Любовь как ненависть

— Я жду.

Она провела руками по бедрам. Его глаза неотступно следили за каждым ее движением.

— Ты просил, чтобы я не торопилась.

Одной рукой он задрал подол ее юбки до талии. От неожиданности Эмили сконфузилась как девчонка и даже покраснела, но, взяв себя в руки, кое-как сумела стянуть трусики до лодыжек.

— Теперь опусти юбку, — приказал Скотт.

Его рука по-прежнему лежала у нее на бедре. Затем его пальцы скользнули между ее ног, добрались до самых чувствительных местечек. Эмили изо всех сил пыталась сохранять спокойствие, но ощущение руки Скотта в самом интимном месте ее тела против воли безумно волновало женщину. Она заерзала на сиденье, и пальцы Скотта скользнули ниже, вскоре оказавшись внутри ее тела.

— Можно не спрашивать, нравится ли тебе это, — сказал он. — Положи руку мне на бедро.

— Не думаю, что это хорошая мысль, — задыхаясь от волнения, произнесла Эмили.

— А я так думаю, — жестко заявил Скотт. Ей оставалось только подчиниться. Через десять минут они наконец тронулись с места. Ее рука по-прежнему находилась между его ног, его палец — внутри ее тела.

— Кто тебе звонил? — спросила она.

— Друг, — кратко ответил Скотт. Внезапно он рывком убрал свою руку. Эмили едва не вскрикнула от неожиданности.

— О, у тебя есть друзья? — стараясь казаться независимой и насмешливой, спросила Эмили. Она сейчас презирала себя за женскую слабость, но поделать с собой ничего не могла.

Скотт пристально посмотрел на нее, потом коснулся рукой бус на ее шее. Его пальцы были слегка влажными.

— Помнишь, что я сказал тебе?

— Помню.

— Ты хочешь, чтобы я тебя наказал? Ее сердце бешено запрыгало от этой мысли.

— Скотт…

— Да? — спросил он небрежно. У Эмили на языке вертелся вопрос: как он думает ее наказать, уж не так ли, как в тот раз, в студии? Но она сочла за лучшее промолчать.

— Ничего.

— Так я и подумал. Ты быстро учишься.

— Да. Я всегда была одной из лучших студенток, как ты помнишь.

— Я отлично помню все, что касается тебя. Ты всегда была лучшей. Для меня, по крайней мере.

— Скотт, почему ты так хочешь отомстить мне?

— Не беспокойся, Эмилка. Я не сделаю тебе больно. Хотя раньше я мечтал об этом…

— Что заставило тебя передумать?

— На то были свои причины, — неожиданно мрачно ответил Скотт.

— Но ты все еще хочешь мне отомстить?

— С одной стороны — да, хочу, но с другой… Знаешь, в нашей семье есть одна легенда.

— Расскажи мне о ней.

— Говорят, что уже много поколений мужчин из рода Грирсонов встречали в жизни одну-единственную любовь. И эта единственная любовь была первой.

— Ты думаешь, что я — твоя настоящая любовь?

— Я не до такой степени мазохист.

Эмили застонала — она поняла, о чем говорит Скотт. Ее душа сейчас была тоже расколота надвое. Одна часть изо всех сил сопротивлялась Скотту, другая — рвалась к нему.

— И что же из этого следует?

— То, что уже несколько поколений мужчин в нашей семье женились очень рано и один раз на всю жизнь. Я первый, кажется, кто нарушил эту традицию.

Эмили в ужасе посмотрела на Скотта: «Господи, неужели он все-таки считает меня своей настоящей и единственной любовью? Если это так, он никогда не оставит меня в покое и никогда не простит меня. Он разрушит мою жизнь так же, как я — его». 

Глава 9

— Ты по-прежнему веришь в эту легенду? — тихо спросила Эмили после долгого молчания.

Скотт ничего ей не ответил. Он неотрывно следил за дорогой, совсем не глядя на любовницу. В его планы не входило посвящать Эмили во все подробности. В глубине души он знал горькую правду. Да, он верил в семейную легенду до того момента, как Эмили предала его чувство, насмеялась над ним. Эмили, кажется, думает, что она — из породы пожирательниц мужчин, но на нем она сломает свои зубы. В этот раз пожирателем будет он.

Настроение Скотта сразу улучшилось.

— А как ты думаешь? — сказал он наконец. Эмили пожала плечами.

— Не знаю. Надеюсь, что нет.

— Почему? — искренне удивился Скотт.

— Потому что, если это так, то ты меня, наверное, никогда не простишь.

