Однажды в нашем городе

Она лежала, ни жива ни мертва, затаив дыхание, боясь разбудить Ника неосторожным движением. Он может почувствовать, что она не спит. Ей казалось, что он узнал о ее теле все за одну долгую ночь любви. Подумать только, еще накануне она была совершеннейшим профаном в эротике, а теперь могла бы сама написать еще одну, самую яркую главу к «Тысяче и одной ночи».

Сердце ее учащенно забилось. Она и мечтать не могла о том, что это будет таким волшебным, блистательным, блаженным. Едва ли в каком-то из земных языков найдутся слова, чтобы описать то, что с ней происходило. Она не могла вспомнить, сколько раз доводил он ее до верха блаженства. И каждый раз все было по-новому, сильнее, слаще. Ей хотелось шептать ему на ухо ласковую чепуху, говорить, что он самый лучший на свете, что она обожает его. Хотелось называть его ласковыми прозвищами, готовить ему завтрак… Боже, она влюбилась!

Элен, Элен! Что ты наделала? Ее восторг, ее счастье мгновенно растаяли, как тает кубик льда, брошенный в кипяток. То, что ночь оказалась непредсказуемо счастливой для нее, не значит, что такой же она была и для Ника. Вспомни, он сказал: «Одна ночь». И то, что в эту единственную ночь он был с ней таким чувственным, таким ласковым и великодушным, не означает, что готов завтра же начать бегать по ювелирным магазинам в поисках обручального кольца с бриллиантами или судорожно листать каталоги, выбирая свадебный наряд.

Думай спокойно! И тут Элен едва не вскрикнула, вспомнив о своей машине. Машина! Красная спортивная машина, знакомая всем в предместье, осталась стоять перед домом Палмерсов как прямое свидетельство того, что она не уехала прошлым вечером. Теперь каждый в меру своего воображения сможет судить о том, как провела она эти несколько часов.

Девушка едва не застонала, взглянув на светящийся циферблат часов Ника, лежащих на прикроватной тумбочке. Четыре часа утра! Лучше всего незаметно ускользнуть отсюда и уехать в Лондон прямо сейчас, пока все спят. А если ее увидит кто-нибудь, скажет, что выпила лишнее и решила выспаться, прежде чем сесть за руль. Остается надеяться, что ее не спросят, где именно она спала. Если же не уйдет немедленно и снова уснет, ей предстоит встреча за завтраком с миссис Палмерс, Ричардом и Харриет. И еще с Николасом.

Элен взглянула на него. Спит. Не хотелось покидать его, но выбора не было. Если он решил, что их отношения должны ограничиться одной ночью, то единственное, что можно сделать, чтобы сохранить свое достоинство, это немедленно исчезнуть. Лучше сбежать, чем получить еще один унизительный урок, услышав от него утром прощальное «прости», а потом всю жизнь страдать от воспоминаний.

При этой мысли она вся сжалась, холодный пот выступил на теле. Неужели он действительно имел в виду только одну ночь? А если так, сможет ли она перенести разрыв? Элен до боли прикусила губу. Выбора нет! Если он заявит, что у них не осталось ничего общего, надо хотя бы внешне сохранить достоинство и гордость. Нет, она ни за что не станет просить его о новой встрече!

Элен осторожно выбралась из-под ноги Николаса и перекатилась на край кровати, стараясь даже дышать как можно тише, чтобы не разбудить его. Николас спал. Соскользнув с кровати, она, поеживаясь от предрассветного холода, отыскала в темноте разбросанную одежду.

Застегнув бюстгальтер и натянув через голову платье, Элен засунула босые ноги в туфли. Где-то должны быть чулки, пояс и… она отыскала взглядом разорванные трусики. Сжав в руке комочек смятых кружев, девушка не смогла сдержать гримасы сожаления. Она не жалела о проведенной ночи любви, но, может быть, не следовало столь откровенно демонстрировать готовность отвечать на его ласки? Наверное, несколько странно для девственницы испытывать вожделение оттого, что мужчина рвет на ней белье.

— Пришли мне счет, — раздался глухой бесцветный голос.

