Её лучшая роль

— Я все думала, признаете вы это или нет, мистер Моллинсон.

— Отчасти… ваша критика замкнула цепочку моих размышлений. Что ж! Может, мне надо принести вам свои нижайшие извинения на коленях!

— Не стоит, — едко ответила она. — Смирение вам не к лицу.

Он сдвинул брови:

— Я все равно не удовлетворен Мэри-Джейн. Что-то в ней не так, но, убейте меня, не могу догадаться, в чем дело.

— Потому что вы циник и видите в своих героинях лишь карикатуры.

— Разве? — Усталым жестом он взъерошил себе волосы. — Как я понимаю, вам тоже не очень нравится пьеса?

— Только из-за Мэри-Джейн.

Его снова охватило раздражение.

— Может быть, вы хотите, чтобы я сделал ее блондинкой с зелеными глазами?

Она вспыхнула, и к нему снова вернулось хорошее настроение.

— Мне нравится вас дразнить, вы всегда так покупаетесь на подначку! А теперь перестаньте притворяться, будто занимаетесь машинкой. Оставьте ее в покое. Я повезу вас куда-нибудь поесть. Смизи уехала на уикэнд, а мне не хочется возиться.

— Я могу вам что-нибудь приготовить.

— Вы, наверное, устали… и кроме того, я ненавижу хозяйственных женщин.

Энн не удивилась бы, если бы Пол Моллинсон привел ее в какой-то скромный непритязательный ресторанчик, но когда потом она анализировала происшедшее, поняла, что он такого никогда бы не сделал. Если он собирается поужинать в ресторане, то пойдет туда, куда хочет, независимо от того, будет ли с ним актриса, на которую он хочет произвести впечатление, или ничего не значащая для него секретарша.

Они поужинали в Дорчестере, сидя за круглым столиком на террасе в углу. Уже стемнело, и лампы в виде свечей лили мягкий свет на белые скатерти и листву живой изгороди, отделявшей их от Парк-Лейн. Мимо проносились с шумом автобусы и автомобили, время от времени заглушая жужжание разговоров и музыку, доносящуюся из окон танцевального зала.

Так же быстро, как он делал все, Пол заказал обед и, только когда официант ушел, вспомнил, что не посоветовался с ней.

— Я сожалею, — коротко бросил он. — У меня совершенно это вылетело из головы. Но надеюсь, вы любите икру и цыпленка?

Энн собиралась уже ответить «да», когда неожиданно решила, что будет хорошо дать ему первый урок.

— По правде говоря, — сладким голосом ответила она, — икра кажется мне слишком соленой, а цыплят я просто не ем.

— Тогда я верну официанта. — Пол поднял руку, и официант немедленно подошел к ним. — Может мадам снова посмотреть меню? Она хочет заказать что-то другое.

Мгновенно перед ней на столе оказалось меню, и Энн притворилась, что изучает его.

— Я, пожалуй, заказала бы копченую селедку.

— Копченую селедку? — удивленно переспросил официант.

— Копченую селедку, — твердо повторила Энн, — поджаренную с помидорами.

— Мы подаем копченую селедку только на завтрак, мадам. Может быть, вы обратитесь в кафетерий?

Разговор взял в свои руки Пол:

— Леди хочет, чтобы ей подали копченую селедку на террасе.

— Но ее невозможно приготовить на нашей кухне!

— Мне все равно, где вы ее приготовите, — резко проговорил Пол, — лишь бы вы принесли ее.

— Хорошо, сэр.

Официант исчез, а Пол положил руки на стол.

— Посмотрите на меня, мисс Лестер.

Она подняла глаза на него:

— Да, мистер Моллинсон?

— Вы ведь на самом деле не хотите копченой селедки? Правда?

Быстрая ямочка появилась и исчезла у нее на щеке.

— По правде говоря, нет.

— Тогда зачем вы ее заказали?

Она ничего не ответила, и он заулыбался:

— Мне очень хочется дождаться и посмотреть, как вы будете ее есть! — Он щелкнул пальцами, и официант вернулся. — Мадам передумала. Она решила все-таки взять цыпленка и икру!

Во время обеда Пол решительно взялся развлекать Энн, и она с удовольствием включилась в эту игру остроумия. После кофе они потанцевали. Она была высокой, но и он был выше ее почти на голову. В его крепких объятиях она почувствовала себя маленькой и беззащитной и, вздохнув, доверчиво прижалась к нему.

