Под небом Ривьеры: Не торопи любовь

— Все! Первым делом по приезде в Томск — иду к ректору. Он точно примет тебя на должность завкафедрой по эротике, место пока свободно.

— Благодарствую! Ехидная моя.

— Да нет, Дима, — стала серьезной Лена. — Просто раньше я считала, что ограничения в одежде и сексе существуют для того, чтобы люди могли заниматься полезной деятельностью, не смущаясь голых тел.

— А ты была хоть раз на нудистском пляже?

— Нет. А что, в Сочи есть?

— А то! Вот обязательно затащу тебя. Посмотришь, там обнаженные люди спокойно занимаются обычными делами и не комплексуют.

— Наверно, в нудисты идут импотенты.

— Ну уж. Просто нормальные люди умеют регулировать свои эмоции применительно к ситуации. А обнажение — ради единения с природой.

— Да уж, — вздохнула Лена, — я вот не сумела прореагировать адекватно тогда в гостинице, разделась… девка!

— Ой, какое извращение! — поморщился я. — Ты и в постель с мужем полезешь одетой?

Лена с интересом взглянула на меня.

— С то… с мужем разденусь.

Я прямо засветился от фрейдовской оговорки, она не представляет мужем никого, кроме меня!

— Хочешь лимон? — издевнулась девушка. — А то такое блаженство на лице.

Я обхватил игрунью на нервах за теплую талию и чмокнул в щечку:

— Вот тебе, чтобы не зазнавалась.

— И тебе, — чмокнула она меня таким же поцелуем.

Марсианские формы здания аквариума настроили на ожидание чудес.

Больше всего удивил сам стеклянный сводчатый туннель.

Хищные остроносые акулы плыли прямо на посетителей, раскрыв зубатый рот, явно желая проглотить нас. Но проплывали вверх, мимо, сверкая плавниками, в соседнее отделение аквариума, где разворачивались и устремлялись в тщетную атаку уже с другой стороны.

— Как им хочется сожрать нас! — поежилась Лена и прижалась ко мне. — Неужели не устают бесполезно нападать?

— Они не понимают, что между ними и людьми непреодолимая преграда, — ответил я, — все думают — вот он, желанный миг насыщения человечиной!

— Брр! — задрожала Лена. — А это змеи, да? — увидела она серебристые ленточки, выписывающие причудливые танцевальные па.

— Нет, это снежные мурены. Они кажутся змейками, потому что их плавники срослись в ленту. Вообще-то они безобидные и даже узнают хозяина, когда приходят их кормить.

— Как, по голосу?

— Не знаю как, но сразу подплывают к месту кормежки, как только он появится. Мне кажется, что у всех животных телепатическое восприятие гораздо лучше развито, чем у человека.

— Да, я знаю, люди раньше читали даже мысли друг друга, но потом стали пользоваться этим против соседей, и эволюция позаботилась убрать это свойство, чтобы не погиб род людской.

— Ого! — потискал я девушку в объятиях. — Ты тянешь уже по эрудиции на доцента.

— Ну тебя! — притворно сердито высвободилась она из моих рук.

Грозные пираньи носились стаями и щелкали зубами. Но больше всего было красных и оранжевых рыбок.

— А почему тут только такие яркие рыбки? — спросила Лена.

Я был рад показать колдунье свои знания морской фауны и прочел небольшую лекцию.

— Видишь вон те яркие красные пеньки с золотистыми чашами наверху и водянистыми голубыми щупальцами?

— Какие красивые кустики!

— Это не кустики, это актинии, морские животные из класса кораллов. И вот там: красные, зеленые, серебряные звездочки — это все актинии, прикидывающиеся растениями. Но как только рыба проплывает мимо их щупалец, они опутывают ее и выпивают кровь.

— Какая мерзость! Вампиры! Зачем тогда их держат в аквариуме?

— Чтобы чистили его от мелких рыбешек, которых может расплодиться столько, что в воде не хватит кислорода для питания других обитателей.

— Так они съели всех рыб, кроме красных?

— Точно. Красные, оранжевые — это ядовитые крылатки и рыбы-клоуны, единственные выживающие рядом с коварными актиниями.

