Любовный треугольник

— Кажется, что-то слышала.

— Понимаешь, меня на него уже пригласили. Джина сказала, что на празднике будут ее отец и брат, и спросила, не присоединюсь ли я к их столику. Якобы ее отец хочет со мной поболтать, а он ведь такой выдающийся кардиохирург!

— Уверена, ты прекрасно проведешь время, — безжизненным голосом отозвалась Энн.

— Эй, погоди! Не надо скоропалительных выводов. Собственно, само признание еще впереди. Я ответил Джине, что весьма польщен, но уже пригласил тебя. Я ведь и вправду собирался. Ну а Джина заявила: мол, нет проблем, приходите оба. Жаль, Джереми никакими силами туда не выманишь, а то здорово было бы собрать все отделение за одним столом. Ну как тебе перспектива?

Перспектива вызвала у Энн весьма смешанные чувства. Во-первых, радость — ведь Стэн хочет быть на вечере вместе с ней. Во-вторых, прежние опасения — а стоит ли ей и дальше сближаться с ним? К тому же предстояло присоединиться к компании Джины. Впрочем, надо отдать ей должное — она могла бы ой как отравить сопернице жизнь, но ни разу еще этой возможностью не воспользовалась. А Стэн хочет пообщаться с ее отцом.

— Чудесно, — ответила наконец Энн. — Я в восторге. В большой компании всегда веселей.

— Отлично. Значит, я звоню Джине. Скучаешь по мне, Энн?

— Ужасно. Но умело держу себя в руках.

Стэн засмеялся и повесил трубку.

На следующий день Энн при первой же возможности рассказала о приглашении Чарити. К ее несказанному удивлению, та страшно разволновалась.

— Держись начеку. Кто знает, чего можно ждать от Джины? В тихом омуте черти водятся. Она не такая уж безобидная, как кажется на первый взгляд.

Энн лишь рассмеялась, но предупреждение занозой засело в мозгу, слегка отравляя радость предвкушения. Однако чуть позже Джина сама подошла к ней и дружески улыбнулась.

— Надеюсь, вы присоединитесь к нам на Хэллоуин? Стэн говорит, он уже пригласил вас. Было бы просто замечательно собраться всем вместе. Приедут мои отец и брат.

— С удовольствием, — ответила Энн, устыдившись в душе своих подозрений в отношении Джины.

В пятницу вечером она ходила в гости к Чарити. Подруга тут же провела ее в просторную кухню, усадила в кресло и заявила:

— Давай-ка отработай угощение, пока я закончу готовить жаркое.

Она вытащила из люльки тихонько воркующую малышку, усадила Энн на колени и сунула ей бутылочку.

— Покорми деточку, а я займусь нашей едой.

Сощуренные глазки чуть приоткрылись, моргнули, открылись шире, и розовый ротик с неожиданным проворством потянулся к бутылочке. Малышка зачмокала. Энн счастливо улыбнулась.

— Знаешь, — сказала она подруге, — когда столько общаешься с больными детьми, до чего же приятно видеть здоровенького. А то мы просто забываем, какими они должны быть на самом деле.

Раздался стук парадной двери, и через минуту в кухню вошел Майкл. Он поцеловал жену и Энн, чмокнул Бет в макушку.

— Сплошные поцелуи, — сладко зажмурился он. — Вот что значит быть отцом семейства.

Энн рассмеялась. Она не была близко знакома с Майклом, но он ей нравился. Невысокий крепыш с веселыми глазами, он обладал особым умением сходиться с людьми. Прежде чем пойти учиться в медицинский колледж, он несколько лет проработал медбратом. Энн подумала, что всякому не мешало бы обладать такой второй специальностью.

Майкл налил себе хересу, приглашающе приподнял графин и выжидательно взглянул на женщин. Обе отказались.

— Ну и как тебе работается в поликлинике? — спросила Энн. — Чарити говорит, ты в восторге.

— Так и есть. Знаешь, совсем другое дело, чем в больнице. Начинаешь понимать… — он на миг задумался, — начинаешь понимать, как важны всякие мелочи. Когда пациент лежит в больнице, он только и думает, как бы поскорее выздороветь. Но когда лечишься дома, то на первый план выступает все остальное — повседневная жизнь, работа, семья. Тут уже не до самой болезни.

Энн стало по-настоящему интересно. Она никогда не задумывалась об этом раньше.

