Подари мне горы!

— Да, город мне сразу понравился, — сказал Бардалф и на мгновение задумался; потом добавил: — И прилегающие к нему места тоже… Они такие свободные, распахнутые, первозданные! Великолепные пейзажи. Когда попадаешь в эти места из того тесного мира, в котором привык обитать каждый день, сразу будто оказываешься в каком-то ином, огромном и неведомом пространстве, и жизнь моментально приобретает другие измерения, другой размах. Как вы считаете? — спросил он, обращаясь одновременно к Энди и его матери.

Дженнифер поразило отношение Бардалфа к местам, где она родилась и выросла. Так вот почему он пропадал по несколько дней в горах. Для него это были не просто побеги из «запретной зоны» особняка. Он замечал на высокогорном плато Анкомпагре не только красоту природы. Эти места будили в его душе что-то особенное, высокое, вечное. Так же было и с ней.

Вопросы от Энди сыпались градом, и Бардалф отвечал на них так, словно перед ним сидел не подросток, а взрослый собеседник.

— Ведь когда тебя по несколько дней не бывало дома, ты наверняка попадал под дождь и промокал до нитки, не так ли? — задал очередной вопрос мальчик.

— Такое, конечно, случалось, но не часто. — Мужчина улыбнулся. — Потому что я следил за погодой по сорным гвоздичным растениям или по паукам.

— По сорным гвоздичным растениям? — Подросток был в явном недоумении.

— Все очень просто. Перед дождем у этих растений свертываются листья, — объяснил Бардалф. — А пауки проявляют трудолюбие только в хорошую, сухую погоду. Если они плетут паутину часов в шесть-семь вечера, можно почти полностью быть уверенным, что ни ночью, ни утром дождя не будет. Если упражняются в своем ткацком ремесле во время дождя, значит, скоро прояснится. Надо знать также приметы. Например, красный закат солнца означает, что грядущий день будет сухим, а если закат желтый, жди повышенной влажности воздуха. Предсказывать погоду можно и по облакам, тучам. Когда-нибудь я научу тебя и этому искусству.

Когда-нибудь, с облегчением подумала Дженнифер. Это еще один признак того, что им не придется покидать «Монтрозский угол» в ближайшее время. Ее надежды окрепли.

— Классно! Но… чем же ты питался во время своих вылазок на природу? — спросил Энди, не сводя восхищенных глаз с собеседника.

— Обычно форелью. И делалось это так. Выходишь на берег горной речушки, закрепляешь какой-нибудь свет — фонарь или факел — над самой водой, ждешь, когда любопытная рыба подплывет к светящемуся пятну, и в удобный момент — бац! Хватаешь ее — и ужин готов. Потом я покажу тебе, как это делается. — Бардалф опять улыбнулся, и похлопал подростка по плечу. — В лесу, в горах есть много чего, что может сгодиться в пищу. Надо только знать, где искать эту питательную живность и съедобные растения. Могу дать тебе почитать книгу о том, как человек может раздобыть и приготовить себе еду в условиях дикой природы. Но тут важно не ошибиться с самого начала: ведь многодневная прогулка по плато Анкомпагре под силу не всякому, в том числе взрослому. Я никогда не рисковал, Энди. Прежде всего изучал характер местности, куда отправлялся, я постигал и практически осваивай искусство выживания до такой степени, что мог разжечь костер во время ревущей бури и определить свое местонахождение по одному только шуму, запаху или внутреннему чутью.

— Ты имеешь в виду… — Дженнифер взглянула на Бардалфа с удивлением. — Ты был настолько решительно настроен улизнуть из-под опеки тетушки Берты, что тратил недели на подготовку к побегу?

— Думаю, я потратил на такую подготовку не менее двух лет, — спокойным голосом ответил он. — Да, я хотел убежать, но не умереть! Оказаться ночью наедине с природой и видеть над головой мерцающий звездный купол — это было великолепно! — Его лицо засияло от восторга. — А ночная тишина просто изумляла!

— И тебе одному среди ночи не бывало страшно? — приглушенным голосом спросил Энди и подвинулся ближе к своему новому идолу.

— Иногда бывало. — Бардалф задумчиво улыбнулся. — Особенно когда ночь выдавалась черной, как деготь, а я к ее приходу не успевал добраться до намеченного места ночлега. Но я всегда знал, куда иду, и никогда не полагался на волю случая. Первые мои походы были непродолжительными, но постепенно я увеличивал расстояние, а значит, и время путешествий. После каждой успешной вылазки на природу я становился сильнее и чувствовал все больше уверенности в себе.

