Нектар любви

— Вы имеете в виду, что они работают на уборке сахара?

— Именно так, — кивнул он. — Даниэль Хендрикс владеет довольно большими плантациями на юге острова. Мне кажется, они ездят туда и работают на его плантациях. У Даниэля репутация очень порядочного работодателя.

— Я уверена, что так и есть, — с горечью пробормотала я и поспешно встала, больше всего озабоченная тем, чтобы не выказать кипевшие во мне чувства. Это было бы легче стерпеть, возмущенно подумала я, если бы они работали на кого-нибудь другого, но не на Даниэля Хендрикса. Почему он владеет всем и так уверен в себе? И как умудряется выжить моя семья, если никто из них не работает регулярно?

— Очень мило с вашей стороны, что вы обслужили меня, — чопорно поблагодарила я мистера Гловера.

— С удовольствием, мисс Айронсайд. — Он замешкался, не выпуская мою руку.

—

Я не должен был так расстраивать вас. Ведь они уже довольно долго живут таким образом.

— Но так не должно быть! — взорвалась я. — Это ужасно!

— Так бывает, — серьезно заметил мистер Гловер. — Такой образ жизни присущ многим людям.

Я знала, что он пытался предупредить меня, но я не хотела его слушать. Я знала, что мой дядя был принесен в жертву, и я знала также, что мне еще не были известны все подробности. Но я все разузнаю. Я узнаю каждую деталь из того, что случилось с сахарной плантацией, которой, как я знала, он когда-то владел, я разузнаю, почему он больше не является ее владельцем.

Снаружи, на ярком солнечном свете, я почувствовала себя более бодро. Вдоль всей Шарлот-стрит расположился уличный рынок, и мне так захотелось вновь услышать уличный оркестр, как он отбивает заводные ритмы. Молодые люди были так красивы в своих ярких рубашках, и они так заразительно пританцовывали около старых бензиновых канистр, которые, словно по волшебству, были превращены в музыкальные инструменты. Их калипсо были также веселы и беззаботны. Неужели они тоже были безработными?

На земле сидели люди, которые болтали и одновременно мастерили изысканные маскарадные костюмы. Костюмы изображали карточные фигуры, короли и валеты держали в руках украшенные затейливой вышивкой знамена. Был только январь, а они уже готовились к карнавалу, ради которого и живет весь остров, — последнему всплеску веселья перед унылым периодом поста.

Я нашла своих кузенов в конце рынка, они помогали продавать яркие ткани, из которых шили костюмы. Уилфред был особенно удачлив. Он стоял на краю тротуара и выкрикивал свой товар, пока не собрал вокруг себя довольно приличную толпу, после чего он начал отпускать комплименты прохожим, перемежая их с самыми непристойными шуточками, убеждая их приобрести больше костюмов и лучшего качества, чем они это делали раньше. Но покупателей и не надо было подбадривать. Ведь это было дело престижа — даже если ты последний нищий, раз в году появиться в костюме, достойном короля или миллионера, или, на худой конец, героя-любовника.

— Ты тоже должна пойти на карнавал, кузина, — лукаво напомнил мне Губерт. — Не упускай такой редкий шанс!

— Я не упущу, — пообещала я. — А для себя вы уже приготовили костюмы?

— О, разумеется, — ответил он. Он отошел от толпы и взял меня под руку. — Может, уйдем отсюда? — предложил он. — Уилфред прекрасно справится и без меня.

— Он делает это просто ради удовольствия? — спросила я.

Губерт бросил на меня угрюмый взгляд:

— А ты что думаешь? Конечно, при этом заработаешь гроши, но нам нужны деньги. Разве ты не поняла до сих пор, что мы едва сводим концы с концами и нам все равно, как заработать денег?

— Мне это приходило в голову, — подтвердила я. — Тебе это как будто совсем не по душе?

— А как бы ты себя чувствовала?

— Неважно, — согласилась я. — Но мне кажется, я смогла бы что-нибудь придумать.

— Например?

Я не знала.

— Неужели так трудно найти работу? — спросила я. — Что-то же должно быть?

— Можно найти работу, но для этого придется унижаться перед Даниэлем Хендриксом, — горько признался он.

