль, и, о Боже, она не хочет, чтобы это заканчивалось. Никогда не хочет чувствовать себя пустой, никчёмной и нежеланной снова. Это желание и жажда. Это всепоглощающе.

Щупальца экстаза пробиваются сквозь её бурное состояние, подводя к оргазму, до тех пор, пока девушка не начинает всхлипывать, остро нуждаясь в том, чтобы кончить, пока не начинает повторять его имя. Блейк, трахни меня, трахни меня. Трахни меня, Блейк. Это песнь, молитва, но мужчина слишком далёк, чтобы услышать её, он слишком высоко вознёсся над ней, чтобы ответить.

Блейк замирает, сдерживая крик и изливая своё семя внутри неё. Подергивание его члена внутри её опухших губок подталкивает Эрин к оргазму. Она впускает в себя его поток и задыхается стоном, сжимаясь вокруг него, вызывая у мужчины поражённый стон. Они держат друг друга, их чувствительная плоть пульсирует в едином ритме, а дыхание мужчины касается плеча девушки.

– Боже, Эрин, – он немного склоняется над ней, всё ещё двигаясь в ленивом ритме. – Ты убила меня этим. Ты всю душу у меня вынула.

Её смех выходит хриплым.

– Это потому, что ты должен был ещё спать.

– Так пойдем в постель.

– Мне нужно идти в книжный магазин. Сегодня должны привезти книги из списка и профессорские назначения. Может быть, я увижу там твоё имя.

– Не напоминай мне.

Он мягко опускает её на пол.

– Это будет потрясающе, обещаю. Осталось ещё немного времени для того, чтобы попрактиковать твою лекцию на мне.

– Тебе будет скучно, когда я начну болтать о Тиберие Гракхе.

Он работает над этим. Тиберий Гракх был умным и прогрессивным лидером, по крайней мере, так сказал Блейк, и это было очень удручающе, что тот был жестоко убит за это. Но злость Блейка, похоже, не слабела даже от того факта, что это произошло во втором веке до нашей эры.

– Я совсем не против, когда ты говоришь об этом, – она краснеет, вспоминая то, как он перевёл ей несколько грязных ругательств с латинского. – Особенно если ты читаешь мне из "Эпиграмм Мартиала".

Он фыркает.

– Я должен признать, что истории США не хватает определенной страсти по сравнению с Римом.

– Ну, давай, позволь мне выслушать твою лекцию.

– Ни за что. Я могу выставить себя дураком перед толпой незнакомцев. Но я не обязан этого делать перед своей девушкой.

Эрин ничего не может с собой поделать. Усмехается, неожиданно и широко.

Блейк наклоняет голову на бок.

– Что такое? Утреннее дыхание? Надо было мне сказать.

Она закатывает глаза.

– Нет, ты назвал меня своей девушкой.

– Как ещё я должен тебя называть?

– Хм-м. Своей подружкой, с которой ты трахаешься?

Он хмурится.

– Своей любовницей.

– Своей горничной.

Его руки смыкаются вокруг нее. Блейк прислоняется своим лбом к её.

– Своим всем.

Она счастливо вздыхает. Может быть, всё будет в порядке.

***

Блейк прислоняется к дверной раме и наблюдает за тем, как красные задние фары сворачивают на главную дорогу. Это к лучшему, что она уезжает. Ему о многом нужно позаботиться, и будет слишком соблазнительно потеряться в её теле, пока Эрин рядом. Девушка помогла ему вытащить себя из ямы, которую он сам себе вырыл, и он благодарен. Но Блейк не может продолжать использовать её как опору. Он уже чувствует, как в нём пробуждается надежда, словно дуновение весеннего ветра. Блейк ловит себя на том, что придумывает, куда отвезти её, строит планы на путешествие между своими семестрами в университете. Между семестрами, во множественном числе. Будто он собирается остаться, когда поклялся, что это только временно.

Всё это нормально и хорошо, но прежде чем он сможет двигаться дальше, ему нужно оглянуться назад. Справиться, наконец, с тем, с чем было слишком сложно справиться при первом возвращении домой.

