Жизнь в подарок

— Это бизнес, — твердо сказала она себе.

— Что? — спросил он, шагая по подъездной дорожке с вещами.

Эдди покачала головой:

— Ничего. Сюда, пожалуйста.

— Прекрасный дом, — сказал Ник у нее за спиной.

Гостиная могла похвастаться высокими потолками, толстыми кремовыми стенами с лепниной, мозаичным полом, французскими окнами, выходящими на широкое патио с решетчатым навесом.

— Аутентичности здесь нет никакой. Мой брат называет этот стиль испанским по версии кинозвезд.

— Я вижу, — пожал плечами Ник. — Но такая имитация делает популярным и доступным тот стиль, который в ней стараются воспроизвести.

Эдди такое отношение удивило. Она думала, что архитектор, занимающийся реставрацией, будет настроен более критично.

— Можешь выбирать. — Эдди показала ему все свободные комнаты, апартаменты матери в конце коридора, комнату своей младшей сестры Грейс и комнату близнецов с видом на бассейн.

— Может, эта? — сказал Ник, заглянув в свободную комнату со скудной обстановкой.

— В этой комнате живет мой старший брат Ронан. Но его не будет еще несколько месяцев, так что, конечно, пожалуйста. Или, — с ухмылкой добавила она, — можешь устроиться в башне.

— Башне?

— Ну, ты же видел нашу псевдомавританскую башню, когда подъезжал.

Он усмехнулся:

— Я уже и забыл. Там есть спальня?

— Да. Риана ее просто обожает.

— И почему меня это не удивляет? Но разве ты не должна ее занимать по праву, когда сестра в отъезде?

— У меня нет такого желания.

Он вздернул бровь:

— Ты не романтик?

— Нет. А вот там была моя комната.

— Была? А в какой комнате ты теперь живешь?

— У меня квартира над ангаром для карет.

Маленькая уютная двухкомнатная квартирка. В ней жил Ронан, когда учился в колледже. Эдди переехала туда, когда вернулась домой после смерти Бена. Она с удовольствием работала у матери, но жить с ней она не собиралась. Она побыла замужней женщиной, а теперь стала вдовой. И она хотела быть независимой.

— И кто спит в твоей кровати?

Эдди открыла рот, потом тут же его захлопнула. Щеки ее заалели. Потом она поняла, что он имеет в виду кровать в комнате, где она когда-то жила.

— Никто, — торопливо сказала она.

— Тогда буду я, — произнес он, зашел и бросил на кровать свой мешок и сумку с ноутбуком.

Она решила не искать подтекст в его выборе. Комната была хорошая, и ее вещей там не осталось. А если бы и остались, для Ника Саваса это ничего бы не значило. Для него это место, где можно спать.

— Хорошо, — согласилась она, изо всех сил постаравшись, чтобы в ее голосе прозвучало безразличие. — Ну, я тебя оставлю, чтобы ты мог тут устроиться поудобнее.

— А кто еще сейчас в доме?

— Больше никого. Но не волнуйся. Клара — она работает на Мону, убирается и готовит иногда — будет для тебя готовить.

Ник покачал головой:

— Это не обязательно. И вообще, я еще не уверен, что останусь. Надо еще посмотреть, стоит ли оно того.

— Конечно.

Он может уехать еще до заката. И жизнь снова войдет в привычное русло. Эдди от всей души на это надеялась.

— Хочешь взглянуть на наш старый дом сегодня? Или ты устал в дороге?

— Я в порядке. Я прилетел из Лос-Анджелеса. Кузена навещал.

— Деметриоса?

Ник покачала головой:

— Яниса.

Младший брат Деметриоса. Еще один высокий темноволосый мужчина из семейства Савас.

— Он тоже актер?

Ник засмеялся:

— Он? Актер? Он плотник. Делает мебель. Кое-что делал и для домов, которые я реставрировал. Очень талантливый парень.

— Спускайся, как тут закончишь, и я тебя отведу в старый дом. Я буду у себя в кабинете. Если заблудишься, иди на звонок телефона.

Телефон услужливо зазвонил, она улыбнулась и быстро вышла.

Впервые за несколько недель она обрадовалась, услышав голос Рианы в телефонной трубке:

— Я передумала.

Она взяла карандаш:

— Ладно, говори, что ты хочешь поменять.