— Но ведь не весь же Тринидад принадлежит ему, — рассудительно заметила я.

— Что касается нас, то это почти не важно, — мрачно объяснил Губерт. — Вся земля, которой он владеет, принадлежала нам. Она была бы по-прежнему нашей, если бы существовала справедливость. Уилфреда и меня воспитывали для того, чтобы мы присматривали за бесчисленными акрами сахарного тростника, но теперь у нас ничего нет, а больше мы ничего не умеем делать.

— Но что случилось? — требовательно спросила я.

— Это была семейная борьба, — сказал он с подкупающей ухмылкой, как будто тут могло быть что-то другое. — Мы владели поместьем и выращивали сахар, и все было о'кей. Папа очень умно с помощью женитьбы вошел в семью, которая владела ближайшей очистительной фабрикой, и дела у нас шли как нельзя лучше. Моя мать была из Хендриксов — они до сих пор владеют фабрикой, — но, к несчастью для отца, ее семейство не одобрило этот брак. Они не стали принимать наш сахар, а если они не принимали, то и все остальные поступили так же. Мы справлялись какое-то время, но потом стали постепенно распродавать наши земли. Даниэль, чуя хорошую наживу, покупал их с такой же быстротой, с какой мы их распродавали. И мы даже не понимали, что происходит, пока неожиданно не обнаружили, что он владеет всем, а мы абсолютно ничем!

— Но ведь они не могли так поступить с частью своей семьи! — сердито сказала я. Для меня это звучало чудовищно.

— Хендриксы слишком высокого мнения о себе, — смеясь, напомнил мне Губерт. — Боюсь, что Айронсайды недостаточно хороши для них!

— Но ваша мать приходилась теткой Даниэлю! — уныло сказала я.

— Без сомнения. Когда он был мальчиком, она нянчила его точно так же, как и нас, но мы были бедными родственниками, а на Тринидаде это до сих пор имеет значение. С Айронсайдами никто не считается, а с Хендриксами все считаются. Все очень просто. — Он засвистел, всем своим видом показывая, что ему дела нет до Хендриксов.

Я восхитилась его самообладанием.

— Но можно заняться чем-нибудь другим на этом острове, кроме сахара! — упрямо настаивала я, снова возвращаясь к главной проблеме.

— Разумеется! — насмешливо кивнул он. — Но я больше ничего не умею.

Я закусила губу.

— Ты бы мог научиться! — свирепо сказала я и начала всерьез размышлять о возможных вариантах. — Туризм, — наконец сказала я. — Это ты можешь делать. Ты можешь показывать достопримечательности Тринидада…

— Ну вот еще! Я не умею стучать в барабан в уличных оркестрах или делать что-нибудь в этом роде!

— Это не важно, — не унималась я. — Люди приезжают сюда отдохнуть, так что здесь явно замешаны деньги. Я должна все хорошенько обдумать.

Он уныло взглянул на меня, но затем все-таки не удержался от улыбки.

— Я уверен, что ты это сделаешь, — согласился он. — А пока давай пойдем на пляж и искупаемся.

Я раздумывала долго; видение ярко-синего моря и белого тропического пляжа полностью овладело мною. Ничего на свете мне не хотелось больше, чем отправиться туда. Я уже представляла, как лежу на тонком песке, в тени пальмового дерева, а вода плещется у моих ног. Кроме того, мне пора было начать загорать, чтобы приобрести тот же здоровый вид, каким отличались все жители Тринидада. К тому же у меня появится пара часов, когда мне не придется думать о Даниэле, а это было для меня сейчас самое важное. Он меня беспокоил, а я не любила беспокоиться. Я к этому не привыкла! Никто никогда не волновал меня так до сих пор. Я почти возненавидела его образ, который так легко вставал перед моим мысленным взором. Этот человек был просто чудовище. Вероломное чудовище. И все же я с нетерпением ожидала нашей встречи, чтобы скрестить с ним оружие. Получив новые сведения о нем, я могла вполне выиграть битву, а это было бы самым приятным для меня. Я представила, как он умоляет о мире, и эта мысль вызвала широкую улыбку на моем лице.