Дорога до больницы занимает тридцать минут, во время которой он настраивает себя. И всё равно, когда открываются автоматические двери, запах химии и лекарств обрушивается как физический удар. Мужчина сжимает зубы и ступает внутрь. Приглушённый разговор между медсёстрами, флуоресцентное освещение, нейтральные лилово-бежевые стены – всё это слишком чертовски знакомо. На его теле выступает холодный пот, он заново чувствует жгучую боль своих ожогов. Месяцы он лежал в этой кровати. Блейк помнит, как хрипло кричал, чтобы они не трогали его, чтобы просто дали ему больше обезболивающих и убирались к чёрту. Они не слушали, тыкали в него и кололи.

– Сэр?

Он моргает. На него смотрит медсестра в розовой униформе.

– Вы в порядке, сэр?

– Да. Да, конечно. Я ищу своего друга.

Женщина отводит его к справочному столу, где находит рядового первого класса – Джозефа Дэвиса. Блейк навещал его после того, как самого Блейка выписали первым, но, как он и подозревал, Джо перевели в другую палату. Ещё и в другое крыло, более постоянное.

В витрине магазина подарков его взгляд привлекают розовые и голубые воздушные шарики. Он заходит внутрь и выбирает небольшой букет разноцветных цветов. Джо будет плевать, он не заметит, но Блейк подозревает, что там будет Шерри.

Палата оказывается намного комфортнее, чем та, что была у него раньше. Большая, с панельной обшивкой из искусственного вишнёвого дерева, большим окном с видом на город и диваном, который, вероятно, в два раза больше кровати. Блейк старательно избегает кристально-белой больничной кровати, в центре которой лежит, истыканное пластиковыми трубками, бессознательное тело его друга.

Шерри встаёт и приветствует его уставшей улыбкой и без удивления, что отмечает прошедшие месяцы.

– Блейк, как ты? Заходи, заходи.

Он протягивает Шерри цветы и целует её в щёку.

– Ты отлично выглядишь. Как малыш?

– Не думай, что я не заметила, что ты меняешь тему. Но, спасибо. Мэтт в школе.

– В школе? Боже. Последний раз, когда я его видел, он ходил в подгузниках.

Она смеётся и кладет цветы у окна.

– Уже дошкольник. Они изучают цвета и формы и разное другое, вот и всё. Только два раза в неделю. Это даёт мне немного времени передохнуть.

– Конечно, тебе нужен перерыв. На самом деле, тебе следует позволить мне кого-нибудь нанять. Не могу поверить, что не подумал об этом раньше.

– Блейк, ты уже сделал для нас слишком много.

– Я не был здесь месяцами.

Шерри закатывает глаза.

– А кто выплатил ипотеку за наше кондо?

– Я получил твою записку с благодарностью. Это было мило.

Она написала внизу своё имя... и его. Джозеф и Шерри Дэвис. Тогда Блейк напился и выбрался на поверхность через неделю с жутким похмельем.

– Ну, заходи. Можешь поговорить с ним. Я сбегаю и возьму кофе. Хочешь чего-нибудь?

– Нет, ничего. Не спеши.

Шерри одаривает его улыбкой, хватая свою сумочку. Дверь за ней закрывается.

Наконец Блейк позволяет своему взгляду переместиться в центр палаты. Основа в виде гармошки и пластмассовые поручни. Тонкие белые простыни. Капельница, прикреплённая к его вене, поддерживающая в нём жизнь. Джо не хотел бы этого. Блейк выразил это предположение Шерри, когда навещал её. Он думал, что она ударила бы его тогда, если бы Блейк не был в три слоя закручен в бинты. И вот до чего они дошли.

Мужчина подходит к кровати и садится рядом. Шерри даст ему достаточно времени. Она могла не всегда соглашаться с их желаниями, но понимала их. Солдаты. Выжившие. Она тоже была такой.

– Привет, приятель, – его голос надламывается. Он прочищает горло. – Это я. Блейк.

Его грудь сжимается. Это тяжелее, чем он думал.

На заднем фоне пищит аппарат. Ненавязчиво, как он предполагает. Ему интересно, слышит ли что-нибудь Джо? Сводят ли эти сигналы его с ума?