Жизнь в подарок

Дом был большой с роскошным интерьером. Ронан называл его «маминым домом кинозвезды». И в некоторых комнатах не стыдно было без всякой подготовки принять голливудских знаменитостей и высокопоставленных богачей со всего мира. В доме было одиннадцать спален; еще больше ванных комнат; кладовка, настолько большая, что двенадцатилетние сводные братья-близнецы Эдди Дирк и Рад катались там на роликах; бассейн; теннисный корт и… — ах да, дверной звонок.

На этот раз, кто бы это ни был, этот кто-то не позвонил, а просто-напросто налег на звонок.

Эдди это взбесило до такой степени, что, будь на то ее воля, она бы открывать вообще не стала. Но гостеприимство Моны распространялось на всех ее «близких» друзей — а их были сотни, — которые в данный конкретный момент оказались поблизости. Даже когда сама Мона была на другом краю света, Эдди принимала всех и каждого. О гостеприимстве семейства Тремейн ходили легенды. И обычно Эдди с удовольствием поддерживала эту традицию, а ее мама всегда предупреждала ее о приезде очередных гостей.

Наконец на мониторе компьютера появилась надпись: «Заказ подтвержден». Эдди нажала кнопку распечатки, а потом вместе с Роем пошла открывать дверь, в которую все еще продолжали трезвонить.

— Да-да! Я слышу! — крикнула она. — Можете уже перестать звонить!

Действительно, звонить перестали.

Эдди рывком открыла дверь, и у нее отпала челюсть. Она вцепилась в дверную ручку и изумленно уставилась на посетителя.

Ник?

Это был Ник Савас собственной персоной. Все такой же высокий и красивый, каким она его запомнила. Его появление стало для Эдди полной неожиданностью.

Она тут же ухватила Роя за ошейник, как будто ей нужна была опора во время бури. Потому что у нее внутри как раз и поднялась настоящая буря — эмоций, воспоминаний, вопросов, которые она задвинула подальше, потому что так и не смогла найти на них ответы, хоть и пыталась. Не одну неделю после своего возвращения домой со свадьбы в Мон-Шэмионе она думала об этой ночи и о мужчине, с которым она ее провела. Думала о том, что она сделала, и пыталась понять, почему это сделала.

После двух с половиной лет, когда она жила по привычке, без огонька, та ночь вдруг пробудила ее к жизни.

Что-то — она не знала что — в Нике Савасе глубоко тронуло ее на самом инстинктивном уровне. В самые легкомысленные свои минуты ей казалось, что он сделал для нее то, что сделал принц для Спящей красавицы своим поцелуем.

И пробудил ее не поцелуй Ника. И не занятия с ним любовью. А он сам — его энергия, его шарм, его остроумие, его ослепительная улыбка. И его глаза. Они разговаривали с ней без слов. Его глаза смеялись с ней, поддразнивали ее. Они отражали его страдания, они сопереживали ей. Они заинтересовали ее, они ее пробудили. А поцелуи и занятия любовью уже из этого выросли. Она думала, что, может быть, она легла с ним в постель из благодарности за это пробуждение. Но это было нечто большее.

Она чувствовала существующую между ними связь. Словно он что-то дал ей той ночью, и, когда они занимались любовью, она что-то дала ему взамен.

Последние два месяца она пыталась формулировать, что это, но так и не смогла. Если бы он ее нашел, попытался бы с ней поговорить, может, у нее и получилось бы. Но, конечно, он этого не сделал.

Это была одна ночь, как он и говорил. Тогда зачем он сейчас пришел?

На губах его играла заговорщицкая улыбка. А его темные глаза, которые иногда смеялись, а иногда были полны печальной задумчивости, внимательно в нее сейчас вглядывались. И опять она ощутила ту же связь, что почувствовала тогда в Мон-Шэмионе.

Значит, что бы это ни было, это что-то продлилось, по крайней мере для нее, дольше одной ночи. У Эдди перехватило дыхание.

— Что… что ты здесь делаешь?

Ей вдруг захотелось, как Золушке, чтобы он сейчас сказал, что приехал за ней. Но ее разум твердил ей, что в реальной жизни такого не бывает.

— И я тоже рад тебя видеть, — любезно откликнулся он, а потом поднял голову и вопросительно на нее посмотрел. — По-моему, мы не расстались с тобой врагами. Я такого не помню. Я вообще никакого расставания не помню. Я проснулся и увидел, что ты ушла.

Эдди ощутила, как щеки ее запылали, а пальцы еще сильнее сжали ошейник Роя.

— Ты спал. А мне надо было успеть на самолет. — Она старалась, чтобы это прозвучало по-деловому, но вышло так, как будто она оправдывалась. — Извини, — сказала она после секундной паузы. — Это была… — Она поколебалась в поисках подходящего слова. — Чудесная ночь.

Ну что еще она могла сказать? С ней такого никогда раньше не было — ни до ни после.

Он все еще ей улыбался и был все так же великолепен, только теперь на нем были потертые джинсы, темно-зеленая рубашка с закатанными по локоть рукавами и темные очки.

— Да, правда, — согласился Ник.

Он медленно скользнул по ней взглядом, как бы раздевая ее. Эдди бросило в жар.

— Я говорил с твоей матерью.

«Моей матерью?»

— Мы говорили о ее старом ранчо.

Эдди уставилась на него, ничего не понимая:

— Что?

— Она упомянула его, когда я познакомился с ней в Мон-Шэмионе. Она сказала, его нужно ремонтировать. Ну, и я пообещал, что оценю для нее объем работ.

Он здесь потому, что говорил с ее матерью? Это по работе. Это никакого отношения к ней не имеет. Она ощутила укол разочарования. Она не знала, что сказать, а Ник за ней наблюдал в ожидании какого-то ответа.

— Моны здесь нет. Она в Таиланде.

— Знаю. Я с ней вчера разговаривал.

Эдди вчера тоже с ней разговаривала, и Мона и словом о Нике Савасе не обмолвилась! И о ранчо она тоже ничего не говорила.

— Мы пару недель назад разговаривали с ней о ремонте. Но тогда я не знал, когда закончу. Она сказала, что это не важно и чтобы я просто приехал, когда освобожусь.

— Приехал? Для чего?

— Чтобы составить смету. И заняться домом, если ее устроит моя цена.

У Эдди было такое чувство, что ее предали. Значит, когда она не поддалась искушению и не повелась на Кайла, ее мать обратилась к мужчине, с которым Эдди удалилась. Эдди испытала ни с чем не сравнимое унижение.

— Тебе не может быть интересно это ранчо. Оно не стоит того, чтобы его спасать.

Конечно, это неправда. По крайней мере, она очень на это надеялась. Она обожала старый дом, в котором жила в детстве. Но это не значит, что она хотела, чтобы ее мать наняла Ника Саваса для его реставрации!

К сожалению, Рой, похоже, принял его за своего. Он начал повиливать хвостом. Эдди покрепче ухватила ньюфаундленда за ошейник.

— Судя по ее словам, у него большой потенциал. Но мы этого не узнаем, пока я его не увижу. Я сказал ей, что посмотрю и позвоню ей. Если будет смысл браться за эту работу, я составлю план и разъяснения и представлю их ей на рассмотрение.

Эдди почти его не слышала. Она понимала только, что на все, что он описывает, понадобится время. А это значит…

— Где ты остановился? — перебила его она.

Ник моргнул, потом снова заулыбался:

— Ну, Мона пригласила меня погостить здесь. Это проблема? — спросил он, внимательно вглядываясь ей в лицо.

— Я… — Это все, что смогла сказать Эдди.

«Проблема» — не то слово. Это ужасно неудобно, неловко и унизительно. Но как ему объяснить? Она уже сказала ему в Мон-Шэмионе, что Мона пытается найти ей пару. Она не хотела еще раз в этом признаваться. Не хотела, чтобы он думал, что ее мать пытается преподнести его ей на блюдечке с голубой каемочкой!

Эдди выжала из себя до крайности гостеприимную улыбку, отступила в сторону и соврала:

— Конечно нет. Никаких проблем. Я просто удивилась. Проходи. Пса зовут Рой.

— Я только принесу сумку из машины.

Эдди ждала у двери, пытаясь взять себя в руки, найти какую-то эмоциональную опору, чтобы справиться с нежданным появлением Ника Саваса в своей жизни.

Она напомнила себе, что он сюда приехал не ради нее. Он приехал, потому что ее мать что-то там такое ему наплела про ремонт ранчо.