Обручение на море

— Я полагаю, это один из молодых принцев, что принимает участие в круизе в качестве гостя герцогини? — принцесса Элизабет воспрянула новой надеждой.

Но Катарина в одно мгновение разрушила все материнские ожидания.

— Нет, нет, мама. Мой друг принадлежит к команде судна. Если бы ты его знала, ты бы меня поняла.

— Это же… это же невероятно… Это же ни в какие рамки не укладывается! О продолжении плавания не может быть и речи, дитя мое! Ты вернешься домой кратчайшим путем. Деньги на дорогу ты должна как-нибудь сама достать. Скажи просто, что я заболела и нуждаюсь в твоей помощи. В этом случае твое увольнение примут с пониманием. Может, мне послать соответствующую телеграмму?

— Нет, ничего не выйдет. Мы послезавтра заходим в Пернау. Я хочу побывать там во что бы то ни стало. Ты ведь и сама хочешь, чтобы я все разузнала про Пернау!

— Ах, да какое мне дело до этих старых развалин! Там, вероятно, камня на камне не осталось, — умоляла мать. — Речь идет о счастье всей твоей жизни. Ты не можешь так легкомысленно распоряжаться своей судьбой. Это твое увлечение простым моряком погубит все твои шансы на добропорядочный брак.

— Петер ходит в море, но он не моряк. Он мой коллега.

— Экскурсовод? Или переводчик?

— Нет, стюард.

Если бы принцесса Элизабет не сидела сейчас в кресле, то она свалилась бы в обморок на пол. Она напрочь отказывалась понимать свою дочь. Неужели у Катарины нет никакого сословного самосознания? Неужели все заботливое воспитание оказалось тщетным?

Она набрала побольше воздуха для еще одного решительного возражения, но в этот момент их разъединили.

Катарина положила трубку или отказала радиосвязь? Об этом принцессе не суждено было узнать. Таким образом, ничего, кроме возмущения по отношению к непутевой и неблагодарной дочери, плюнувшей на все, что составляло для матери смысл жизни, принцесса Элизабет больше не чувствовала.

Трубку таки повесила Катарина. Но случилось это вовсе не из-за упрямства, а скорее импульсивно, потому что именно в этот момент в радиорубку вошел Петер. Растерявшись, Катарина тут же закончила разговор: он не должен был слышать, что они с матерью обсуждают.

— Привет, Катарина! — удивленно сказал он. — Ты на телефоне?

— Мать звонила. Но мы уже поговорили. Я тебе мешать не буду, уже ухожу.

Но Петер не спешил набирать номер. Он совершенно откровенно ждал, пока Катарина выйдет. Неужели у него есть какие-то тайны от нее? Неужели он что-то скрывает?

Целый день осматривали Ригу. Это был первый выезд в город, в котором принимали участие все пассажиры судна. У Катарины работы было невпроворот: проверить автобусные билеты, бортовые карты, разузнать о расписании работы всех служб города, согласовать экскурсии. Хорошо подготовившись, она сегодня без труда отвечала на все вопросы. Во время прогулки по старому городу выдалась благоприятная возможность применить свои знания языков. Жаль, что на этот раз Петера не было рядом. Команда дежурила на борту, а из правил внутреннего распорядка исключений не делали. Катарина очень сожалела об этом. Без Петера выход на берег не представлял для нее особой радости. А потому она была довольна, когда вся компания вовремя вернулась к ужину на теплоход.

А вечером на борту случился скандал. На теплоход тайно пробрался какой-то фотокорреспондент, и это вызвало бурю возмущения среди пассажиров. Находясь на зафрахтованном корабле, каждый был уверен, что он как дома, среди своих, может расслабиться и ни о чем не думать, а тут тебя мало что снимут, так еще и сопроводят фото злобным комментарием! Молодые принцы и графы чуть было не избили беднягу. Капитану пришлось приложить немало усилий, чтобы успокоить разбушевавшихся.

— Я всего лишь хотел сделать пару снимков на память, я бы вам же их и продал, — оправдывался фотограф. Но ему не верили. Он едва спас свою камеру от разъяренных молодых людей: они собирались выбросить фотоаппарат за борт.

