Я поведу (СИ)

      «Подальше от окон, пожалуйста, умоляю, как можно дальше от них!» [1:45-1:55]

      Адриан чувствует, как Маринетт напряжена, но списывает на смущение из-за её странного ведения танца. Она ведь ни на секунду не переставала мягко улыбаться, что же плохого с ними может случиться? Он и думать забыл о том сне, который сулил ему разлуку с его Принцессой. А даже если и так… Адриан вечно будет благодарен за эти минуты, проведённые рядом с этой девушкой, за их танец, который он позволил ей вести, за ту нежность, которой лучились прекрасные васильковые глаза, украшенные блеском полоски застывших слёз.

            Раз, два, три, раз, два, три…

      Маринетт проигрывает. Она ломает стройный поток ещё раз, но это бессмысленно — их ряд через несколько мгновений остановится, и Адриан окажется прямо под огромным окном с беззащитно открытой спиной.

      «Не бывать этому!» — Всего один шаг, сделанный чуть раньше, чем положено, и проказница Маринетт наперекор танцу, судьбе и смерти останавливает их единственную пару наоборот, оказываясь спиной к окну. [2:05]

      По всему залу партнёры благодарят друг друга за танец.

      Раз. Адриан с улыбкой чуть склоняется перед своей Принцессой. Маринетт поднимается на мысочки и прижимается к губам Адриана, обхватывая за шею, крепко-крепко обнимая, и чувствует его ответные объятия.

      Два. Слышится выстрел, звенит, разбиваясь, оконное стекло. Две слезинки всё-таки катятся по розоватым щекам.

      Три. Маринетт чуть выгибается, полувскрик-полустон срывается с её губ в губы Адриана, и он чувствует вязкое липкое тепло, обволакивающее ладони, лежащие на тонкой спине.

      — Люблю тебя…

      Тихий нежный шёпот тонет в крике, и Маринетт оседает в его руках, закрывая глаза.

<p align="center" style="box-sizing: border-box; max-height: 1e+06px; margin: 0px; color: rgb(0, 0, 0); font-family: Verdana, "Open Sans", sans-serif; font-size: 16px; background-color: rgb(246, 236, 218);">

***

      Раз. Адриан кричит, требуя вызвать врачей, прижимает к себе истекающую кровью Маринетт, умоляя не оставлять его.

      Два. Парамедики, приехавшие, казалось, спустя целую вечность, пытаются забрать из рук Адриана его Принцессу, но он почти рычит на каждого, кто пытается их разлучить.

      Три. Адриан обнаруживает себя в больнице около операционной, где хирурги борются за жизнь его любимой.

      Он сидит на полу, вцепившись дрожащими окровавленными руками в спутанные волосы, а некоторые пряди уже слиплись и засохли под кровавой корочкой. Вся одежда в крови, но Адриану совершенно на это плевать. По его лицу текут слёзы, тело колотит дрожь, и к горлу всё сильнее подступает еле сдерживаемая тошнота.

      Адриана тошнит от ужаса, от беспомощности, от самого себя.

      Как он, чёрт возьми, не понял, что задумала Маринетт? Как не разгадал её мысли? Как он мог настолько очароваться ею, что позволил своей Принцессе подвергнуться смертельной опасности?

      Адриан застонал сквозь сдавленные рыдания, вырывающиеся из саднящего от криков горла. А в следующую секунду его накрыла неконтролируемая злость.

      Маринетт ведь просила его уйти. И не просто уйти — сбежать. Адриан почти взвыл, больно потянув себя за волосы — не будь он такой тряпкой, его Принцесса не оказалась бы между жизнью и смертью. Но нет, он так боялся гнева отца, что готов был смиренно поймать эту чёртову пулю, потому что Габриэль даже не стал слушать рассказ единственного сына о встрече с соулмэйтом на предстоящем приёме. И это после того, как десять лет назад сбылся его собственный сон о гибели жены! Но Адриан и предположить не мог, что его защитит хрупкая девушка, обладающая незаурядным талантом, судя по тем словам, которые он услышал о ней, пока искал. И из-за него её талант может никогда не увидеть свет.

      Господи, да из-за его глупости она сама может больше никогда не открыть глаза!

      «Господи-Господи-Господи, пусть Маринетт возненавидит меня за слабость, за трусость, пусть больше никогда в мою сторону не посмотрит… Только бы она была жива!»

      — Адриан, почему ты до сих пор здесь в таком виде?

      Если бы ему на голову вылили ледяную воду, она всё равно была бы теплее, чем холод в голосе Габриэля Агреста, его отца.

      — Адриан, ты меня слышишь? — мужчина подошёл к сыну и потряс его, выискав большой чистый кусочек на рукаве пиджака, чтобы ухватиться.

      — Не слышу.

      — Что?!

      Вопрос Габриэля стал последним кирпичиком в собственноручно воздвигнутой стене непонимания между ним и единственным сыном, и Адриан Агрест впервые кричит на своего отца.

      — Не слышу, не слышу, не хочу я тебя слышать, что ты не понимаешь? Это из-за меня, из-за тебя жизнь Маринетт сейчас под угрозой! Я всегда был сплошным разочарованием твоей жизни, и теперь невинная девушка за это поплатилась! Ты никогда меня не слушал, а я так боялся тебе перечить — посмотри, что из этого получилось!

      Адриан кричал сквозь слёзы, но ему было плевать, что отец с самого детства запрещал ему плакать. Габриэль не проронил ни слезинки на похоронах жены и не дал сыну оплакивать смерть мамы. И теперь пусть он хоть морщится брезгливо, пусть ударит его — Адриану не стыдно за свои слёзы.

      — Если бы ты хоть раз меня послушал, один несчастный раз, когда я хотел тебе сказать о сне, в котором я встречу своего соулмэйта! Удели ты мне хоть секунду своего бесценного времени, ты бы узнал, что меня попытаются убить на приёме, который ты устраиваешь! А я, я оказался ещё хуже! Я трус, побоявшийся твоего осуждения даже тогда, когда от этого зависела моя жизнь. И да, не смотри на меня так, это была моя, моя пуля! Маринетт спасла меня, потому что она — мой соулмэйт, а соулмэйтам, если ты помнишь, снятся одинаковые сны.