— А… э-э… пользовался ли ты успехом у ребят в школе? Тянулись ли они к тебе?

— Нет. Потому что я был не такой, как другие. — Бардалф по-прежнему отвечал откровенно на вопросы подростка, ничего не пытаясь скрыть от него. — А дети не любят тех, кто стоит в стороне. Я был отнесен своими однокашниками к категории «умников-очкариков», и надо мной, естественно, издевались. Но такое отношение к людям, не подпадающим под какие-то шаблонные мерки, очень примитивно, Энди. Это отношение пещерного обитателя, дикаря. Человечество уже давно выбралось из мрачной эпохи неолита, но цивилизация, к сожалению, оказывается порой бессильной перед иными нашими современниками, которые в силу своего умственного примитивизма не способны вести себя цивилизованно по отношению к другим людям, оставаясь на неандертальском уровне развития.

— А что же делал ты, когда над тобой издевались? Что делал практически в каждом конкретном случае, когда к тебе приставали, дразнили тебя? — спросил Энди и сразу навострил уши.

У Дженнифер на миг перехватило дыхание, и она встревоженно посмотрела на сына, сидевшего рядом с Бардалфом на старом диване. Ей он никогда не задавал таких откровенных вопросов, какие задавал ему. И вдруг она поняла: ее сын доверял Бардалфу больше, чем ей!

— Когда надо мной издевались, Энди, я учился переносить унижение и боль, — спокойно ответил он.

— И больше ничего не делал? — В голосе подростка прозвучали нотки разочарования.

— Делал и еще кое-что, — медленно произнес Бардалф, — хотя, как я уже говорил, мои решения и действия в таких случаях не обязательно могут совпадать с твоими. Ты сам должен выбрать для себя способ или способы противостояния…

— А чтобы противостоять, надо быть сильным! Ведь так?

Мужчина кивнул и обнял мальчика за плечи, а тот неожиданно вытянул свою тонкую ручонку и смело пощупал его тугие бицепсы. Это движение сына изумило Дженнифер. Энди всегда был такой скрытный, стеснительный. За всю свою жизнь она не помнила случая, чтобы он хоть раз к кому-нибудь прикоснулся. А тут — на тебе!

— Да, чтобы успешно противостоять какой-то несправедливости, не дать себя в обиду, надо быть сильным, выносливым, — сказал Бардалф и, заложив руки за голову, откинулся на спинку дивана. Мышцы так и заиграли под тенниской на его груди, и щеки Дженнифер внезапно зарделись, когда ее взгляд задержатся на крепкой фигуре мужчины. — А чтобы обрести такие качества, — продолжил он, — нужно долго и упорно заниматься физической тренировкой. Вот я, к примеру, в свое время немало переколол дров, много ходил пешком, поднимался в горы. Поначалу мне было нелегко одолевать даже небольшую высоту, а спустя месяцы после регулярных восхождений на холмы я уже мог взбегать на них, не задыхаясь, не потея и не уставая. В горах я ворочал тяжелые валуны, а в долинах сооружал из чего попало дамбы, не опасаясь при этом, что кто-то увидит, как я валюсь на землю под непосильной ношей, или услышит, как я хнычу из-за неудавшейся попытки переплыть горное озеро с ледяной водой… Полагаю, именно такой способ овладения искусством противостояния вполне годится и для тебя, не правда ли, дружище? — весело спросил, подростка Бардалф.

— Еще как годится! — воскликнул Энди, и глаза его засияли от восторга.

— Я так и думал. — Бардалф потянулся и добавил: — Тебе, как в свое время и мне, повезло: все нужное для физических тренировок находится прямо за порогом дома — бревна, холмы и долины, камни, речушки с ледяной водой… Но время не ждет, Энди. Быка надо сразу брать за рога — и с места в карьер! — Он легко, как пружина, вскочил с дивана и, увидев, что Дженнифер направилась к плите, бросил ее сыну: — Можешь прямо сейчас приступить к легкой разминке — помоги матери приготовить картофельное пюре. Мышцы надо начинать накачивать с маленьких доз, постепенно их увеличивая… А я пока поищу что-нибудь для пудинга.