Её лучшая роль

Энн забыла, что она находится в гостиной дома на Хэмпстед-Мьюз, забыла, что она Энн Лестер, дочь Лори Лэнгема. Она была Мэри-Джейн, девушкой, которая не умеет заводить друзей и которая, наконец влюбившись, узнает в горький момент истины, что человек, которого она полюбила, такой же неудачник, как она. Она выговаривала слова роли без едкой иронии, с которой Пол их диктовал, добавляя то здесь, то там по фразе, которая слегка меняла смысл всего монолога и его первоначальное звучание. Когда она в конце концов договорила все до конца, в голосе ее дрожали слезы и она была так взволнована, будто выступала перед публикой.

— В чем дело, мисс Лестер? Разговариваете сами с собой? — Смизи вкатила сервировочный столик в комнату и закрыла дверь.

— Я читала отрывок из пьесы. — Энн повернулась к магнитофону и улыбнулась. — Вы когда-нибудь слушали свой собственный голос?

Смизи попятилась назад:

— Не теперь. Вы еще меня будете поддразнивать! Я знаю, что взвизгиваю, так какой же смысл себя расстраивать?

— И вовсе вы не взвизгиваете, разве когда сердитесь.

Зазвонил дверной колокольчик, и Смизи, посмеиваясь, пошла открывать.

Со вздохом Энн перекрутила пленку и начала стирать. Она не решалась дать Полу послушать запись.

— Мисс Лестер? — Смизи просунула голову в дверь. — Пришел мистер Лэнгем. Я сказала ему, что мистера Моллинсона нет дома, но он утверждает, что хочет поговорить с вами.

Энн выключила магнитофон и встала из-за стола, когда вошел отец.

— Папа, по-моему, ты обещал больше сюда не приходить.

— Я знал, что Пол рано уедет, поэтому я приехал забрать тебя к нам. Мама переживает, что она тебя совсем не видит.

Энн прошла к столику.

— Раз уж ты здесь, выпьешь чаю?

— Нет, не могу. Я не заглушил мотор: машина очень плохо заводится.

— Тогда я быстро — только возьму пальто.

Она взбежала наверх, чтобы взять его и попрощаться со Смизи, и поспешила вниз, и все-таки опоздала: отец сердито копался под капотом.

— Проклятая развалина опять заглохла.

Он обошел машину кругом.

— Если бы мне не пришлось ехать сюда за тобой…

— Я тебя не просила, — запротестовала она.

— Знаю, что не просила. Но твоя мать все время без остановки пилила меня. Как мне хотелось бы, чтобы ты бросила всю эту чушь и вернулась домой. Если ты собираешься серьезно работать на сцене, пора начинать.

— Ты предлагаешь пойти в другую труппу?

— Нет. Совсем нет. — Голова его снова исчезла под крышкой капота. — Я попробую достать тебе роль, если, конечно, твоя дурацкая гордость даст тебе ее принять.

Энн смотрела на дорогу.

— Я приму от тебя совет, папа, но не роль. Я хочу продвигаться за счет своих собственных способностей.

— А когда это произойдет, что тогда? Замужество? Тебе будет трудно найти мужа, который с пониманием отнесется к тому, что тебя каждый вечер нет дома. А как будет с детьми…

Она рассмеялась:

— Не заглядывай так далеко вперед!

Отец, что-то буркнув, подергал рукой какой-то проводок. Глядя на его седеющую голову, Энн размышляла над его словами: брошенные, казалось бы, небрежно, они потянули за собой целую цепочку мыслей, избавиться от которых было нелегко. Если только она не выйдет замуж за актера, замужество вряд ли будет счастливым. А больше всего на свете она не хотела, чтобы ее брак закончился разводом.

Машина взревела, и с радостной улыбкой Лори забрался на свое место рядом с ней.

— Почему у тебя такой торжественный вид, кукленок?

— Я раздумывала, как ты отнесешься к зятю.

— Я не против зятя, но подумай, что будет с моей карьерой, если я стану дедом!

— Я рожу тройню, только чтоб насолить тебе!

— Верю, что постараешься! Три маленькие девчушки, полностью похожие на тебя!

