Неприкаянная

Лана снова радовалась, смеялась, пела. Разгладились суровые морщинки на ее чистом лице, загорелись глаза. Ведь как хорошо, когда знаешь, ради чего живешь, когда есть, к чему стремиться, когда будущее манит и зовет — чистое и ясное, как праздничное весеннее небо. Она ни минуту не сомневалась, что добьется своего.

Большой шумный город проглотил ее как букашку. Отыскала Нину — подругу не подругу, а давнюю знакомую, которая работала по лимиту на хлебокомбинате и жила в общежитии. По счастливому случаю в ее комнате была свободна одна кровать. После сердечной встречи, обмена веселыми возгласами Нина достала сигареты: «Давай потравимся!» Жадно глотая дым, проговорили до глубокой ночи. Лана откровенно поведала о всех своих злоключениях.

— Иди к нам на комбинат, — сочувственно предложила Нина — Будешь жить здесь, со мной. Получишь профессию, найдем хороших парней, выйдем замуж, со временем получим жилье. Надо смотреть на вещи трезво. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Честное слово, не пожалеешь. Решай.

Лана самонадеянно заявила:

— Нет. Это не для меня. Во-первых, не хочу замуж за абы кого, а во-вторых, не хочу работать на хлебокомбинате. Вся в муке буду, — она засмеялась. — Или в тесте.

— А чего ты хочешь? — спросила Нина.

— Я хочу солнца. Звезд с неба. — У Ланы было игривое настроение. Она была рада, что нашла Нину и все пока складывается хорошо.

— Поживи у меня, пока не устроишься, — предложила Нина. Она вспомнила, как сама моталась по городу и искала работу попрестижней. Потом поняла — у лимитчиков престижной работы не бывает. Зря бегала.

На второй день в метро Лана познакомилась с Игорем. Он был одет как бог и улыбался, глядя на нее. И это решило все. Она улыбнулась в ответ, и тогда он шагнул к ней… Они сходили в кино, потом поужинали в кафе.

— Он проводил меня до общежития, — иронически посмеиваюсь рассказывала она Нине, — и даже не пытался поцеловать. Представляешь. Такой скромный. Очень восторженный, чистый .Никогда еще не был близок с женщиной. Он мне сам признался. Получает всего сто сорок и доволен. Уговаривал меня учиться, обещал помогать, лепетал что-то об идеалах, высоких материях… Ну его! Не буду с ним встречаться, очень мне надо. Что я дура, всю жизнь прозябать рядом с таким идеалистом в бедности…

— А вдруг это твой шанс, — сказала Нина. — Упустишь, будешь потом жалеть.

— Хочешь познакомлю тебя с ним? — предложила Лана. — Может это твой шанс Вот и не упусти его.

Были и другие случайные знакомства. Вначале разгонялись, приглашали в ресторан, театр, раскатывали на машине, встречали, провожали, а получив свое и насытившись, отворачивали, как насосавшиеся крови комарики. Главное, конечно, было в другом. Они хотели брать и ничего не давать взамен. Стоило узнать, что она без прописки и что у нее серьезные планы устроить жизнь, как эти любезные, внимательные, заботливые кавалеры тут же исчезали словно бы их сдувало ветром.

Время торопило. Да и денег оставалось, кот наплакал. Спасибо мама присылала, но сколько же можно… В театрах Лану сразу же спрашивали: «Прописка есть?» и разводили руками — дальнейший разговор не имел смысла. В одном театре главреж — коренастый, лысый тип с бесенятами в глазах проявил к ней живей интерес — она сразу поняла, в чем дело, мысленно махнула рукой — будь что будет. Алексей Михайлович — так его звали — привез ее к себе домой, со всякими предосторожностями: Тихо! Тихо!", будто они жулики, провел в свою квартиру.

Жена его была в отъезде. На стол — крохобор — поставил бутылку дешевого сухого вина и вазочку с конфетами. За день беготни Лана проголодалась, но сказать не решилась, боялась неосторожным словом оттолкнуть его. Алексей Михайлович спешил приступить к главному, ради чего пригласил ее, в нетерпении потирал руки и все поглядывал на часы, подливал в ее бокал вино — сам не пил, отпускал пошлые комплименты, рассказывал не совсем приличные театральные анекдоты. Видно было, что все это он проделывает не в первый раз. Пользуется моментом. Стал целовать ей руки, шею, неловко обнял, начал торопливо расстегивать кофточку. Все было насквозь фальшиво.

