Золотой человек

— Что вам нужно?

— Первым делом мне хотелось бы завладеть вашей двустволкой. Боюсь, как бы вам не вспомнились слова, сказанные мной когда-то на прощанье: «Пристрелите меня, если я вновь попадусь вам на глаза». Мне, видите ли, вздумалось пересмотреть свои взгляды на этот счет.

Гость схватил стоявшее в углу ружье Тимара, взвел оба курка и плюхнулся в кресло возле камина, держа оружие наготове.

— Вот так. А теперь можно спокойно потолковать. Я притащился издалека и чертовски устал. Экипаж мой сломался в дороге, и часть пути мне пришлось пройти пешком.

— Что вам здесь нужно? — сухо повторил свой вопрос Тимар.

— Прежде всего — приличный костюм. Тот, что на мне, носит слишком явные следы непогоды и постигших меня бедствий.

Тимар молча подошел к гардеробу, вынул оттуда свою бекешу с каракулевым воротником, костюм и прочие принадлежности туалета. Сложив все эти вещи на пол, он жестом указал на них Кристиану.

Бродяга, не выпуская ружья и не снимая пальца с курка, поднял вещи левой рукой и с видом знатока стал рассматривать их.

— Допустим, в некотором роде все это подойдет. Но ведь к сюртуку полагается еще кое-что. Чего, по вашему мнению, недостает такому наряду? Ясное дело, туго набитого кошелька! Разве я не прав?

Тимар по-прежнему молча достал из ящика письменного стола бумажник и небрежно швырнул его вымогателю.

Поймав бумажник на лету левой рукой, бродяга зубами открыл его и тщательно пересчитал лежавшие там крупные банкноты.

— Ну, такая сумма меня, пожалуй, устроит, — изрек он, засовывая бумажник в карман бекеши. — А нельзя ли попросить и кое-какого бельишка? Признаться, я уже две недели не менял белья. Боюсь, что я выгляжу не слишком респектабельным визитером.

Тимар вынул из шкафа белье и белые сорочки.

— Ну, я как будто полностью экипирован, теперь можно и приодеться, — цинично заметил Кристиан. — Но сперва я должен кое-что разъяснить вам, чтобы вас не удивили рубцы на моем теле. Кстати, отбросим церемонии! На кой черт нам величать друг друга на «вы»? Как-никак мы закадычные друзья, почему же нам не быть на «ты»!

Тимар, не проронив ни слова, сел к своему столу.

— Итак, дружище, — развязно начал беглец, поправляя закрывавшую глаз повязку, — ты, конечно, не забыл, как несколько лет назад отправил меня в Бразилию? Признаться, я был тронут твоей заботой, прямо-таки растаял. Даже в отцы тебя избрал и дал зарок стать честным малым. Но позднее выяснилось, что ты сплавил меня в другое полушарие вовсе не с целью сделать из меня порядочного человека. Нет, попросту я встал тебе поперек дороги. И ты мудро рассудил. Если такой негодяй, подумал ты, очутится в краях, где свирепствуют болезни, пагубные для белых, то гибель его неизбежна. Он либо подохнет, либо станет разбойником. А может, утонет в море или кто-нибудь попросту его прикончит. Так или иначе, он навсегда исчезнет с твоего пути.

Тимар сидел, опустив голову на руки. У него не было сил ни взглянуть в глаза этого чудовища, ни возразить ему.

А негодяй, почувствовав свое превосходство, язвительно продолжал:

— Ты даже доверил мне целую груду денег, не так ли? Но что они для тебя значили? Решительно ничего. Да и сделано это было с прямым расчетом, что я тебя обворую и тогда уж мне не миновать решетки. Все действительно получилось, как ты задумал. Правда, я мог не раз подохнуть от одной из тех дурных болезней, которые ничего не стоит там подцепить. Но бог миловал, я кое-как выкарабкался — чему ты был, разумеется, чрезвычайно рад! — и усердно принялся за дело! И вот, пожалуйста, в твоей кассе не хватает десяти миллионов рейсов. Ха-ха-ха! Целых десяти миллионов! Правда, жуликоватые испанцы ведут счет на гроши, — видимо, нарочно, чтобы сумма казалась посолидней. По-нашему, это всего лишь сто тысяч форинтов. И знаешь, если бы ты видел, какие дивные глаза у тамошних женщин, эта сумма — я уверен — не показалась бы тебе слишком большой. Ну что поделаешь, если бразильские красотки желают носить только настоящий жемчуг. Черт возьми, им к лицу жемчужные ожерелья! Эх, конец пришел привольному житью. Теперь мы у себя дома. Что ж, придется довольствоваться тем, что есть. Нет ананасов, обойдемся картошкой…

Мошенник явно расчувствовался.

