Расправить крылья

— Не откажусь, — Арнульф подошел к буфету и налил из первой попавшейся бутылки.

«15.27.» — сообщал маленький электронный будильник.

— Мне тоже налей, — попросила Марта и позвякала трубочками. — Дивная игрушка.

— Марта, почему ты меня не разбудила? — Арнульф протянул ей бокал. — Ты же знаешь, что меня ждет Ирен.

— Ждет… — Она сделала несколько глотков. — Между прочим, Арни, — Марта неожиданно оживилась, — ты потрясающий человек. Ты так действуешь на меня! Я две недели не могла придумать, и вдруг ты утром сказал про Джоконду, и у меня все сразу получилось! Правда!

— Что получилось?

— Арни, я же пишу роман. Там одна парочка никак не может пожениться, потому что они заняты поиском смысла жизни. Понимаешь?

Арнульф пожал плечами, но Марту это нисколько не смутило.

— Вот, и по ходу дела они попадают к одному старому художнику, который должен рассказать какую-то историю, чтобы хоть немного вправить им мозги. И я никак не могла придумать эту историю. А после нашего разговора я ее сразу написала, как будто кто-то диктовал мне. Послушай, я тебе сейчас прочитаю, — она склонилась к компьютеру.

— Марта, здорово, но, может быть, потом? Я схожу к Ирен, а потом ты мне все прочитаешь. Ты обещала дать мне пастель…

Марта вспыхнула.

— Все вы мужики такие! Только вы можете заниматься творчеством! А женское творчество вас не интересует! Оно вам оскорбительно! Как это баба посмела?! Что она может?!

— Марта, я не хотел тебя обидеть…

— Конечно, вы все даже не предполагаете, что, не задумываясь, унижаете женщин! Вас интересуют только наши ляжки! Да еще чтобы мы готовили вам пожрать! А то, что у нас есть ум, душа, талант…

— Марта, Марта! Конечно, читай! Он ведь не очень длинный, твой рассказ?

— Не буду. — Марта обиженно поджала губы. — Тебе ведь абсолютно все равно, что я написала, тебе лишь бы поскорее бежать к своей коро… королеве! И не смотри на меня виноватыми глазами. — Она как будто немного успокоилась. — Интересно, ты пережил бы, если бы твоя пышнотелая красотка тоже что-нибудь создавала не хуже тебя? — Марта сузила глаза. — Или ты надеешься, что она бездарна, как и полагается толстухе?

Арнульф побледнел. Стоп, испугалась Марта, чего это меня заносит, не хочет он слушать — не надо, подумаешь, не он первый… Только бы нам не поссориться! Тогда прощай, мой Клондайк!

— Ладно, Арни, не сердись, — заставила себя сказать Марта. — Я просто ей завидую. У нас с Жюлем никогда такого не было. Он, конечно, залезал ко мне в общежитие через балкон, но вовсе не ради любви, а чтобы поработать на моем компьютере. У него просто не было денег, чтобы обзавестись собственным.

Боже, а ведь у Ирен тоже компьютер! — вспомнил Арнульф. Неужели она тоже что-то там пишет?..

Глава 17, в которой я действительно отправилась за серьгами

И я действительно отправилась за серьгами. Я все равно не могла оставаться в этой сводящей с ума гулкой пустоте среди грустных персиков на полу и чудом не разбитых хрустальных фужеров.

По мосту я перешла на остров Сите. Громада Нотр-Дам красовалась всеми своими ажурами, ветерок шевелил полотнища плюща на крепостных стенах… Ну и что? Он как появился неизвестно откуда в моем доме, так неизвестно куда и пропал. Завтра я приду в свою контору, все будет как всегда…

А если очень захочется, перебегу через улицу и увижу его в зале. Это его выставка, он не может никуда оттуда деться, ему же надо торговать своими «медведками». Чем он отличается от меня? Я произвожу одежду и торгую ею, а он — своими картинами, правда, он «производит» их сам, а мою одежду — фабрика, я делаю только лекала, да и то больше по привычке, чем из необходимости. Давно можно было нанять студентку-лекальщицу… Но все равно, в принципе, мы занимаемся одним и тем же: продаем то, что сделали.

Как он попал в мою квартиру? Прилетел? Я вздохнула. Ладно, пусть прилетел, раз он умеет «расправлять крылья». Этого-то я все равно не могу… Я всего лишь хочу увидеть его снова.