— Вы довольны?

— Очень. Спасибо, мистер Моллинсон.

— Лучше зовите меня Пол. Я отказываюсь слушать весь вечер, как вы называете меня мистером Моллинсоном! А есть у вас второе имя, кроме Энн?

Она покачала головой:

— Просто Энн. Ничего интересного.

— Не простая и очень интересная Энн, красивая Энн, — поправил он. — Вы ведь очень красивы и знаете это. Возможно, это одна из причин, по которой ваша мачеха вас невзлюбила. Там, где вы жили, в том районе, были состоятельные холостяки?

— Один или два.

Говоря это, Энн придвинулась ближе к нему, чувствуя, что это был единственный способ прекратить опасный разговор. И его рука сжала крепче ее руку, когда он вел ее в сложном рисунке танца. При его индивидуализме можно было ожидать, что он будет танцевать нечто собственное, не подчиняясь ритму танца. Энн так и думала, но выяснилось, что была к нему несправедлива: он оказался великолепным танцором, да и Энн не уступала ему в этом, их дуэт был идеально гармоничным. Музыка стала медленной, потом прекратилась совсем, и он, поддерживая ее под локоть, вывел из танцевального зала.

Энн зевнула и попыталась прикрыть зевок ладонью.

— Вы устали, — быстро проговорил он. — Я отвезу вас домой.

— Но вы, должно быть, тоже устали. Ведь это вы весь день занимались творческой работой.

Он улыбнулся:

— Это что, острота на мой счет?

— О нет, — серьезно сказала она и коснулась рукой его руки. — Я это говорю как комплимент.

Они прошли через весь танцевальный зал, через фойе и, обойдя отель сбоку, подошли к его машине. Поездка по темным улицам пролетела мгновенно, и очень быстро они уже были у дверей ее дома.

— Это был чудесный вечер, Энн. Еще раз спасибо, что задержались на работе.

— Я рада, что смогла быть вам полезной.

Она повернулась посмотреть на него. Его лицо было почти не видно в слабом свете приборного щитка.

— Кстати, если вы и следующую неделю будете отсутствовать, мне бы не хотелось брать жалованье.

— А на что вы собираетесь жить? Будете питаться воздухом? Я могу позволить себе оплачивать ваше время, глупышка.

Его губы небрежно коснулись ее рта. Это был первый намек на что-то интимное, на ту близость, к которой она стремилась с самого начала, но сознание того, что он целует ее, принимая за совсем другого человека, лишило поцелуй всякого удовольствия. Ей захотелось, чтобы он поцеловал ее саму, а не вымышленную героиню. Видимо, ее колебания как-то передались ему, и когда она обняла его за шею, он тут же отпрянул:

— Вы очаровательный ребенок, Энн. Идите спать.

Наклонившись вперед, он открыл ей дверцу и почти что вытолкнул из машины.

Улыбаясь, Энн поднялась по ступенькам к входной двери, отперла ее и вошла в дом.

В течение выходных она много думала о Поле. Из всех мужчин, которых она когда-либо встречала, он был самым непредсказуемым, переходил мгновенно от раздраженной озлобленности к душевной теплоте, от сарказма к комплименту. Нисколько не льстя себе, она могла сказать, что за то время, пока она у него работала, он стал все меньше видеть в ней секретаря и больше воспринимать ее как индивидуальность. Но только в этот последний вечер, когда они танцевали вместе, когда он провожал ее домой и легко поцеловал перед домом, она почувствовала, что он увидел в ней женщину. Теперь, если все пойдет по плану, она скоро сможет осуществить замысел.

Она лениво размышляла, как он прореагирует на это. Если Марти права, это заставит его с еще большим недоверием относиться к женщинам, а это, в свою очередь, отразится на его работе. Она отогнала от себя эту мысль: он должен был думать о последствиях до того, как обидел Розали Дональдс.

Утром в понедельник она оделась с особой тщательностью, радостно сознавая, что бледно-лимонный цвет ее ситцевого платья точно совпадает с цветом ее волос. Высокая, загорелая, вся золотая, она напоминала колос пшеницы, с которым Пол когда-то сравнил ее. Весело мурлыкая какую-то мелодию, она вошла в дом на Хэмпстед-Мьюз. Повесив пальто в шкаф, она прошла на кухню. Смизи еще не вернулась со своего уик-энда, и задняя дверь была открыта. Она поставила чайник, чтобы выпить чашку чаю, и прошла в кабинет.