Шальные желания

Джин метнула на него яростный взгляд, но промолчала.

– Я хотел тебе кое-что сказать, – осторожно продолжал он. – По поводу твоей квартиры. Я разговаривал с Джимом, но…

– Но он выкинул меня на улицу, – закончила за него Джин.

– Вроде того. Он обещал оставить тебя там до Нового года, но потом, похоже, собирается отдать эту квартиру новой официантке.

Джин ничуть не удивилась. Хозяин всегда вел себя по отношению к ней порядочно, но его нельзя было назвать способным на сострадание.

– Что ты собираешься делать? – прервал ее размышления Ланс.

Она раздраженно взглянула на него. Неужели он считает, что она попросит его о милости?

– Собираюсь вернуться домой.

– В Англию?

– Да, там ведь живет сестра моего отца.

– Та самая, которой ты не хотела сообщать о несчастном случае? – протянул Ланс.

– Я просто не хотела ее беспокоить, – хриплым голосом произнесла Джин.

– Ну что ж… Давай я позвоню ей, чтобы она встретила тебя в аэропорту, – предложил Ланс.

– Я сама доберусь, – буркнула она.

– В кресле-качалке или на костылях?

– Возьму такси, – отрезала Джин.

– Это обойдется тебе в кругленькую сумму, – безжалостно возразил Ланс. – Кстати, Джим сказал, что ты можешь не беспокоиться насчет квартирной платы. Он вычтет это из твоего жалованья.

Джин с гневом посмотрела на него. Он знал, что ей негде жить, а денег нет даже на билет.

– Ладно, можешь не беспокоиться, я не собираюсь жить в твоем доме, – огрызнулась она.

– А кто тебя приглашал? – удивился Ланс.

– Твой отец. Он был здесь раньше.

– Черт… – едва слышно пробормотал он.

– Я остановлюсь где угодно, только не в твоем доме, – продолжала бушевать Джин.

– Кто кого теперь оскорбляет? – спросил Ланс. – Кстати, это дом моего отца, а не мой.

Он взглянул на ногу девушки в гипсе, и его голос стал резче:

– Если ты не собираешься принять приглашение отца, то каким образом намерена остаться в колледже?

Джин промолчала, потому что не знала, что сказать. Семья Диллонов была ее единственной надеждой, но как же она ненавидела сейчас этого мужчину!

– Я и не хотела там оставаться, – солгала она.

– Ну конечно! Да ты только об этом и думаешь, – грубо возразил он и, не дав возможности поспорить, бросил: – Я заберу тебя в пятницу.

Джин смотрела ему вслед и не могла успокоиться, обуреваемая противоречивыми эмоциями. Ей стойло бы быть ему благодарной, но ничего похожего на благодарность она не испытывала.

Несколько минут спустя в палату вернулась Молли и попыталась вытянуть из Джин, что тут без нее происходило. Не преуспев в расспросах, она, было, принялась за обычную болтовню о своих многочисленных победах, но не выдержала и прямо спросила:

– Что это за Грегори Пек?

– Грегори Пек?..

– Столько же обаяния! А уж хорош!.. Так кто он?

– Мой профессор, – натянуто проговорила Джин.

– Я полагала, что твой профессор – тот пожилой джентльмен, – усмехнулась Молли.

– Они оба.

– Если бы я знала, что профессора бывают такими, то сама бросилась бы в колледж.

– Какими такими? – вызывающе спросила Джин.

– Такими, словно он готов подарить тебе лучший уик-энд в жизни, – с прямотой ответила женщина. – То, как он на тебя смотрел… Похоже, у вас уже был такой уик-энд?

– Не говори глупостей, – выпалила Джин. – Это все, о чем ты думаешь?

Молли удивленно посмотрела на девушку. До сих пор та не проявляла такого темперамента.

– Возможно, я ошибаюсь, но ведь и ты не сводила с него глаз, – сказала она.

Джин уже собиралась взорваться, но не успела, потому что Молли опять вышла из палаты.

Уставившись в одну точку невидящими глазами, она повторяла как заклинание: «Я не люблю его. Я не могу любить его. Я не должна любить его». Ей казалось, что это помогает противостоять чарам Ланса Диллона. Но, в конце концов, она должна была признаться себе в одном: «Я хочу его, хочу больше всего на свете!»