Катарине этот инцидент тоже доставил массу неприятностей. Но она по приезде из города пропускала пассажиров на борт исключительно по бортовым картам. Первый помощник капитана устроил довольно жесткое разбирательство, однако Катарина при всем желании не могла понять, как этот человек сумел пробраться на теплоход.

— Я требовала, чтобы каждый предъявлял бортовую карту, они даже нервничать стали, — оправдывалась Катарина. — Он не мог пройти на корабль вместе с пассажирами. Может, он проник сюда каким-то другим способом?

— И как вы себе это представляете? — строго и с иронией спросил первый помощник.

Она только пожала плечами.

— Когда мы совершали экскурсию по городу, сюда доставляли продукты для кухни. — Катарина пыталась найти хоть какое-то объяснение. — Еще письма и газеты привозили, может, кто-то из тех служащих его пропустил. Возможностей сколько угодно, почему я одна должна нести за это ответственность?

— Капитан требует от меня объяснения по поводу инцидента, — продолжал первый помощник. — Поймите, у нас на борту необычные гости, они придают особое значение своей обособленности, закрытости Именно по этой причине они арендовали целый теплоход. А тут на тебе, появляется репортер какой-то желтой газетенки и совершенно беспрепятственно снимает. Между прочим, у нас есть свой специальный бортовой фотограф, который предъявляет снимки перед публикацией тем лицам, которые на них изображены. Что же мне теперь делать?

— У вас, вероятно, есть предписания на этот счет, — осторожно сказала Катарина. — Сделайте с этим человеком то же, что сделали бы с обыкновенным «зайцем»: высадите его в ближайшем порту, отберите все пленки и засветите их, не знаю, что еще… Можно мне идти?

— Безусловно. Но побудьте пока либо в салоне, либо в общем зале на тот случай, если у меня еще будут вопросы. И впредь не теряйте бдительность.

Катарину отпустили, но не разрешили пока идти, куда ей нужно. Она посмотрела на часы. Петер уже ждет ее на прогулочной палубе как минимум полчаса, а ей нельзя даже подняться и предупредить его.

А у нее ведь столько вопросов к нему. Во-первых, эта его непонятная озабоченность, которой он обещал поделиться с ней. Потом те таинственные телефонные переговоры, которые явно не предназначались для ее ушей, хотя она не сомневалась в его искренности. Впрочем, он, конечно, сможет все объяснить. Но ей так хотелось услышать от него откровенные слова прямо сейчас. А больше всего Катарина мечтала просто быть рядом с ним. После такого напряженного дня нет ничего лучше, чем кинуться в его объятия и ощутить его близость. С Петером она забывала все свои тревоги и заботы.

Катарина почувствовала себя покинутой. Надо же, быть с Петером на одном судне и не иметь возможности пойти к нему. С таким же успехом она бы и в Ойтине у мамы или в самолете с Соней на пути в Америку была бы от него не дальше, чем сейчас, на круизном теплоходе «Людмила».

Увидев первого помощника капитана идущим по салону, Катарина спросила, нужна ли еще ему, а то она, мол, устала и хотела бы лечь спать.

В ответ он пожелал ей спокойной ночи.

Наконец-то наступило свободное время! В каюту к себе она, конечно, не пошла, а решила поискать Петера на прогулочной палубе. Тут и там раздавались шушуканья и приглушенные смешки. Гости уже сообразили, что прогулочную палубу можно с успехом использовать для ночных свиданий при луне. Время от времени доносился даже осторожный звон бокалов: очевидно, и винца с собой прихватили.

Катарина обошла все закутки, но Петера нигде не обнаружила. Тогда она спустилась по узким сходням в свою каюту. Бетти уже спала. Катарина быстро разделась, не включая света, легла и пожелала себе немного больше везения на следующий день.

Петера она встретила утром в ресторане, потому что он, как и она, был назначен на обслуживание завтраков. Он неустанно носился с тяжелым серебряным подносом к буфету, где гостей ожидали изысканные яства. Катарина тем временем нарезала разнообразные сорта хлеба, ставила рядом масло, хлопья, графины с молоком и кувшины с соками.