«Или трое мальчишек, — подумала Энн про себя, — с серыми глазами и прямыми черными волосами». Она нахмурилась. Этого никогда не случится. Не может случиться. Если бы не было Сирины, был бы кто-нибудь еще вроде нее: такая же искусственная, хрупкая и очаровательная на вид. Пол Моллинсон был любовником-дилетантом; может быть, не по характеру, но уж точно по обстоятельствам. Он так и не смог освободиться от неудачи юношеского романа. С тех пор он только тем и занимался, что создавал вокруг себя защитный экран, через который не могло проникнуть настоящее чувство.

— Я так хочу, чтобы Пол увидел Мэри-Джейн так, как ее вижу я.

Отец расхохотался:

— Я знал это! Когда разговор о детях привел прямо к мыслям о молодом Моллинсоне, я сделал свои выводы. Как я понимаю, пока ты не приберешь его к рукам, ты не вернешься к актерской карьере?

Энн сидела и разглядывала свои руки.

— Прибрать его к рукам — дело нелегкое. Не думаю, что ему нравится такой тип женщин, как я.

— Но тебе хотелось бы быть таким типом?

— Только из-за Розали.

— Хватит этих сказок! — рассердился Лори. — Если ты там остаешься только из-за нее, я немедленно расскажу Полу правду. Всю. Я не позволю, чтобы ты ввязалась в какую-то свару из-за кого-то и поставила себя и свою семью в дурацкое положение. Как по-твоему, что подумает обо мне Пол, когда узнает, что ты моя дочь? Я говорю серьезно, Энн. Марти сразу не должна была поддерживать тебя в этой глупости.

— Ты не должен ничего ему говорить, — резко отпарировала Энн. — Ни единого слова. Я очень рассержусь на тебя за это.

— Он тоже очень рассердится, — возразил отец. — Расскажи ему правду и покончи с этим. Понедельник для этого вполне подходящий день.

— Нет, — ответила она. — Не могу. — Она отвернулась от отца, и по щекам ее покатились слезы. — Оставь все как есть еще немножко. Может быть, когда он привыкнет ко мне и я ему больше понравлюсь, он отнесется к этому с большим сочувствием.

— Почему тебя должно трогать, что он думает?

— Потому что я люблю его, — ответила она и в тот же момент, как выговорила эти слова, закрыла лицо руками. — Что я сказала! Я не это имела в виду.

— Думаю, что это правда. — Лори повернулся и серьезно посмотрел на нее. — Я хочу, чтобы ты помнила одну вещь, кукленок. Хорошая актриса должна знать, когда прекращать игру, иначе она утратит ощущение реальности и растеряет свои жизненные принципы.

— Папа! — отчаянно вскрикнула Энн. — Светофор!

Но было слишком поздно. Степенно погромыхивая, автомобиль торжественно проехал на красный свет, проскользнув между двумя грузовиками с изумленными такой наглостью водителями.

— Это отучит меня давать советы, — ухмыльнулся Лори. — Ведь никогда раньше я этого не делал!

Энн ничего ему не ответила, глядя на витрины магазинов по Бейкер-стрит. Затем они свернули на Оксфорд-стрит к Мраморной арке и остановились около большого блока квартир, выходящих окнами на Гайд-парк.

Проигнорировав лифт, они поднялись по лестнице на второй этаж. Из гостиной доносились приглушенные голоса.

— Это дядя Харви, — сказал Лори Лэнгем. — Пойди в ту спальню и приведи себя в порядок.

Энн вошла в свободную комнату и удивленно остановилась, увидев, что она обставлена некоторыми из ее личных вещей. Головные щетки, оправленные в серебро, лежали на туалетном столике, она открыла дверцу шкафа и увидела свои платья, каждое тщательно прикрытое жатой бумагой. Глаза ее наполнились слезами, и она, опустившись на постель, закрыла лицо руками. Притворяться было бессмысленно. Отец был прав, она оставалась у Пола не из-за Розали, а из-за себя. Она хотела, чтобы он полюбил ее. Она мечтала помочь ему своей любовью. Она надеялась, что этим спасет его от разъедающей горечи прошедших несчастливых лет.

— Пожалуйста, пусть он влюбится в меня, — молилась она. — По крайней мере, пусть я ему понравлюсь настолько, чтобы он простил меня, когда узнает правду! — Она вытерла глаза и, подойдя к раковине, поплескала на лицо холодной водой. Потом, задрав нос и улыбаясь, как будто у нее нет и не было никаких забот, она направилась к гостиную.

У камина сидел и грелся ее дядя, высокий худой человек в костюме в тонкую полоску, с бокалом в руках. Энн поцеловала его и осталась стоять рядом.