Это всего лишь секс, убеждала себя Джин, зов природы. Это не любовь. Хотя, что она знала о любви? До сих пор она не любила никого, кроме своего отца.

Последнее время она думала об отце гораздо реже, чем о Лансе Диллоне. Перед смертью отца они виделись в больнице. Он выглядел ужасно, и лишь тогда Джин до конца поняла, в какую трясину его затянуло. Вспоминая отца, она всегда представляла себе фотографию, которая висела в их комнате. Там отец был снят после победы на чемпионате страны. Красивый, загорелый, он излучал уверенность, что олимпийское золото ему обеспечено.

Потом с ним произошел несчастный случай и перечеркнул все его надежды. Но ему посчастливилось встретить мать Джин, уже довольно известную в спорте. Он стал ее тренировать, помог заработать бронзу на чемпионате мира. Теперь они вместе мечтали об олимпийских медалях. Но снова вмешалась судьба. Рак истерзал мать, и вскоре ее не стало. Отец был сломлен. Он еще пытался воплотить свои мечты в жизнь с помощью Джин. Перед смертью он взял с нее обещание, что она не сдастся. Прошло уже два года, но она до сих пор чувствовала себя связанной этим обещанием.

И что же ей оставалось теперь делать? Если Джин собиралась удержаться в Штатах и вновь обрести форму, то ей нужно держаться за Диллонов. Однако эта зависимость казалась непереносимой. Когда Ланс приехал за ней в пятницу, Джин была вынуждена выражать благодарность по любому поводу, ненавидя себя и его за то, что нуждалась в помощи. Она не привыкла зависеть от кого бы то ни было.

Ланс заметил это. Поэтому, когда они выехали за ворота больницы, он сказал:

– Давай прекратим со всеми благодарностями. Я делаю все не ради этого.

– Тогда из-за чего?

– Полагаю, из-за чувства вины, – признался Ланс. – Я отнял у тебя то, на что не имел права. И не могу этого вернуть.

Джин покраснела, поняв, что он имел в виду ее девственность. Сама она, кажется, не сильно переживала об этой потере. Но, похоже, Ланс расценивал это по-иному.

Джин не почувствовала фальши в его словах.

– Я никому никогда не расскажу, не бойся.

Ланс покачал головой.

– Я не пытаюсь заткнуть тебе рот.

– Я знаю, – сказала она, хотя понимала, какой скандал вызвала бы такая новость. – Ты мне ничего не должен. Я сама… хотела этого.

– Разве? – Он посмотрел ей прямо в глаза, отчего у Джин пробежали мурашки по коже. – Нет, ты не хотела. Возможно, тебе было одиноко или любопытно. Но ты не хотела…

Джин не стала спорить. Вначале он представлялся ей злодеем. Но сейчас…

– Пойдем! – Ланс выключил зажигание и помог ей выбраться из машины. – Как мы двинемся дальше?

– Ты мог бы подать мне костыли, – сухо напомнила она.

– А ты хоть раз практиковалась с ними?

– Нет.

– Что ж, тогда роль мисс Независимость начнешь играть завтра, – твердо проговорил Ланс. – А сегодня я облегчу твою задачу.

Он подошел к багажнику машины и достал кресло-каталку.

Джин не стала спорить потому, что не знала, как ей быть. Она привыкла передвигаться в каталке по больнице, но с трудом представляла, как въедет в дом.

Ланс осторожно усадил ее в кресло и повез к черному входу. Там не было ступенек, как на парадном крыльце. Но передвигаться по снегу было нелегко, да еще когда на улице стоял декабрьский мороз.

Пока Ланс вез ее, Джин пришла к выводу, что, во-первых, ногу лучше ломать летом, а во-вторых, ей ни за что не удалось бы подняться без посторонней помощи в свою старую квартиру.

Ланс доставил ее на кухню, где миссис Шерман что-то пекла.

Джин поразило, как доброжелательно встретила ее эта женщина. Ей-то казалось, что она воспримет ее как приживалку, но вместо этого Элис вытолкала Ланса за дверь и охотно сама повезла девушку в отведенную ей комнату.

Комната располагалась в глубине дома. Стены были небесно-голубыми, с коралловыми прожилками, а вокруг витал запах свежей краски.

– Мужской состав семьи настаивал на розовом цвете, но мне удалось убедить их, что розовое не для тебя, – довольная собой, сказала Элис.