— Ой, хочу на воздух, — сказала Лена, — здесь одни кровожадные чудовища.

Мы вышли из аквариума.

По поляне гуляли три важных павлина, которые никак не хотели распускать хвосты, несмотря на призывы зрителей.

Лена позвала негромко:

— Пава, пава!

Ближайший из павлинов сначала скосил один глаз и… подошел к девушке.

— Ну распусти хвостик, я никогда его не видела, — сказала Лена и сыпанула на траву кукурузы из пакетика.

Павлин дернул глазом на зерна, однако клевать не стал, повернулся хвостом к Лене, застыл на месте и, отряхнувшись для приличия, медленно раскрыл свой пышный разноцветный веер. Потом, так же медленно, начал разворачиваться, демонстрируя свой роскошный наряд. Толпа возликовала.

— Девушка, это он перед вами красуется! — закричал один мужчина из публики. — Надо же!

— Ты бы и сам не прочь покрутить хвостом перед такой, — тихо заметил ему его приятель, но Лена расслышала и дернула меня за руку:

— Пойдем!

— Что ты смутилась? — сказал я. — Удивительное дело, перед тобой даже павлины замирают.

— Ну тебя!

Подивились мы и на толстенное тюльпановое дерево, мощные корни которого правильным конусом ушли в гранитное основание, которым оно было огорожено. Задрали кверху головы у высоченных секвой с шершавыми красноватыми стволами, воздевших свои зеленые кроны к самым небесам.

— А в Сибири кедры еще выше, только вот почему, там же холодно?

— Зато у них такая теплая шуба, что только расти и расти под ней, — нашелся я, не зная правильного ответа.

Лена почувствовала мой шутливый тон.

— Ты был бы хорошей шпаргалкой по мобильнику — всегда знаешь ответ. У нас студенты покупают «клопы» к мобильникам и слушают подсказки.

— Ну, это старая шутка, еще из фильма про Шурика.

— Ты зря. Телефончик сейчас умещается невидимо, в ухе, и без проводов. А микрофон зашит в одежде.

— А сам мобильник? Его же может нащупать препод?

— Нет, мобильники за дверью, радиоизлучения «клопов» хватает.

— Изобретатели! Скоро и вправду в институтах будут включать глушилки.

— Уже хотели! — торжествующе произнесла Лена. — Нельзя по закону.

— Да, с новым поколением мне не потягаться!

— Не прибедняйся, студенты глубоко не шарят в познании, как ты, так, развлекаются.

Я был горд оценкой своего интеллекта.

Мы замерли у искусственной речки с ровными гранитными бережками, журчащей среди невообразимо плотной массы растительности. Снизу ярус густого кустарника, сверху над водой пальмы смыкают игольчатые листья.

— Куда она бежит? Пошли по течению, — предложила Лена.

Речка расширялась в живописные заводи, в них плавали лотосы и кувшинки. По берегам высились впечатляющие заросли папирусного бамбука.

В нижнем парке кусты зелени заходили прямо в самую воду озерка, по которому величаво скользили лебеди. Посетители молча стояли, подолгу не произнося ни слова, потрясенные таинственной притягательностью этой тихой, неброской красоты.

Лена оперлась двумя руками на мою руку, почти вцепилась в нее. Я боялся дрогнуть мускулами даже на миллиметр, чтобы не разрушить прочную связь наших бившихся в резонанс сердец. «Настоящее единение познается не в движении, а в застывшем оцепенении тел, прислушивающихся к Вечности», — подумалось мне в тот момент.

— Смотри — лебедь и лебедка, — прошептала наконец Лена.

Я не стал уточнять, я и так понял ее мысль: это мы с ней отразились в воде в виде пары прекрасных птиц, благородных в своей верности и неразлучности.

— А если одна из птиц погибнет? — сжалась Лена, почти повиснув на мне.

— Тогда другая камнем бросится с неба и разобьется, — тихо ответил я.

Слезы выступили на печальных глазах моей любимой.

— А у людей? У людей может быть такая любовь?

Я повернулся — осторожно, на полкорпуса, и молча прижал ее к груди.

Лена доверчиво уткнулась в мое плечо, а я несколько раз погладил ее по голове, как ребенка.