— И что?

— Ты ведь знаешь, сколько людей начинают пить антибиотики, потом им становится чуть лучше, и они бросают курс лечения?

Энн кивнула. Эта проблема неизменно волновала врачей — ведь если пациент не заканчивал курс, болезнь могла в любую минуту вернуться, а организм уже терял восприимчивость к лекарству.

— Даже зло берёт, — согласилась она. — Предупреждаешь их, предупреждаешь, а все без толку.

— Вот и меня раньше зло брало. А теперь я скорей сочувствую. Ведь на работе часто так закрутишься, что забываешь о таблетках, которые надо принимать три раза в день.

— Но ведь здоровье-то важнее!

— Само собой. Но и от всего остального никуда не денешься. Жизнь берет свое. Вот почему я и говорю, что любая мелочь важна. Когда к терапевту попадает история болезни нового пациента, он должен относиться к ней не просто как к истории болезни, а как к истории его жизни. Допустим, тебе кажется, что ты предлагаешь идеальную схему лечения. А вдруг у твоего пациента такой стиль жизни, что он никак не сможет ее соблюдать?

Энн поневоле вынуждена была согласиться. Но некоторые сомнения все же оставались.

— А разве терапевту хватит времени вдаваться в особенности режима и образа жизни каждого пациента?

Майкл засмеялся.

— В этом-то и состоит уязвимое звено. Скорее всего — нет, не хватит.

Тем временем Бет допила свое молочко. Энн не без труда отняла у нее бутылочку и вытерла ротик салфеткой.

— Можно, теперь я ее заберу?

Не дожидаясь ответа, Майкл взял дочь и нежно прижал к груди, ласково покачивая. Оба выглядели до невозможности счастливыми и умиротворенными.

На некоторое время воцарилась тишина. Майкл проверил, не надо ли менять малышке подгузник и, решив, что можно обождать, покачал ее еще немного и уложил в люльку.

— Возможно, — весело заявил он, — теперь она даст нам спокойно поесть. Но ручаться не стану.

Чарити уже накрыла на стол. Энн вспомнила все, что произошло за последние недели: встречу со Стэном и то, как он буквально заставил ее снова задуматься о вещах, которые она усиленно старалась вытеснить на задворки памяти. Стэн прав — пора изгнать призраков. И Майкл ей в этом поможет.

— Ты ведь учился вместе с Бернардом Николсом, моим женихом, — не стала тянуть она.

Майкл настороженно поглядел на собеседницу.

— Ну да. Когда я узнал…

Энн нетерпеливо отмахнулась.

— Не волнуйся, Майкл, я уже свое отплакала. Не собираюсь закатывать тут истерики. Но ты ведь с ним познакомился задолго до меня. Вот мне и хочется узнать, каким он был тогда, как ладил с людьми. — Она на миг умолкла, думая как же получше объяснить, что именно ей надо. — Я любила его, собиралась за него замуж, но теперь почему-то не уверена, что знала его по-настоящему. Пожалуйста, Майкл, мне это очень важно.

Майкл явно чувствовал себя не в своей тарелке и никак не мог начать. Энн даже стало смешно.

— Классическая картина. Врач лихорадочно соображает, позволительно ли рассказать пациенту всю правду.

— Между прочим, — заметил Майкл, — полная откровенность отнюдь не панацея от всех бед. Иногда пациенту кажется, будто он хочет знать всю правду, а на самом деле выдержать ее не в состоянии.

— Ничего, я готова рискнуть.

— Тебе виднее. Я бы не сказал, что мы с Бернардом дружили, слишком уж в разных кругах вращались. Он был очень талантливым врачом, куда талантливее меня. Запоминал все с первого раза, ему ничего не приходилось заучивать долго и мучительно. Что бы он ни делал, всегда — лучше всех. Мы еще звали его наш Метеор.

— Метеор? — А Энн и не слышала, что у жениха было такое прозвище. Да, собственно говоря, так ли уж много она знала о любимом. — Хорошее прозвище, как раз для него. Но… — произнесла она и выжидательно посмотрела на Майкла.

— Почему «но»?

— Когда говорят таким тоном, сразу ясно: это еще не все. Остались какие-то сюрпризы, причем неприятные. Итак?

— Да нет же, мне лично Бернард нравился. Да он многим нравился. Всегда был готов помочь, только попроси.