— Так вот, твой заморский агент, этот безмозглый испанец, почему-то расценил мой поступок как преступление, распорядился поймать меня и отдал под суд. А негодяи судьи — подумай только, за юношескую шалость! — приговорили меня к пятнадцати годам каторжных работ. Ну посуди сам, разве это не варварство?

Дрожь пронизала Тимара.

— Да, круто они со мной обошлись. Сняли с меня щегольской костюм и, чтобы я не вырвался из их рук, выжгли раскаленным железом у меня на лопатке изображение виселицы.

При этих словах беглый каторжник стащил с себя сюртук морского офицера, сорвал с левого плеча грязную рубашку и с горестной ухмылкой показал Тимару багровое клеймо.

— Вот видишь! Заклеймили меня, словно я скотина какая-нибудь, один из твоих жеребят или бычков! Тебе-то что опасаться? Я и без того не собираюсь от тебя бежать!

С томительным любопытством, не отрывая глаз, смотрел Тимар на зловещую каторжную метку.

— Словом, все свершилось как положено. Потом меня схватили за шиворот, сволокли на галеру и десятифунтовой цепью приковали ноги к скамье. Можешь полюбоваться, следы от кандалов еще свежи.

И он сбросил с ног рваные башмаки, обнажив едва зарубцевавшиеся раны на лодыжках.

— Эти рубцы я тоже ношу как драгоценную памятку от тебя, — издевался беглый каторжник.

Взгляд Тимара был прикован к израненным ногам негодяя.

— Но представь себе, любезный друг, до чего благосклонна бывает судьба! Поистине пути провидения неисповедимы! Иной раз и несчастному страдальцу посылается радость! К той скамье, на которую меня столь предупредительно посадили на привязь, был прикован некий почтенный старец со всклокоченной бородой. Ему предстояло быть моим сожителем на галерной скамье целых пятнадцать лет. Вполне понятно, что человек должен хорошенько приглядеться к невесте, с которой его обручают на такой длительный срок. Пристально всмотревшись в старика, я сказал по-испански: «Сеньор, сдается, я где-то уже видел вашу милость». — «Вполне возможно, чтоб тебе ослепнуть!» — огрызнулся он. Тогда я заговорил по-турецки: «Эфенди, а не колобродил ли ты часом в Турции?» — «Ну, бывал. Да тебе-то какое дело?» Наконец, я обратился к нему по-мадьярски: «Не величали ли тебя поначалу Кристианом?»

Старик был явно ошарашен. Вытаращив на меня глаза, он ответил: «Было дело». — «В таком случае, разрешите представиться, я твой сын, Тодор! Драгоценный сыночек Тодор, твой единственный отпрыск!»

Ха-ха-ха! Можешь себе представить, дружище! Наткнуться на собственного папашу, найти давно утерянного родителя на другом конце земного шара, на галерной скамье! Провидение свершило чудо, соединив сына с отцом после столь долгой разлуки. Ха-ха-ха!.. Однако дал бы ты мне, ей-богу, кувшинчик вина да перекусить чего-нибудь Я голоден как волк, и глотку промочить не мешает, — ведь у меня в запасе еще немало занятных историй, которые должны тебя позабавить.

Тимар удовлетворил и это его желание. Получив ветчину, хлеб и вино, гость уселся за стол, поставил ружье между колен и принялся уничтожать еду с жадностью голодной собаки. С не меньшим усердием прикладывался он и к кувшину с вином, щелкая языком после каждого глотка, как человек, знающий толк в хороших напитках. Так, с набитым ртом, он снова стал рассказывать:

— Придя в себя от радости после неожиданной встречи, папаша нежно стукнул меня кулаком по башке и спросил: «А теперь говори, висельник, как ты сюда попал?» Сыновняя почтительность, разумеется, не позволила мне расспрашивать о том же моего незадачливого родителя. Я чистосердечно поведал ему, что растранжирил десять миллионов рейсов из капитала некоего господина по имени Тимар.

«А где он стащил этакую уйму денег?» — полюбопытствовал старик. Тут я растолковал ему, что названный господин ни у кого ничего не крал, поскольку он почтенный барин, крупный помещик, богатый купец и судовладелец. Но старик упрямо стоял на своем. «Все равно, — твердил он, — денежки сами не приходят, их воруют. И чем больше денег, тем крупнее была кража. Если человек сам не крал, значит, воровал его отец или дед. Существует сто тридцать три способа воровства, но только двадцать три по-настоящему опасны и могут привести на галеры». Убедившись, что старик упрям и позиций своих не сдает, я прекратил спор.