Женщина, которую нельзя забыть

Марисса горько усмехнулась.

— Слишком поздно.

— Да, — сквозь зубы сказал Каллен. — Но еще не поздно получить некоторые ответы.

— Я уже ответила тебе на все вопросы. Я не хочу выходить за тебя. Точка.

— Какого черта! — Он развернул ее к себе, его лицо потемнело от гнева. — Почему ты сразу не позвонила мне и не сказала, что беременна?

— Хорошая мысль, — холодно сказала она. — Как сейчас слышу эту беседу: «Привет. Это Марисса Перес. Помнишь меня? Я та женщина, которая…»

— Не говори ерунды. Ты знала, что я помню тебя. Я звонил тебе десятки раз после того уик-энда, и ты никогда не отвечала на мои звонки.

— Я была очень занята.

Что бы он сказал, если бы узнал, что она прослушивала сообщения снова и снова? Что иногда она проигрывала запись, чтобы только услышать его голос?

— Итак? Я жду твоего ответа, почему ты не звонила мне?

— Нет, — возразила она. — Ты просил объяснить тебе, почему я не сказала, что беременна. Предположим, я сказала бы тебе. Что бы ты мне ответил?

— То же самое. Что я тоже несу ответственность за ребенка.

— Ладно, — спокойно согласилась она. — Я готова признать, что у тебя тоже есть право интересоваться моим ребенком.

Каллен выдавил из себя улыбку.

— Какая щедрость.

— И что ты можешь некоторым образом помочь ему.

— Еще одна кроха от пирога. Продолжай.

Марисса сложила руки на коленях.

— Я готова признать тебя отцом моего ребенка. Но мне не нужны твои деньги. И я, конечно, не хочу… не хочу позорной женитьбы только ради того, чтобы ты заглушил чувство вины.

— Ты думаешь, все дело в этом? В чувстве вины?

— Нет, — мягко сказала она, — конечно, нет. Я думаю, у тебя внезапно появилось страстное желание быть отцом. — Она встала.

— Я чувствую ответственность, — холодно сказал он. — За свои действия. Или такой расклад выше твоего понимания?

Марисса хотела засмеяться, заплакать, сжать кулак и ударить его за нестерпимое высокомерие. Она посмотрела вокруг на ту ужасную обстановку, в которой жила, чтобы скопить денег перед рождением ребенка, и наконец позволила себе безрадостный смешок.

— Когда я обнаружила, что беременна, — снова начала она, — я рассмотрела все возможности. Сделать аборт или оставить ребенка. Разумное решение не так просто принять, когда внутри тебя развивается жизнь. Я знала, что ни то, ни другое решение мне не подходит.

— А-а. — Его голос был еще более бесстрастным. — Поэтому ты решила сделаться мученицей.

— Ты, сукин сын! — Ее голос сорвался. В глазах появились слезы ярости, и она отвернулась. — Езжай домой, Каллен, — прошептала Марисса. — Ты добился своего. Теперь, пожалуйста, просто уйди.

Последовало долгое молчание. Она услышала его шаги за спиной, почувствовала легкое прикосновение к плечам. Он попробовал повернуть ее к себе лицом, но Марисса отпрянула.

— Ты любишь этого ребенка, — тихо сказал Каллен.

Она не ответила. Ей не нужно было отвечать.

— Марисса, если ты любишь его, — тихо продолжил он, — тогда ты должна желать ему лучшей судьбы. Хороший дом, хорошая школа, более того, два родителя, которые заботятся о нем. Неужели это так ужасно? — Он повернул ее к себе. Ее глаза блестели от слез и он почувствовал, как что-то начало теплиться внутри него. — Женитьба — единственный выход. В глубине души ты знаешь, что это так.

— Не получится.

— Почему?

— Потому что… потому что не может это сработать.

Он улыбнулся. Это был слишком нелогичный ответ для женщины, которая так гордилась своей логикой.

— У нас все получится, если мы постараемся. Мы два умных человека. Мы найдем выход.

Она покачала головой.

— Мы чужие друг другу.

— Нет. Мы вместе провели ночь… — Его голос упал до отрывистого шепота.

На ее щеках выступил румянец.

— Ты ведь не думаешь, что на сексе можно построить семью, — прошептала она.

— Браки иногда строят и на меньшем.