— Зачем? — смущенно спросила она.

— Так надо, милая, — бормотал он, продолжая свое. — Без этого нельзя. Без этого ничего не будет. Ты ведь понимаешь…

— Пустите, — сказала она, высвобождаясь из его цепких рук. — Я сама разденусь. — В кровати он пыхтел, сопел, никак у него не получалось. Ей было противно, она чувствовала себя распятой. Лежала, отвернув лицо, стиснув зубы. Такого унижения она еще никогда не испытывала. Плевалась несколько дней подряд: «Это же надо, как угораздило влипнуть».

Случайно познакомилась с молодой женщиной-дворником Галей — невысокой, крепенькой, круглолицей. У нее были пронзительно ясные голубые глаза, симпатичная ямочка на подбородке.

— А тебе не бывает стыдно? — спросила Лана.

— Чего стыдно-то? Подметать улицу?

— А если кто увидит с метлой?

— Вот чудачка! — Галя рассмеялась. — Ну и пусть смотрят. Это работа. Чего же ее стыдится? Да и работа, сказать, хоть и пыльная, но не такая уж изнурительная. Зато имею комнату в центре города. Скоро получу постоянную прописку. Хочешь, устрою к нам?

Светлана скоро принимала решения. В этот же день Галя свела ее к директору ДЭЗа — Валентине Михайловне — худой, желчной, задерганной женщине. Та критически осмотрела Светлану — загоревшую, модно одетую, хорошо причесанную. Усмехнулась.

— Что-то мне не верится, что тебя надолго хватит. Ладно, давай попробуем. Пиши заявление.

— Рано утром следующего дня Лана уже вышла на работу. Техник-смотритель Мария — уродина и зануда, выделила ей для уборки свободный участок — территорию вокруг длинного девятиэтажного дома.

— Твой участок должен блестеть как зеркало, — напутствовала она новенькую. — Если не хочешь иметь неприятностей. У нас даром комнаты не дают.

Поверх своего демисезонного пальто Лана натянула черный длинный не по росту халат, на голову повязала темную косынку, на руки натянула большие белые брезентовые рукавицы. Закончив экипировку, а вернее маскировку, оглядела себя в зеркало: «Ничего, сойдет!» Взяла метлу с длинным черенком, ведро, совок и отправилась на уборку. Неумело, но старательно она подмела асфальт, потом стала собирать в ведро мусор. Ее поразило, сколько дряни выбрасывают жильцы из окон.

— Тебя не тошнит от всей этой гадости? — брезгливо поморщившись, спросила она вечером Галю.

— Я привыкла. И ты не обращай внимания, — посоветовала Галя. — Делай все механически. Думай о чем-нибудь своем.

— Ведь она живут здесь, — удивлялась Лана. — Сперва мне показалось, что это плевки. Как можно выбрасывать такие вещи в окно? Спустя две недели ей выделили маленькую восьмиметровую комнату в коммунальной квартире. Галя отдала Лане свою старую кушетку. Стол, стулья и холодильник, правда, неисправный, Лане неожиданно достался в «наследство». Так женщины — дворники в шутку называли бесхозное имущество в комнатах и квартирах умерших хозяев, у которых не оказалось наследников.

В одной пятиэтажке сначала умерла пожилая женщина, спустя год — ее сын пьяница. Комната долго оставалась закрытой. Сестра покойного, при его жизни не ладившая с ним, отказалась что-либо брать и предложила все оставшееся имущество выбросить на помойку. Так «наследниками» стали дворники. Они разобрали кое-какую мебель, остальные вещи — старую одежду, посуду, бумаги вынесли и кучей свалили у подъезда. Накрапывал мелкий дождь. Лана поддела носком ботинка бумаги и фотографии. Сверху оказалась фотография бравого молодого матроса с правильными мужественными чертами лица. С легкой полуулыбкой он смотрел на нее, слезно хотел что-то сказать или о чем-то спросить. Ниже лежали другие фотографии. Молодой женщины с хорошеньким кудрявым малышом на руках, мальчик с воинственно нацеленным в объектив пистолетиком, группа школьников… Очевидно, это были фотографии бывших хозяев комнат.

Стоявший неподалеку небритый мужчина пенсионного возраста покачал головой: