Я дождусь...

Все это не способствовало ни уверенности в себе, ни непреклонности в голосе. Сьюзен лихорадочно искала выход из создавшегося положения.

— Мистер Каллиган, — как можно учтивее начала она после паузы. — Сожалею, но вы выбрали не самое удобное время, чтобы выяснять отношения. Сейчас у меня законный отдых. А к своим обязанностям я вновь приступлю приблизительно через два часа. Тогда, с вашего позволения, мы и продолжим.

— Но почему не сейчас? — Каллигану не терпелось выплеснуть свое раздражение немедленно.

— Потому что, повторяю, сейчас у меня перерыв.

— Значит, когда вы отдыхаете, ваши мозги не в состоянии справиться даже с самой примитивной информацией?

— Давайте не будем опускаться до взаимных оскорблений. — Сьюзен продолжала сохранять спокойствие.

— Но почему же не будем? Вы подло обманули меня. Вы опередили меня, заранее поговорив с Осборном.

— Да, говорила, но только не о вас, — уже на повышенных тонах запротестовала Сьюзен.

— Позвольте вам не поверить, — ехидничал Эдвард.

— Мне все равно, что вы думаете, но вы не имеете никакого права называть меня лгуньей. Я понятия не имею, по каким причинам Норман мог отказать вам. — Девушка сказала об этом как бы в пылу перебранки, но надеялась выведать таким образом правду.

— Не прикидывайтесь дурочкой. — Он презрительно усмехнулся. — Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, — он объяснил свой отказ причинами личного характера. А вы, думаю, — самая главная из этих причин.

Сьюзен с досадой прикусила нижнюю губу.

— Только вы со своими извращенными взглядами и представлениями могли подумать такое. Не для того чтобы оправдаться перед вами, а просто из чувства справедливости заявляю: с Норманом никакие отношения, кроме деловых, меня не связывают.

Казалось, Каллиган немного поостыл, но его взгляд все еще оставался недоверчивым.

— Что с вами, Сьюзен? Вы прямо мертвой хваткой вцепляетесь в мужчин, которые попадают в поле вашего зрения. Неужели вы так боитесь одиночества?

— Это какой-то бред! Вы обвиняете меня в каких-то абсурдных вещах. Если вам угодно, я поклянусь на Библии, что не настраивала Нормана Осборна против вас и никогда не была с ним близка. Сама не знаю, зачем убеждаю вас в этом, но сил уже нет противостоять потоку ваших нападок.

— Норман Осборн здесь ни при чем, — задумчиво продолжал Эдвард. — Я уже не имею в виду никого конкретно, просто хочу по-человечески понять вас.

— Не стоит затруднять себя. У вас и так напряженный график. — Новая волна раздражения захлестнула Сьюзен.

— Вы очень красивая женщина, — невозмутимо продолжал Каллиган. — Молодая, пылкая. Многие искушенные в любовных перипетиях мужчины не устояли бы перед вашим удивительным обаянием. Ваша строптивость интригует, вызывает желание подчинить вас себе, обладать вами.

— Мистер Каллиган, вы забываетесь. Я не намерена выслушивать рассуждения о моей внешности и о ваших желаниях…

— А я не намерен выслушивать, чего вы хотите, а чего нет. Я буду говорить о вас, чего бы мне это ни стоило. — Сьюзен притихла. — Прожив здесь около недели и пообщавшись с вами и вашей сестрой, я сделал вывод, что вы подчинили свою жизнь интересам этого заведения. Я, безусловно, ценю такую самоотверженную преданность делу отца и матери, но, замыкаясь в этом ограниченном мирке, вы совершаете преступление против самой себя. Неужели вы не хотите иметь собственный дом, выйти замуж, родить ребенка?

— Конечно, хочу! — Желания, спрятанные в тайниках души, вдруг выплеснулись в этом крике. — Но я не имею права думать только о себе. У меня есть чувство долга и ответственности, и это не идет ни в какое сравнение с моими эгоистическими желаниями.

— Сюзи, вы не понимаете самого главного. Вы никогда не сделаете счастливыми близких людей, если будете только выполнять свой долг, упиваясь своей жертвенностью. Вы сами должны обрести счастье, и тогда все, кто находится рядом, разделят его с вами.

— Я совершенно счастлива и довольна жизнью, — упрямо защищалась она.

— Что-то незаметно, — с грустной улыбкой отозвался он.

