Рука в руке

— Пошли?

Жослин расплатился и как бы нехотя последовал за Виржилем, взявшим под руку Рафаэль.

Возле самой арены толпились зрители. Все с нетерпением ждали тореадоров. Некоторые теснились у железных решеток, закрывающих вход на арену. Девушки с любопытством поглядывали на сцену. Рафаэль машинально взяла программу представления с черно-белой фотографией Руиса. Она свернула бумагу и положила ее в карман.

Пройдя под тяжелыми сводами арки, они стали подниматься по ступенькам, освещенным вечерним солнцем. Виржиль пожал руки нескольким своим друзьям. Они сели на подмостки. Было без десяти пять. Рафаэль примостилась между широкими плечами Виржиля и Жослина и второй раз за эту неделю принялась разглядывать полную людей арену. Наверху гроздьями нависали сотни фигур. Рафаэль перевела взгляд вниз и посмотрела на пикадора, который выбирал оружие. Наконец она увидела Руиса, который разговаривал с журналистом. Отвернувшись, она спросила Виржиля:

— О чем Руис обычно думает в такие моменты?

Виржиль нежно обнял девушку за талию и тихо сказал ей:

— Он старается не выдать свой страх и держаться спокойно, надеясь на удачу. Он хочет скорее убежать от всех на арену, где его ждет соперник.

Рафаэль сложно было поверить в это, и она переспросила:

— Это правда? Или вы шутите, Виржиль?

— Конечно, правда, — сказал Жослин, напоминая о своем существовании. В его голосе прозвучало неприкрытое раздражение, которое, однако, ничуть не задело девушку. Она вновь посмотрела на арену.

Толпа начала выстукивать ритм пасодобля. Часы пробили ровно пять вечера. Тореадоры выстроились у входа на сцену. Заиграла музыка из оперы «Кармен», и они вышли; за ними последовала упряжка мулов, на которой обычно увозят тело убитого быка.

Рафаэль взяла у Жослина бинокль, чтобы лучше рассмотреть выходящего Руиса. Он шел, смотря под ноги, иногда вскидывая голову и улыбаясь судьям. Рафаэль почувствовала легкое головокружение и глубоко задышала. Публика встретила матадора бурными аплодисментами, помня его прошлое выступление.

— Ветер усиливается, — сказал Виржиль.

Тореадоры на арене сняли плащи, проверяя силу ветра. После сигнала наступила тишина, и Рафаэль стала вглядываться вдаль, выискивая глазами Руиса. Его уверенная фигура в сине-золотом костюме резко выделялась на фоне неба. Затем он скрылся за

b

игladero [16]

в ожидании первого быка.

Девушка не видела ничего, кроме Руиса. Он стал для нее средоточием всего. Она не видела, что происходило в первых двух сражениях, и не участвовала в разговорах Жослина и Виржиля. Каждый раз, когда она вспоминала о том, что присутствует на корриде, ее глаза все равно невольно упирались в Руиса. Ей было безразлично, что делали другие тореадоры и почему быки то выходили, то заходили обратно. Девушка смотрела только на него, прекрасного и неузнаваемого. Она восхищалась им и боялась за него, вспоминая слова Марии. Рафаэль была полностью поглощена созерцанием юноши и не пропускала ни одного его движения. Зачем он так играет с жизнью? Насколько смелым или безрассудным нужно быть, чтобы вести себя, как он! Сколько внутренней силы требуется, чтобы играть такое внешнее спокойствие! Рафаэль наклонилась вперед и обхватила руками колени в мучительном ожидании. Когда пришла очередь Руиса, на арене появилось огромное, тяжело сопящее чудовище. Руис спокойно встретил своего соперника и смело направился в центр арены, подальше от спасательных выходов. Публика поддержала этот жест оглушительными аплодисментами. Некоторое время Руис водил быка по арене, затем остановился, давая ему передохнуть, и повернулся поприветствовать публику. Тём временем Рафаэль с интересом разглядывала животное. Ей было жалко этого быка, но в глубине души она все же хотела увидеть, как его кровь украсит арену. Она мечтала о том, чтобы это ужасное зрелище поскорее закончилось, ничего не понимая в корриде и не получая от нее удовольствия. Руис попросил пикадоров выйти вперед. Рафаэль не могла сдержать отвращения, которое у нее вызывало все происходящее. Среди вышедших на арену пикадоров она узнала Себастьяна и вспомнила, что говорила о нем Мария. Он пристально наблюдал за Руисом. Молодой матадор прошел по арене и остановился как раз перед тем местом, где сидели Рафаэль с Жослином. Он поднял голову и посмотрел на них. На секунду она поймала его взгляд, полный искренней любви. Руис бросил Виржилю свою montera [17], которую тот положил между собой и Жослином.

— Он передает вам своего быка, — непривычно растроганно сказал Виржиль.

Жослин криво усмехнулся. Он видел в глазах Руиса неприкрытый вызов. Рафаэль сжала руку Виржиля.

