Прекрасные мечты

Сестра… Паулина! Разве у нее есть сестра? Сигна терялась в догадках. Она не могла вспомнить. Она вообще ничего не могла вспомнить. Даже гостиницу и несчастный случай… и, если уж на то пошло, даже собственное имя. Ее сердце сжалось от испуга.

— О господи!.. Как меня зовут? Кто я такая? — прошептала она.

Паулина поспешно обернулась к медсестре.

— Моя сестра в сознании или все еще под действием обезболивающих? — спросила она, понизив голос.

— Доктор не уверен, что ее мозг не пострадал, — шепотом отозвалась медсестра. — Удар такой силы в непосредственной близости от мозга вполне мог вызвать потерю памяти. Постараюсь уговорить ее еще поспать, а вопросы будем задавать, когда она снова проснется. В данный момент нельзя ее волновать.

Паулина кивнула. Медсестра склонилась над Сигной и произнесла отработанными успокаивающими интонациями:

— Вот так, милочка, ни о чем сейчас не волнуйтесь. Постарайтесь уснуть. Я уверена, ваша сестра будет рядом, так что нет нужды беспокоиться.

— Конечно, буду, — откликнулась Паулина. Она сняла шубку и шапочку и удобнее устроилась на стуле рядом с узкой белой кроватью.

— Моя голова… моя голова! — жалобно повторяла Сигна.

Она закрыла полные отчаяния глаза и, продолжая держать руку в теплых ладонях сестры, постепенно уснула тяжелым сном, от которого не пробуждалась несколько часов. Когда она, наконец, снова открыла глаза, Паулина все так же была рядом. Молодая танцовщица отказалась покинуть недавно обретенную сестру. Она сидела неподвижно, терпеливо дожидаясь, пока Сигна снова придет в себя. И пока она сидела так, с волнением разглядывая каждую черточку бледного лица Сигны, она пришла к твердому убеждению, что Сигна действительно ее родная плоть и кровь. В этом не было ни малейших сомнений. Она узнавала этот изгиб губ — такой же, как у нее самой, — прямой маленький нос… даже три маленькие родинки, треугольником расположенные на левом плече Сигны. Копия этого треугольника находилась на плече Паулины. Да, это была ее сестра. Та самая малышка Сигна, с которой Паулина разделила первые несколько лет жизни до того, как их мать уехала из Малайи, хотя ни одна из них этого не помнила.

Сигна снова проснулась, хотя все еще не окончательно. Рана на голове пульсировала болью, а разум был погружен в туман и мрак. Она то и дело хваталась за руку Паулины, как потерявшийся ребенок. Ей казалось, что она пробирается по аллее теней, призраков разума, мешающих ей увидеть свет.

— Это так ужасно. Я не могу вспомнить даже собственное имя, — извиняющимся голосом сказала она сестре.

— Со временем все вернется, милая, — ответила Паулина. — Не слишком переживай. Просто доверься мне. Ты — Сигна Мэнтон. Сигна, ты жила в Малайе вместе с отцом. Это ни о чем тебе не говорит?

— Абсолютно, — сказала Сигна. — Ты могла бы с тем же успехом сказать, что меня зовут Хильда Джонс.

— Что ж, это не так, ты — Сигна, моя младшая сестренка, — ответила Паула, смеясь и плача. — Как только ты немножко окрепнешь, тебя перевезут в отличную частную клинику на Уимпол-стрит, где мне когда-то вырезали аппендикс. Это замечательное место совсем не похоже на больничную палату.

Сигна протянула руку и дотронулась до щеки сестры. Она не помнила и не знала Паулину, которая рассказала ей, что танцует в балете под именем Паулы Владамир. Но что-то, какое-то неуловимое очарование, которое всегда тянуло к Паулине окружающих, притягивало теперь и Сигну, и она чувствовала себя увереннее и не так одиноко.

— Я тебе ужасно благодарна, — сказала она. — Я очень рада, что у меня есть такая сестра.

— А я рада, что у меня есть ты, очень-очень, — ответила Паулина, наклоняясь к Сигне, чтобы поцеловать ее в бледную щеку.

Она продолжала рассказывать Сигне о Сингапуре, об их отце, о множестве других вещей, которые, как она надеялась, могли бы затронуть какие-нибудь струны памяти в затуманенном мозгу Сигны,но все было напрасно. Разум Сигны продолжал оставаться пустым. Из-за травмы она полностью потеряла память. Доктор, занимавшийся Сигной, позже объяснил Паулине, что память ее сестры, вполне возможно, со временем восстановится. Скорее всего, именно так и будет. Однако все же признал, что шансы на то, что этого не произойдет, остаются.