— Уходите! — не выдержала девушка. — Я не хочу вас видеть, вы не имеете права говорить мне все это. Вы мне никто.

— Нет, имею, — хрипло возразил он и приблизился к ее креслу. Она порывисто встала и оказалась в полушаге от него. — Я обнимал тебя, целовал твои мягкие губы, чувствовал, как твое гибкое тело со всей страстью отвечает на мои ласки. Я люблю жизнь, боготворю красоту, которую она создает, и не могу позволить, чтобы в круговороте каждодневных забот ты превратилась в брюзжащую старуху…

— Злую и беспринципную, — процитировала девушка.

— Вот именно, — засмеялся он.

Этот смех стал последней каплей, переполнившей чашу терпения. Сьюзен замахнулась, чтобы ударить Каллигана по лицу.

— Не надо, Сюзи, это лишнее. — Он мгновенно перехватил ее запястье и сильно, но не до боли, сжал. — Успокойся, — прошептал он, горящим взором наблюдая, как взволнованно вздымается ее грудь, пылает лицо.

— Отпустите. — Она дернулась, чтобы высвободиться.

— Сюзи, когда ты перестанешь воевать с ветряными мельницами? — задал он риторический вопрос и пристально вгляделся в ее глаза. Его рука нежно коснулась ее щеки и губ, словно кисть художника нанесла на полотно контур любимого лица. Потом он чуть запрокинул ее голову и стал покрывать поцелуями губы, лоб, глаза.

Девушка не успела опомниться, как ее закружило в вихре блаженства. Руки сами собой обвились вокруг мужественной, сильной шеи, губы, словно лепестки лилии, потянулись к живительной влаге его рта. Она тихонько застонала, когда пальцы Эдварда дотронулись до ее обнаженного тела, скрытого под коротеньким джемпером, и медленно двинулись вверх к чашечкам шелкового лифчика, обтягивающего упругие груди. Она ощутила, как от возбуждения набухли соски, а его пальцы затрепетали, чувствуя это. Горячее и полное страсти дыхание Каллигана овевало ее лицо и шею, а настойчивые пальцы продолжали ритмично ласкать торчащие соски, пробуждая уже знакомое неистовое желание слиться в томительной истоме с этим подавляющим, наступающим мужчиной.

Сьюзен не сопротивлялась, когда он аккуратно расстегнул ее шелковый лифчик, приподнял джемпер и опустил свое лицо в мягкую и прохладную белизну ее тела. Длинные пальцы девушки утонули в шелковистых волнах его волос. Они чуть покачивались, словно под действием странного гипноза. В такт этому тихому танцу Сьюзен плотнее прижимала к своей груди его лицо, наслаждаясь пьянящей радостью, которую дарил ей Эдвард; кончиком влажного языка он сначала дразнил ее соски, играл с ними, а потом захватывал их горячим, жаждущим ртом так внезапно, что ей каждый раз приходилось сдерживать рождающийся внутри крик сладострастия.

Наконец он подхватил ее на руки и понес к широкому дивану. Девушка с готовностью приникла к нему, вдыхая пленительный аромат его мускулистого тела. Когда он плавно опустил ее на диван, глаза Сьюзен молили о пощаде, которую он и хотел прочитать, немного отстранившись и вопросительно посмотрев в лицо девушки. Их губы снова встретились, и у нее перехватило дыхание, когда она почувствовала приятную тяжесть его тела. Он стал медленно и ритмично двигаться, продолжая поглаживать покрасневшие соски, похожие на спелые земляничины. Сьюзен, даже одурманенная ласками, не могла не заметить, как охотно откликалась каждая клеточка ее тела на его молчаливый призыв, на его тепло, легкое прикосновение.

Но существовало и то, чего она еще не испытала с ним. Тягучая, сладкая боль в солнечном сплетении теперь опустилась ниже и проникла в ставшее влажным от возбуждения лоно. Эдвард снял с нее джемпер и отбросил в сторону лифчик. Он методично и долго целовал ее обнаженные руки на сгибах локтей и в запястья, потом ласкал губами живот, словно отдавая дань ее красоте.

— Ты — великолепная женщина, — хрипло шептал он, приподнимаясь на руках.

Сьюзен никогда бы не назвала себя таковой, страдая от многих комплексов, которые испытывает большинство людей по поводу своей внешности. Как многие женщины, она была недовольна своей фигурой, считала себя неуклюжей. Но Эдвард говорил, что она прекрасна, и Сьюзен чувствовала себя королевой.