Но я же могу сходить на его выставку сегодня! Я куплю серьги и пойду на нашу улицу Темпль! А может быть, пойти туда прямо сейчас? Нет-нет, надо обязательно, чтобы на мне были «его» серьги! А вдруг я их не куплю, только потрачу время, и он сегодня пораньше закроет свой зал? У меня даже озноб побежал по спине, но я уже дошла до метро. Что ж, ты заказывал серьги — будут! Должна же я показать, что мне не безразлично твое мнение.

На метро я доехала до конечной остановки «Порт-де-Клиньянкур». Утверждают, что блошиный рынок Сент-Уэн — крупнейший в мире и обойти за один день все его крошечные лавочки и переполненные барахлом магазинчики невозможно. Когда я была маленькой, мы частенько наведывались сюда с бабушкой, и она казалась мне королевой, обходящей свои сказочные владения. Ее квартирка, в которой я живу теперь, была тогда вся забита такими же, как и представленные здесь, старинными вещицами, она постоянно что-то продавала и покупала у знакомых антикваров на этих маленьких улочках за чертой города.

Но сейчас я вдруг поймала себя на мысли, что все здесь какое-то слишком мелкое, пыльное, обшарпанное. Сколько же я не была в Сент-Уэн? Бабушки нет уже лет двенадцать, в последние годы она вообще не покидала своего жилища…

В первой же лавочке я расчихалась от пыли и уже ругала себя за глупую прихоть. Впрочем, я была настолько уверена, что непременно куплю «заказанные» серьги, что даже расстроилась, не обнаружив их в этом заведении.

Наверное, зря я это затеяла, засомневалась я, выйдя из полумрака антикварной лавки. Я стояла на улочке знаменитого Сент-Уэна, состоящего сплошь из таких же улочек с бесчисленными магазинчиками и лавчонками. Странно, но сейчас я совершенно отчетливо не любила ничего старого, оно не рождало во мне, как лет пятнадцать-двадцать назад, никаких романтических фантазий. Признаюсь, от одного вида «сокровищ», выставленных в витринах, я чувствовала невероятную брезгливость и ненависть к этим предметам, посмевшим пережить своих хозяев!

Я побрела по улочке, тоскливо поглядывая по сторонам и не решаясь зайти ни в одну лавку. Мебель, безделушки, подсвечники, ковры, одежда, чучела, маски, часы, вазы, лампы… Фу, как это можно брать в руки, тащить в свой дом надменных бездушных свидетелей чужих жизней, которые с тем же безразличием будут наблюдать за вами, а потом перейдут еще кому-нибудь и точно так же снисходительно переживут и его…

Странно, но картины не вызывали у меня неприязни. Они жили собственной жизнью и добродушно разрешали присоединиться. Так и полотна Арнульфа с непроизносимой фамилией никогда не утратят живую душу, а моя одежда, «модная одежда для настоящих женщин», непременно превратится в омерзительные обноски!

В очередной витрине на побитой молью бархатной подушечке покоились «крупные серебряные с бирюзой серьги, но не цельные, а из подвижных фрагментов и цепочек».

Я растерялась. Это они! Точно, сомневаться не приходится! Но как я надену на себя чьи-то чужие серьги? Вдруг их бывшая хозяйка была несчастлива? Или, наоборот, они принадлежали отвратительной жестокой бабе?

Глава 18, в которой Арнульф спустился на шестой этаж

Арнульф спустился на шестой этаж и позвонил в дверь Ирен. Под мышкой он держал коробку пастели. Как же неудобно получилось с Мартой! — переживал он. Она придумала, как пооригинальнее познакомиться с Ирен, дала вино, персики и скатерть, сочувствует, интересуется моей живописью, а я обидел ее отказом послушать то, что она написала. Но она все равно щедро одолжила мне пастель…

За дверью не было ни звука. Арнульф позвонил еще раз. Ну же, милая, открывай, это я! — мысленно крикнул он. Пожалуйста, я соскучился! Не думай, я никуда не сбежал, просто ходил за пастелью… Я же должен нарисовать тебя так, как ты этого достойна!

Он снова нажал на кнопочку звонка. Длинная трель за дверью. И все. Ни шагов, ни скрипа половиц. Вдруг солидно залаяла собака. Арнульф даже вздрогнул, у Ирен ведь не было никакой собаки! Конечно, это не у нее, это из соседней квартиры…