Надо же, Эдди так легко с собой справилась и даже не сорвалась на Риану. А вот сможет ли она себя контролировать теперь, когда этот мужчина поселился у нее в доме… Конечно, сможет. Ей просто нужно немного времени, чтобы оправиться. В Таиланде сейчас ночь, иначе Эдди бы позвонила Моне и сказала бы ей все, что думает.

Снова зазвонил телефон, а потом еще раз, и Эдди с головой ушла в работу, так что даже вздрогнула, когда за спиной у нее раздался голос:

— Так вот, значит, где ты работаешь.

Она развернулась и увидела Ника.

«Это бизнес, и только», — напомнила себе Эдди.

— Это мой кабинет, — сказала она и широким жестом обвела комнату.

В ней был камин с книжными полками по бокам, деревянные полы, бордовый с синим ковер, пара кресел, удобный диван и дубовый стол Эдди. Но самым потрясающим во всей комнате был открывавшийся из нее вид.

— Неплохо, — сказал Ник. — Удивляюсь, как ты тут вообще можешь работать.

— К этому привыкаешь, — призналась Эдди и встала.

— Понимаю. Со мной происходит то же самое в старых зданиях. Их с таким восхищением описывают в путеводителях, а я вижу одну только сырость и гниющие балки.

Он заговорил о последнем своем проекте, и Эдди смогла напомнить себе, что он приехал по делу и что к ней это не имеет ровным счетом никакого отношения.

Когда они выходили из дома, она взяла кепку.

— Очень стильно, — протянул Ник, ухмыльнулся и потянул ее за козырек.

Они пошли по подъездной дорожке, а потом по тропинке мимо ангара для карет и дальше вверх по холму. Рой бежал впереди.

— А автомобильной дороги тут нет? — спросил Ник, легко за ней поспевая.

— Есть, но мимо дома она не проходит. Пешком дойти быстрее, если ты не против.

— Это что, вызов, миссис Дэлей?

Он так это сказал, что у Эдди стало покалывать кожу от желания. Удивительно. Два с половиной года после смерти Бена противоположный пол ее не интересовал. А потом той ночью в Мон-Шэмионе при виде Ника Саваса она словно проснулась.

— Я думала, ты ранчо не занимаешься.

— Может, и не буду. Мне сначала надо посмотреть.

— А когда ты закончил в Мон-Шэмионе? — спросила она.

— Я уехал через неделю после свадьбы. Местные мастера там все заканчивали, пока я был в Норвегии. Я большую часть времени в последнее время провел в Норвегии и Шотландии.

— Шотландии?

— Да. Расскажи мне о ранчо.

Похоже, его не разговорить. Но Эдди не прочь была обсудить с ним ранчо.

— По-моему, оно было построено в середине девятнадцатого века. И постройка была довольно примитивной. Мой папа рассказывал нам о людях, которые здесь жили. Не знаю, правда это или нет. Папа любил истории, мог кое-что и приукрасить.

— Это семейное ранчо?

— Нет. Мама с папой купили его после свадьбы. Оно уже тогда было старым. Но моему папе нужна была земля. Он мечтал о том, чтобы выращивать лошадей, пробовал заниматься виноделием. Он был такой надежный, как будто уравновешивал мою мать. — Эдди помолчала. — Но тебе это неинтересно. Ты хочешь узнать что-то о доме.

— Я хочу знать все, — заявил он, глядя ей в глаза. — О доме — да. Но важно понимать и людей, которые в нем живут или жили.

Эдди вспомнила, как он рассказывал ей об истории замка в Мон-Шэмионе.

— Семья, — твердо сказала она. — Именно этого хотели они оба. Даже Мона. Она сильно изменилась после смерти папы. Она словно потеряла что-то. И все время это искала — для себя и для всех нас.

— Поэтому она столько раз выходила замуж?

— В общем, да. Ей был нужен мужчина. А мужчины всегда хотели Мону. И вот они все делали и делали ей предложение, а она каждый раз говорила «да». И рожала детей, — едко добавила Эдди.

— Наверное, тебе было тяжело.

— Нет, это было здорово. Особенно когда Мона стала знаменитой. Нас было шестеро, и папарацци не могли сосредоточиться на ком-то одном.

Они уже подходили к дому, и Эдди ужаснулась тому, какой он обшарпанный. Ник, наверное, уже мысленно пакует чемоданы. С точки зрения Эдди, дом было уже не спасти.