Элен быстро обернулась и встретила холодный взгляд, с язвительной насмешкой прослеживающий каждое ее движение. Что-то в выражении лица Ника насторожило ее. Сконфуженная, она решилась переспросить:

— Счет? О чем ты говоришь?

Палмерс закинул руки за голову, продолжая изучать Элен с той же неприязнью.

— Вышли мне счет, — повторил он равнодушно, — за испорченное белье. Обычно я не срываю с женщин одежду, но, боюсь, ты действительно пробуждаешь во мне самое худшее.

Вот так эпилог! Этого она никак не ожидала. Надо быть просто идиоткой, чтобы предполагать, что этот мужчина допускает возможность какого-то их общего будущего.

Изобразив презрительную улыбку, адресованную не человеку, а жалкой рептилии, Элен произнесла самым спокойным тоном, на какой только была способна:

— Наши чувства взаимны. Я ненавижу тебя, Николас Палмерс!

— Даже вполовину не так, как я ненавижу сам себя. Но, — добавил он с горечью, — то, что между нами происходит, ничего общего не имеет с моим пониманием приязни.

Униженная до глубины души, девушка рванулась к двери.

— Элен, — услышала она, и в ее сердце проник лучик надежды.

— Что? — Элен обернулась, но, увидев выражение безразличия на красивом лице пресыщенного мужчины, поняла, что ошиблась.

— Боюсь, ты не дала мне шанса обсудить ночью кое-какие детали, — сказал он деловито. — И… пойми, пожалуйста, я не мог завести об этом разговор, чтобы не показаться бестактным. Судя по твоему нетерпению немедленно приступить к делу, я предположил, что ты сама позаботилась о контрацепции…

Девушка застыла, готовая застонать, заплакать в голос. Лучше бы мне умереть, подумала она. Какого дьявола теперь говорить об этом? Она уже солгала ему, сказав, что ненавидит его, а по сравнению с этой ложью любая другая будет казаться невинным лукавством. Не повредит солгать еще раз.

— Естественно, — ответила она холодно и покинула спальню.

Спустившись в холл, Элен отыскала свою сумочку и выбежала из дома, принесшего ей столько боли и разочарования. Дрожа от унижения и холода, она забралась в свою маленькую красную машину и помчалась в Лондон с такой скоростью, будто ее подгонял сам дьявол.

5

Элен лежала на кровати, ожидая, когда пройдет очередной приступ тошноты.

За окнами в ярком свете апрельского солнца покачивалась вишня, вся в бело-розовом цвету.

С утренней слабостью Элен еще кое-как справлялась, но то, что обычно происходило вечерами… Эта слабость, эта почти ежедневная рвота очень мешали работе. К счастью, Клиф Рэддинг оказался на удивление понимающим человеком. Он разрешил ей установить особый распорядок дня. Теперь она приходила на работу в восемь утра и уходила в три — до того, как ее начинало тошнить.

Врач сказал, что токсикоз обычно проходит во втором триместре беременности, но шел уже пятый месяц, а облегчения не наступало.

И вновь она вспомнила, как впервые обнаружила, что беременна.

После той памятной ночи она вернулась в Лондон, чувствуя себя так, будто растеряла последние остатки гордости. Элен знала, что никогда, ни при каких обстоятельствах не должна встречаться с Николасом. Однако приближалось Рождество, и она не могла допустить, чтобы мать встречала его одна.

Всю предпразничную неделю Элен готовила себя к возможной встрече с Николасом, который, как она предполагала, не оставит миссис Палмерс в одиночестве на Рождество. Однако, приехав в Вудвил, Элен узнала, что интересовавшего ее человека там нет.

Как сообщила ее мать, Николас Палмерс уехал во Францию на следующий день после приема в честь помолвки Ричарда и Харриет.

Наверное, это даже к лучшему, решила Элен. Он не давал никаких обещаний, не вселял ложных надежд.

Прошла неделя после Рождества, и Элен впервые охватило беспокойство. И хотя это был первый в ее жизни опыт такого рода, уже тогда Элен поняла, что страх ее оправдан, — она беременна.

К концу недели она получила медицинское подтверждение. Девушке не хотелось жить. Все выходные она провела лежа в постели и бессмысленно глядя в потолок. Разум не мог примириться с нелепостью происшедшего с ней. Это событие перевернуло всю ее жизнь.