— Это ужасно, — прошептала она. — Какое жестокое представление…

Тот попытался ее успокоить, сказав:

— Это совсем не так, Рафаэль. Как-нибудь я вам расскажу…

Руис, уверенный в сегодняшней победе, решил добавить остроты в сражение. Он направился атаковать животное в querencia [18], сражаясь с ним лицом к лицу и старясь навязать ему свою волю. В тишине, воцарившейся на всем пространстве арены, голос Руиса был слышен ясно и отчетливо. Он звал хищника по имени, привлекая тем самым его внимание.

В голосе матадора слышались повелительные нотки. Бык подбегал к нему, отвечая на призыв, и тогда Рафаэль забывала об опасности и наслаждалась представлением. Вместе со всеми она громко кричала «о-ле!», которое в ее исполнении было похоже на всхлипывание. Руис вел бой очень осторожно, проводя хитрое животное вдоль всей арены. Казалось, рога едва не касаются лодыжек молодого человека. При этом старые болельщики уважительно склоняли головы, а молодые восхищались поразительной техникой Руиса. Глаза зрителей сверкали от эмоций. Мсье, сидящий рядом с Жослином, наклонился и сказал ему шепотом:

— Этот малый может заставить животное делать все, что захочет! Посмотрите на быка: он зол, напуган и осторожен. Такое его состояние самое опасное. Он хочет драться честно и жестоко. А теперь посмотрите на молодого Васкеса: он ни разу не отступил ни на шаг… Своими движениями он направляет движения быка, исправляет его ошибки, заставляет того менять тактику. Вы заметили, как мастерски он двигает запястьем?

Жослин слушал эту долгую речь и с трудом удерживался, чтобы не оборвать соседа. Он не считал Руиса талантливым и терпеть не мог, когда о нем говорили с восторгом. Жослин любил корриду, однако не хотел по достоинству оценить мастерство ведения боя, показанное Руисом. А неугомонный болельщик продолжал:

— Вот увидите, он положит его! Этот парень — самый блистательный тореадор, которого я когда-либо видел!

Жослин отвернулся от собеседника и взглянул на Рафаэль. Внезапно у него возникло желание встать и уйти, но его сдерживало присутствие Виржиля. Крики толпы и Рафаэль выводили его из себя, и ему пришлось сделать усилие, чтобы усидеть на месте во время финальной атаки. На секунду наступила тишина, и последовал звук последнего удара: бык был повержен. Рафаэль и Виржиль провожали победителя взмахами платков, когда он совершал марш вокруг арены. Оказавшись на одной высоте со зрителями, Руис поклонился и взял шляпу из рук Рафаэль. В ответ она взяла из его рук, причем без всякого отвращения, окровавленный клок шерсти и отрезанное ухо животного. Девушка смотрела вслед матадору, которого провожала вереница людей с цветами. Виржиль быстро глянул на Жослина.

— Отличная победа, — сказал он. — Надеюсь, вы сохраните этот подарок?

Жослин постарался ответить спокойно:

— Подарок получила Рафаэль. Она вольна распоряжаться им…

По свистку коррида продолжалась. Перебирая в памяти финальные моменты сражения, Рафаэль пыталась понять, что с ней произошло. Теперь ей не нужен был бинокль, чтобы видеть все, что происходило на арене: лепестки роз,

zapatillas [19],

остатки одежды ярых болельщиков — все это скоро уберут, однако картинки навсегда останутся в памяти девушки. Теперь Руис был вне опасности и Рафаэль могла успокоиться и подумать. Совсем недавно Жослин называл корриду «цирком и трагедией, величием и насмешкой». Он был в чем-то прав. Но ведь столько людей были поглощены этим действом; затаив дыхание, они следили за каждым движением Руиса. Даже Жослин. Рафаэль пыталась мысленно защитить себя: «Как это понимать? Почему мужчины насмехаются над смелостью в желании доказать, что они сильнее? Ведь в бою нет сомнения, кто из двух соперников более мужественный!» Она продолжала напряженно наблюдать за жестокой игрой следующей корриды, хотя правил по-прежнему не понимала. Языческий ритуал, пир варваров, идолопоклонничество… Для чего все это? Зрители, дикое животное — и тореадор посередине, между этими двумя мирами. Кто здесь для того, чтобы добыть своим оружием славу, а кому суждено быть забытым навсегда? «Все равно это когда-нибудь исчезнет, даже не успев возникнуть», — мрачно подумала Рафаэль. Желание рассмеяться ничуть не успокоило девушку. Внезапно ей в голову пришла мысль, которая всплыла на фоне разбушевавшегося действа: завтра они с Жослином улетают в Париж, что, наверное, его бесконечно радует. Вернуться с ним… Терпеть его плохое настроение с уверенностью, что она больше никогда не приедет к Васкесам. Внезапная ревность Жослина была верным подтверждением его любви. Ситуация зашла в тупик. Париж… В семистах километрах отсюда. Там она не услышит о Руисе. Одинокая слеза покатилась по ее щеке, и, чтобы внимательно наблюдавший за ней Жослин не заметил этого, она полезла в сумочку за сигаретой и с трудом зажгла ее на ветру. Он и не подумал помочь ей.