Лишь один человек испытал безмерное облегчение, узнав, что Сигна потеряла память. Ивор Гардинер в тот же день после обеда встретился с Паулой. Зайдя в ее квартиру, он был сплошным комком нервов. Он безумно боялся, что Сигна все ей рассказала. Но одного взгляда Паулины — как обычно, теплого и приветливого — было достаточно, чтобы уверенность вернулась к нему.

— Все в порядке? Нашла свою младшую сестренку, любимая? — небрежно осведомился он.

— Да. Я все-таки нашла Сигну. Ах, Ивор, с ней случилось нечто ужасное… она потеряла память.

Ивор зажег сигарету с напускным безразличием.

— Ты серьезно? Абсолютно потеряла память?

— Полностью, — ответила Паулина.

Она в подробностях расписала Ивору состояние Сигны. Ивор выслушал ее с огромным облегчением, хотя и поспешил тут же напустить на себя сочувственный вид.

— Бедный мой ангел, какая несчастливая случайность — ведь ты с таким нетерпением ждала от нее рассказа о вашем отце и о их жизни за границей, — промурлыкал он, обнимая Паулу. — Но не отчаивайся, дорогая моя. Когда-нибудь память обязательно вернется к Сигне.

Паулина положила голову ему на плечо и удовлетворенно вздохнула. Проведя утро в больнице, она чувствовала себя уставшей и разбитой.

— Ивор, милый, как хорошо, что у меня есть ты и твое сочувствие, — прошептала она. — Я тебя так сильно люблю. Я хочу отвести тебя к Сигне и рассказать ей, какой замечательный у нее будет зять.

Ивор перебирал ее гладкие темные волосы. Сейчас Пауле лучше не заглядывать в его глаза — в них было злобное и расчетливое выражение. Любой нормальный человек чувствовал бы сейчас стыд… зная, что он женат на той девушке в больнице, и в то же время заставляя свою собственную свояченицу верить, что собирается жениться на ней. Но он был без памяти влюблен в Паулину, она сводила его с ума. Он считал, что ни при каких обстоятельствах не может сейчас отступиться от нее. Сигна потеряла память. Что ж, ему оставалось только надеяться, что больше она к ней никогда не вернется, что встреча с ним не воскресит никаких ее воспоминаний. Он должен как можно реже видеться с ней. Потом он женится на Пауле и увезет ее куда-нибудь… подальше от Сигны. Сигна ничего не будет помнить, так какое кому дело? Никому из них не будет больно.

Только когда Паулина упомянула про багаж Сигны, его сердце снова испуганно сжалось. Он оказался достаточно глуп, чтобы в сиянии той безумной ночи в Сингапуре, ночи его женитьбы на Сигне, отдать ей свидетельство об их браке. Где было это свидетельство и обручальное кольцо? Очевидно, что не в том чемодане, который Сигна взяла с собой в гостиницу, иначе Паулина уже обнаружила бы и то и другое. Разумеется, в документе было написано имя Ивор Гардинер. Но два Ивора — это слишком. Два Ивора вполне могли вызвать у Паулины подозрения. Дурак он был, что не сменил заодно и имя.

— Сигна совсем ничего не может вспомнить, — сказала Паулина. — Но похоже, весь свой громоздкий багаж она оставила на какой-то железнодорожной станции. Надо как следует поискать в ее сумке, нет ли там квитанции из камеры хранения. — Она вырвалась из его объятий, вышла в коридор и вернулась с сумочкой Сигны. Для Ивора это был тяжелый момент. А вдруг обручальное кольцо Сигны и свидетельство все-таки были в сумочке? Паулина произвела осмотр и, улыбаясь, взглянула на него, сжимая в руке клочок бумаги.

— Точно… вот квитанция… Ватерлоо… один дорожный чемодан.

Ивор сделал дерзкий ход.

— Послушай, любимая, — сказал он. — Ты устала. У тебя было нелегкое утро. Ты должна отдохнуть перед своим вечерним выступлением. Давай квитанцию мне. Я заберу чемодан Сигны и привезу его в твою квартиру.

— О, Ивор, как это мило с твоей стороны, я буду тебе очень благодарна, — ответила Паулина. — Должна признаться, я не прочь немного поспать перед вечерним выступлением.