— Да, но…

Был единственный способ успокоить ее, и Каллен использовал его. Он взял в ладони лицо Мариссы и поцеловал ее. Она вскрикнула, попыталась отстраниться. Он зажал ее нижнюю губу между зубами и почувствовал ее плоть. Боже, какой у нее был аромат. Ее губы пахли клубникой, клубникой, растущей на залитом солнцем холме. Марисса застонала, прижалась к нему и открыла губы. Каллен вздохнул, прижал ее к себе еще плотнее и поцеловал. В этом поцелуе отразился весь голод, который он сдерживал последние месяцы.

Она пробормотала ласковое слово на испанском и придвинулась ближе. Она была мягкой, теплой, невыразимо женственной. Ее грудь и тело округлились, готовясь к рождению ребенка.

Мое, неистово думал он. Все это мое.

Кажется, прошла вечность, прежде чем Каллен поднял голову. Марисса казалась маленькой и хрупкой, и ему ужасно хотелось снова притянуть ее к себе и защитить от всех бед.

— Марисса. — Он провел рукой по ее лицу, запустил пальцы в шелковистые локоны и убрал пряди с ее пылающей щеки. — Сколько времени тебе понадобится, чтобы собрать вещи?

— Собрать вещи? — Она замерла в его объятиях. — Я не выйду за тебя. Почему ты не слушаешь? Мне не нужна твоя помощь. Мне не нужна ничья помощь.

Она отступила и посмотрела на него.

— Ты обо мне чертовски плохого мнения.

— У меня нет никакого мнения о тебе. Я просто хочу, чтобы ты ушел.

Каллен подошел к софе, открыл дипломат и вынул оттуда стопку документов.

— Вот, — сказал он и бросил ей бумаги.

Марисса не сказала ни слова и начала читать.

Он видел, что краска сходит с ее лица. Через пару минут Каллен подошел к окну, приподнял штору, такую старую, что казалось, будто она рассыплется в прах в его руках, и посмотрел на улицу.

Как она отреагирует на прочитанное?

Он набросал проект документа, который обеспечивал ежемесячное пособие ребенку, расходы, включающие в себя все до получения им университетской степени. Как отметил Син, этого было вполне достаточно. Черт, это было немало, если учитывать всю сумму.

Вроде бы он давал ребенку все, но слово «отец» продолжало преследовать его. Он будет отцом. Он не планировал этого, не хотел этого, по крайней мере, сейчас. Может, когда-нибудь в будущем. Ведь этого хотел любой мужчина. Найти нужную женщину, жить спокойной, размеренной жизнью, завести детей…

Но вмешалась судьба. Одна ночь безумной страсти изменила все.

Поздно ночью он составил новый документ. Даже тогда он не был уверен, что использует его. Уставший, на рассвете он засунул обе стопки бумаг в дипломат и завалился в постель, говоря себе, что все решит окончательно, пока будет лететь в Калифорнию.

На самом деле он решил все только несколько минут назад. Хорошо это или плохо, но он представил Мариссе брачный контракт.

Марисса подняла глаза от бумаги. Документ, который он набросал, еле держался в ее руке.

— Брак.

— Брак, — подтвердил он спокойно. — Именно об этом я твержу тебе последний час.

— Нет! — Она отошла от него, ее щеки горели. — Именно это я говорю вам уже целый час, мистер О'Коннелл. Я не выйду за тебя. Никогда. Ты понимаешь? — Она порвала документ пополам, потом на четыре части. Обрывки бумаги упали на потертый ковер.

— Ты внимательно прочла?

— Ты имеешь в виду пункт о том, что мы будем обновлять брачный контракт каждые два года? — Марисса засмеялась. — Лазейка специально для тебя, чтобы ты смог начать бракоразводный процесс, когда тебе все осточертеет.

— Я не планирую развод, Марисса. Это просто открытая дверь.

— Это признание того, что у нас ничего не получится.

— Я не собираюсь обсуждать свое решение, — спокойно сказал Каллен. — Кроме того, я обговариваю мой финансовый вклад. Здесь говорится…

— Я знаю, что здесь говорится. Ты будешь снабжать меня… Как там написано? «Соответствующая финансовая поддержка, полагающаяся супруге».

Каллен почувствовал, что краснеет. Эти слова так ужасно звучали, потому что были плохо сформулированы.