— Не прощу? Не знаю, может быть… — Скотт почувствовал, что для нее знать об этом действительно очень важно. Но он сознательно медлил, держа Эмили в напряжении. Это было частью его плана.

— Так значит — нет? И поэтому ты мстишь мне? — спросила женщина.

Скотт не собирался лгать ей:

— А ты заслуживаешь мести?

— Возможно. Но мужчины веками унижали женщин. Это считалось естественным.

Эмили считала себя феминисткой. Корни ее убеждений лежали в страхе стать такой же, какой была ее мать — забитой, покорной служанкой мужа.

— Значит, ты думаешь, что я унижаю тебя? — насмешливо спросил Скотт.

— Разве не так? Тогда, в студии, в коридоре… Ты ведь сделал это нарочно?

— О чем ты, Эмили? — не понял Скотт. — Что я сделал тогда нарочно?

— Оставил на моей одежде следы своей спермы. Тавро хозяина кобылы, — горько пошутила Эмили.

— Господи, какая же ты глупая! — изумился Скотт. — И ты из-за этого стала меня ненавидеть?

Она ошеломленно кивнула.

— Вот дурочка! Так знай же: я об этом даже не подозревал.

— Значит, теперь ты меня презираешь? — дрожащим голосом спросила Эмили, думая: «Какой же я была идиоткой!»

— Я никогда не презирал тебя. За что мне тебя презирать? — Скотт говорил вполне искренне. Ее вид обиженного ребенка забавлял его, внушал к Эмили какое-то снисходительное чувство, но это не было презрением.

Эмили вновь чувствовала себя униженной. Но сейчас она была сама виновата в этом. Если бы она ничего ему не сказала, он бы над ней сейчас не смеялся. И она еще считала себя сильной личностью! Тряпка — и больше ничего.

Оставшуюся часть пути они ехали в молчании. Подъехав к отелю и припарковав «Фольксваген» на стоянке, Скотт наконец посмотрел на Эмили и улыбнулся ей, но так ничего и не сказал.

После их беседы в машине Эмили чувствовала себя совершенно обессилевшей. Правда, она пыталась представлять, что разговаривает не со Скоттом, а с Энтони, своим последним любовником. Но рядом с ней сидел не кто-нибудь, а Скотт Грирсон — единственный мужчина, который заставил ее сомневаться в правильности сделанного двенадцать лет назад выбора.

Эмили вышла из машины, не ожидая, пока ей откроют дверь. Ей хотелось сбежать. Она знала, что дала слово, и знала, что сдержит его. Но ей требовалось время, чтобы отдышаться и прийти в себя. Скотт отошел — наверное, договаривался со служащим отеля. Через несколько минут он появился и поманил ее к себе:

— Иди сюда. Вот ключи, иди наверх и жди меня.

Эмили кивнула и медленно пошла вверх по лестнице. «Господи, это тот самый отель, где мы провели те пасхальные каникулы! И номер тот же…»

Эмили открыла дверь и вошла в комнату. Там царила прохлада, хотя день был солнечный и теплый. Эмили сняла туфли и выглянула в окно. Отель стоял на берегу моря, и было хорошо видно, как волны тяжело накатывают на берег, отбегают назад и снова возвращаются. Вот так и она: как бы далеко она ни стремилась убежать от своего прошлого, от Скотта, жизнь все равно возвращала ее к нему. Эмили провела пальцем по бусам, обвивавшим ее шею. Трудно было поверить, что Скотт хранил их все эти годы.

Скотту удалось воскресить их прошлое. Он искушал Эмили возможностью перекинуть мостик из прошлого в будущее. «Единственная и настоящая любовь… Боже мой, ведь я никогда не верила в эту самую «настоящую» любовь. Не верила, пока не поняла, что, если не уйду от Скотта, то стану его тенью». Привязываясь к любимому все сильнее, Эмили понимала, что его власть над ней становится безграничной. Она превращалась в преданную супругу, живущую интересами, радостями и печалями своего господина. На что-то отдельное, свое у нее не было ни времени, ни сил. А такая жена быстро станет неинтересной…

Додумавшись до этого, Эмили поняла, что не только любит Скотта: она еще и ненавидит его: ненавидит тем сильнее, чем сильнее любит. Именно это и заставило ее поступить так, как она поступила. Ослепленная страхом, Эмилка предала своего мужчину. Но она так боялась потерять себя, повторить судьбу матери… Тогда ей казалось, что она поступила правильно. Но, солгав и предав любовь, она предала и саму себя.